Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[22-08-00]
Атлантический дневникАвтор и ведущий Алексей Цветков Безымянное времяЧуть более десятка лет назад любой грамотный человек мог почти без колебаний ответить на вопрос: в какую эпоху мы живем. Хотя ответы могли звучать по-разному, содержание в принципе оставалось бы одним и тем же. То, что на Западе именовали "эпохой холодной войны", советский идеолог мог назвать "торжеством социализма", борец за мир - "атомным веком", а представитель Третьего Мира - "крахом колониализма". Если вынести суть за скобки идеологий, большинство из нас понимало, что мир расколот на два взаимно балансирующих вооруженных лагеря, а все, кто не принимает в них прямого участия, обязаны выбирать позицию с учетом этого противостояния. Когда рухнула Берлинская стена, новый ярлык заготовлен не был, и постепенно утвердился временный термин: "мир после холодной войны" - на русском звучит довольно неуклюже, да и по-английски не блещет остроумием. Хочется определенности - мы привыкли судить об историческом периоде по его названию, хотя большинство людей эпохи Возрождения не имело понятия, что и где возрождается, а народы Просвещения большей частью прозябали в невежестве. Можно добавить, что XIX век, один из узловых в истории человечества, так и остался без этикетки. Тем не менее, редакция американского журнала Foreign Policy предложила тему для обсуждения: как назвать эпоху, в которой мы сейчас живем - исходя из предположения, что это уже не конец прошлого, а начало будущего. Речь, конечно, идет не просто об игре остроумия: чем глубже понимаешь, тем правильнее назовешь. С этой целью редакция обратилась к десятку видных специалистов в разных сферах человеческой деятельности, социологам, историкам, предпринимателям и государственным деятелям, американцам и иностранцам, с просьбой изложить на трех страницах конспект ближайшего будущего и дать этому будущему подобающее название. Заметка известного финансиста и филантропа Джорджа Сороса названа "Эпоха открытого общества". Сорос, заработавший миллиарды на финансовых спекуляциях, в последние годы выступает с резкой критикой современного капиталистического общества. По его словам, мы живем в эпоху открытых обществ, но их взаимодействие с менее развитыми государствами далеко не налажено, и свободное движение капитала мешает правительствам таких государств вести разумную финансовую политику. Сорос предлагает заключить своеобразный глобальный союз, который мог бы корректировать издержки свободного рынка - за рамками существующих международных финансовых организаций, а если понадобится, то и за рамками ООН. Все зависит от доброй воли развитых демократических государств и их правительств. "Демократические правительства... несут ответственность перед своим электоратом. Поэтому стимул к созданию союза должен исходить от народов, а не от их руководителей. Граждане, живущие в открытых обществах, должны осознать, что глобальное открытое общество есть нечто, ради чего можно пойти на жертвы. Эта ответственность лежит в особенности на Соединенных Штатах, единственной оставшейся сверхдержаве и доминирующей силе глобальной капиталистической системы... Однако Соединенные Штаты слишком увлеклись своим успехом и не в состоянии понять, почему они должны подчинить свой национальный интерес некоему туманному общему принципу. Соединенные Штаты ревностно стоят на страже своего суверенитета и ведут себя так, словно они должны сами судить, что правильно, и что неправильно. Прежде, чем Вашингтон будет готов возглавить союз за открытое общество, ему следует серьезно изменить свои взгляды". Создается впечатление, что Джордж Сорос забыл к концу абзаца то, что сказал в начале. Если в демократических обществах инициатива должна исходить от электората, а не от правительства, то почему его упреки и пожелания адресованы Вашингтону, то есть именно правительству США? И неужели он думает, что этот электорат отодвинет свои успехи в сторону и действительно подчинит собственные интересы "некоему туманному общему принципу", хотя бы и самому возвышенному? Разве что правительство последует известному совету Бертольта Брехта и изберет себе другой народ. Очевидно, что Джордж Сорос несколько уклоняется от темы, предложенной журналом, и говорит не о том, что есть или будет, а о том, что должно быть. Нет никаких оснований полагать, что народ США или какой бы то ни было другой развитой страны отодвинет собственное благосостояние на второй план и займется созданием глобального механизма процветания - в лучшем случае этим может заняться само правительство, не консультируясь с народом, но в Соединенных Штатах это труднее, чем где бы то ни было. Дело тут не в качестве народа, а в самой человеческой природе, которую идеалисты всех времен пытаются игнорировать. Идеалисты обычно раздают деньги, которые уже сделаны капиталистами, хотя в случае Сороса это, конечно, один и тот же человек. Совсем иной подход к теме демонстрирует Мартин ван Кривелд, профессор Еврейского университета в Иерусалиме, один из ведущих историков и теоретиков войны. Основной тезис ван Кривелда, который он развивает в своем труде "Преображение войны", заключается в том, что в современном мире идея Клаузевица о войне как продолжении политики другими методами устарела, если вообще когда-либо была верна. Войны велись задолго до возникновения государств, а сейчас традиционные государства-нации теряют свою доминирующую роль, в частности из-за глобализации. Кроме того, ван Кривелд говорит о приватизации войны: современное оружие, не говоря уже о методах терроризма, предоставляет большие льготы обороне и нейтрализует многие из преимуществ традиционных государственных армий. Об этом свидетельствует опыт США во Вьетнаме, Советского Союза в Афганистане, не говоря уже о двойном фиаско России в Чечне. Нынешние войны в Африке, Азии и Латинской Америке ведутся большей частью не государствами, а вооруженными группировками - иногда против государства, иногда друг против друга. Такое положение вещей, напоминает ван Кривелд, уже имеет прецедент в истории: Средние Века, когда государства в современном смысле не существовало, а войны были частным делом тех, кому они были по средствам. Его заметка, вполне естественно, называется "Новое средневековье". "Уже сейчас этот процесс быстро переносит нас в Средние Века. Место императора занял президент Соединенных Штатов, а папы римского - генеральный секретарь Организации Объединенных Наций... Так же, как и в средние века, президент и генеральный секретарь спорят из-за денег. Как и в Средние Века, президент располагает военной мощью, а генеральный секретарь пытается овладеть общественным мнением. И, может быть, важнее всего то, что генеральный секретарь по-видимому приобретает престиж за счет президента: для того, чтобы воевать в Косове, Сомали и Кувейте, последнему в конечном счете потребовалось разрешение первого". Похоже, что красивой теории не жалко принести в жертву любые факты. Операция в Косове была проведена силами НАТО, и ООН подключилась к ней лишь по завершении военных действий. В Сомали американские морские пехотинцы отправились не воевать, а обеспечить безопасность гуманитарной операции по борьбе с голодом - именно некомпетентные действия командования ООН привели к их эвакуации, после чего, стоит отметить, американские законодатели навсегда зареклись уступать командование национальными вооруженными силами третьей стороне. И лишь международный военный контингент в Кувейте реально действовал под эгидой ООН - в порядке уступки арабским участникам союза, а вовсе не из-за авторитета генерального секретаря. Два сценария нашей эпохи, которые я только что привел, - лишь небольшая часть комплекта, представленного на страницах журнала Foreign Policy. Ни первый, ни второй нельзя отнести к категории исторических прозрений. Они представляют собой как бы полюса мнений, позицию проповедника и позицию доктринера: первый требует от реальности, чтобы она привела себя в соответствие его высшим принципам; второй, подобно Архимеду в эпизоде с римским солдатом, предпочитает от нее отмахнуться: дескать, не тронь моих чертежей. Большинство остальных разместилось внутри этого спектра мнений, но и они не сотрясают устоев. У меня нет никакого желания подробно разбирать здесь теории профессиональных оптимистов: эти люди, напевая, продвигаются по темной комнате и тщательно освещают пол фонариком - им невдомек нащупать выключатель на стенке, и они обречены налететь лбом на шкаф. Большинство из них ближе к категории доктринеров, хотя, в противоположность ван Кривелду, видят эпоху в розовых тонах. В их числе - социолог Фрэнсис Фукуяма с его навязшей в зубах сказкой о либеральном "конце истории", а также писатель и журналист Роберт Райт с гимном победному капитализму и глобализации. На мой взгляд, наивнее всех выглядит Джессика Мэтьюз, президент Фонда международного мира Карнеги, который собственно и издает журнал Foreign Policy. Неизбежность процветания, на ее взгляд, обусловлена информационной революцией. Если последовательно придерживаться этих взглядов, то проблемы Африки следует решать, сбрасывая на этом континент миллионы компьютеров: тамошние массовые убийцы и любители геноцида наверняка отложат автоматы и мачете, а умирающие от голода бодро затянут пояса, чтобы совместно вкусить прелестей Netscape'a и ICQ. Несколько особняком стоит позиция Кристофа Бертрама, директора исследовательского института международной политики и безопасности в немецком городе Эбенхаузене: он, как говорят по-английски, остался сидеть на заборе, а по-русски - ушел в кусты. Его заметка называется "Междуцарствие" - иными словами, он считает, что мы живем в "никакую эпоху", переходную, предшествующую другой, когда, наконец, что-то все-таки начнет происходить. На мой взгляд, при всей кажущейся мудрости такого приема, это - не более чем циничная уловка. Любой период можно считать переходным от предыдущего к следующему. Человеку эпохи Возрождения, не видящему толка в портретах Мадонн и переводах античных классиков, его собственная эпоха вполне могла казаться переходной - скажем, от Средневековья к Реформации. Все эти социологические ухищрения напоминают мне старинную суфийскую притчу о слепцах, которых спросили, как выглядит слон. Слепцы старательно ощупали животное и доложили свои наблюдения. Тот, который щупал ногу, настаивал, что слон вертикален и цилиндричен. Другому достался хобот, и он утверждал, что слон - длинный и гибкий, вроде змеи. Мнения знатоков хвоста или бивня тоже резко отличались. Что же уцелеет после такой критики? Оставив в стороне проповедников, доктринеров и оптимистов, теоретиков, заклинающих действительность приготовленным загодя рецептом, попробуем найти реалиста, который именно к действительности приноравливал бы собственные взгляды. Журнальную подборку открывает в соответствии с алфавитом заметка Фуада Аджами "Новая вера". Аджами - известный политолог-востоковед, профессор университета Джонса Хопкинса. Он сразу оговаривается, что дать название эпохе можно лишь задним числом, когда известны временные рамки и подведены итоги. В противном случае (тут я уже замечаю от себя) мы рискуем уподобиться упомянутым выше специалистам по хвосту или хоботу, тогда как слона следует ощупать целиком. Вместе с тем, Аджами вовсе не считает, что мы живем в эпоху, когда ничего не происходит и ничто не содержит внутреннего смысла. Одно из определяющих событий нашего времени произошло, на его взгляд, летом 1995 года на востоке Боснии, когда в Сребренице 6546 человек были убиты и погребены в братской могиле, в то время как весь мир смущенно отводил глаза. Оно произошло параллельно триумфу Интернета, расцвету фондовых бирж и всей прочей посткоммунистической эйфории. Это событие, позволю себе подхватить мысль Фуада Аджами, было определяющим в том смысле, что оно грубо пробудило в нас сознание продолжения истории, что бы ни утверждал Фукуяма. "Новый миропорядок", провозглашенный президентом США Джорджем Бушем, рассыпался, так и не сформировавшись. Он, конечно, так и остался новым, потому что наступил после старого, но совсем не в том смысле, в каком хотелось. Аджами обращается с призывом не к эпохе, а к нам, читателям: с призывом сохранять интеллектуальную скромность перед лицом исторических событий, в чьи намерения вовсе не входит идти навстречу нашим пожеланиям. "Президент Билл Клинтон, этот апостол глобализации и Нового Пути, высказывает общее мнение, что демократические государства не воюют друг с другом, что страны, которые друг с другом торгуют, не прибегают к войне и завоеваниям. Он говорит об Интернете и связанной с ним модернизации почти в поэтическом тоне. Но мы не выщелкнули мышью свой путь из истории; мы, прибегая к языку экономистов, не аннулировали фундаментальные принципы. Монтескье в "Духе законов" выразил в точности ту же идею: "Естественный результат коммерции состоит в том, что она ведет к миру...". Однако, несмотря на все эти надежды, мы не освободились от власти истории". О том, насколько такое предостережение необходимо, свидетельствует, конечно же, большинство соавторов Аджами по журнальной подборке. Что пользы от благонамеренных заклинаний Джорджа Сороса какой-нибудь Колумбии, которую уже двадцать лет раздирает кровавая гражданская война, без принципов и платформ, война исключительно за деньги и власть? Где в либеральном чистилище Фукуямы отыскать место для Испании, у которой вполне ладится дело и с демократией, и с Интернетом, но которой приставили нож к горлу несколько десятков убийц с идеологией? Что ж, попробую и я вскочить на ходу в поезд, снаряженный американским журналом, и прокатиться на нем хотя бы зайцем. Крах коммунизма исцелил большинство из нас, даже очень непонятливых, от предрассудков марксизма, но один все-таки уцелел: иллюзия прогресса. Никому, или почти никому не придет в голову отрицать, что американцы или немцы живут сейчас намного лучше, чем сто или даже тридцать лет назад. Но мы почему-то видим в этом гарантию, что еще через тридцать или сто лет все по-прежнему будет идти по восходящей. Мы верим, что прогресс необходимо встроен в историю, как некая движущая пружина, и все, что от нас требуется - это не препятствовать движению, не становиться мчащемуся поезду поперек рельс. Откуда такая вера - "новая вера", как она названа в заголовке статьи Аджами? Маркс, конечно, не был изобретателем, им не был даже Гегель. Вера в прогресс возникла на заре XIX века и неизменно ему сопутствовала, она даже пережила его, просуществовав до августа 1914 года. Этот век, как и все другие, изобиловал бедами и катастрофами, юность капитализма была довольно неприглядной, о чем до сих пор полезно почитать у Энгельса. Но он, по крайней мере в своей западной редакции, к которой тогда примыкала и Россия, оказался редким примером движения по восходящей, с постоянным ростом производительности труда, техническим прогрессом, углублением демократии и заботой о просвещении. Если взглянуть из перспективы мусульманского мира или Китая, там XIX век был, конечно же, совсем другим. Этим иллюзиям Запада нанесла сокрушительный удар Первая Мировая война - бесспорно главное событие столетия, которое в России заслонила сначала революция, а затем перекроенная идеологией и переименованная в Великую Отечественную Вторая Мировая война - фактически вторая серия Первой. Вековой мираж рухнул, вера в прогресс испустила дух. Но она все-таки воскресла, потому что верить в хорошее приятно. Одно дело - работать в надежде, что завтра тоже подвернется заработок, и совсем другое - уверенность, что зарплата положена навсегда, и ее рост исторически обусловлен. При всех наших упованиях на глобализацию полезно вспомнить, что нынешняя интеграция мировой экономики только сейчас достигает той же степени, какой она достигла перед Первой Мировой войной. По поводу веры в прогресс я позволю себе, уже наверное не в первый раз, привести притчу Бертрана Рассела о фермере и корове. Наблюдая, что фермер каждый день задает ей корм и всячески за ней ухаживает, корова приходит к выводу, что будущее прекрасно, что ее дружба с фермером и проистекающее из нее удовольствие будут день ото дня расти. Но однажды фермер отводит корову на бойню. Прогресс, конечно, возможен и реален, хотя не прописан ни в каком историческом законе. Британский философ Карл Поппер, один из ведущих борцов с идеей исторического прогресса, отмечал, что реален только такой прогресс, который является постепенным результатом наших общих и целенаправленных поступков. Существует только тот огород, который вскопан твоим собственным трудом и орошен твоим потом. Исторически обусловленных огородов не бывает. Эта простая истина дороже любой информационной революции, которая не решит за нас ни единой задачи без нашего личного участия - ни в Боснии, ни в Колумбии, ни в России. Если нам повезет, наше время останется в истории безымянным, как блаженный XIX век, но без его оглушительного финала, - одно время на всех, потому что от Боснии в будущее не убежишь. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
