Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[26-06-01]
Атлантический дневникАвтор и ведущий Алексей Цветков Братья и сестрыЛюдям свойственно роптать на несовершенство цивилизации, на рост преступности и на нескончаемое падение нравов, которое, если верить историческим свидетельствам, давно должно было низвергнуть нас в чудовищную пропасть - многие считают, что уже низвергло. Но еще более нам свойственно гордиться - достижениями технологии, науки или искусства. Никому не придет в голову кичиться успехами этики, поскольку, с одной стороны, непонятно, как эти успехи оценивать, а с другой - в чем они вообще состоят. Между тем, этика и ее практическое применение, то есть нравственность, или мораль, представляют собой совершенно уникальные человеческие достижения: искусство жить и преуспевать в цивилизованном обществе. В знаменитом платоновском диалоге "Государство" один из участников беседы, Тразимах, утверждает, что этика - просто массовое лицемерие, и что она имеет смысл и пользу только для слабых, а человеку, располагающему силой и могуществом, мораль ни к чему. Тразимаху возражает Сократ, и я еще найду время упомянуть, до чего он договорился. Испокон века этика была функцией обычая и религии, но сегодня эти устои поколеблены, а социальные условия резко усложнились, и поэтому возникла необходимость в специалисте. Действительно, десять заповедей могли быть вполне достаточным руководством для примитивного кочевого общества, но как вывести из них нравственные принципы налогообложения или авторского права? Философы никогда не оставляли мораль в покое: помимо уже упомянутого Платона можно вспомнить Иммануила Канта. Сегодня одним из крупнейших специалистов по этике считается австралиец Питер Сингер, профессор биоэтики Принстонского университета в США. Обратите внимание на слово "биоэтика". Питер Сингер приобрел мировую известность своей теорией этического отношения к животным. Его перу принадлежит ряд книг и множество статей по этому вопросу, в том числе фундаментальный труд "Освобождение животных" - уже из названия видно, что речь идет не просто о хорошем отношении к четвероногим братьям, а о чем-то более радикальном. Сегодня идеи Сингера обсуждаются во всем мире и изучаются в ведущих университетах. Они даже положили начало новой юридической дисциплине - праву животных. Американский сетевой журнал "Слейт" опубликовал под рубрикой "Диалоги" беседу Сингера посредством электронной почты с видным юристом, судьей федерального апелляционного суда Ричардом Познером, который также преподает в юридической школе Чикагского университета, и сегодня я хочу представить некоторые аргументы из этой виртуальной переписки. Поднимая эту тему перед российской аудиторией, я предвижу неизбежное возражение: дескать, в стране, где еще далеко не все ладно с правами людей, говорить о правах животных пока рано. Такое возражение не просто ошибочно - оно, на мой взгляд, аморально. Какова бы ни была система нравственных принципов, которой мы придерживаемся, она всегда либо действует целиком, либо не действует вообще, - ее, еще в меньшей степени, чем рыночную экономику, можно принимать по частям. Было бы совершенно нелепо, например, запретить в стране убийства, но до поры до времени оставлять без наказания изнасилования или воровство, ссылаясь на то, что для запрета еще не созрели социальные условия. Систему взглядов Питера Сингера проще всего представить в его собственных словах - вот что он пишет в своем первом послании судье Познеру. "До возникновения современного движения в защиту животных существовали общества предотвращения жестокости по отношению к животным, но эти организации в большинстве своем придерживались правила, согласно которому благополучие "нечеловеческих" животных заслуживает защиты лишь в том случае, если не затронуты человеческие интересы. Человеческие существа рассматривались как принципиально отличные от всех форм животной жизни и бесконечно их превосходящие. Если наши интересы вступают в конфликт с их интересами, поступаться следует всегда именно их интересами. В противоположность этому подходу, взгляды, в защиту которых я хочу выступить, ставят человеческие и нечеловеческие существа как таковые на один нравственный уровень... Однако, во избежание распространенных недоразумений, мне необходимо точно пояснить, что я имею в виду. Конечно же, "нечеловеческие" животные не могут иметь равного права голоса и не должны нести ответственность за свои действия... Фундаментальная форма равенства - это равный учет интересов, и именно ее мы должны распространить за пределы нашего биологического вида. По сути это значит, что если животное чувствует боль, эта боль имеет такое же значение, как если бы ее чувствовал человек..." Напомню, что французский философ Рене Декарт считал животных чем-то вроде простых автоматов, а их реакцию на боль или ласку - имитацией, системой рефлексов, имеющей целью ввести нас в заблуждение. Тем не менее, не только наш личный опыт, но и данные современной науки убеждают нас, что животные реально чувствуют боль, испытывают эмоции и что некоторые из них способны мыслить, хотя и не в такой степени, как взрослый зрелый человек. А коли так, мы обязаны действовать по отношению к ним точно так же, как по отношению к людям в аналогичной ситуации, и придать этой практике силу закона. В противном случае наша система нравственности приобретает черты лицемерия. Конечно же, речь может идти лишь о животных, которых мы считаем "высшими", пресмыкающихся, птицах и млекопитающих. Чтобы придать стройность этой нравственной теории, Питер Сингер намеренно исключает из своей терминологии слово "человек" - он ведет речь только о животных, "человеческих" и "нечеловеческих". Кое-кому такая революционная этика может показаться странной и даже дикой, но большинство из нас на первый взгляд не увидит в ней ничего дурного. Совсем недавно суд в Калифорнии приговорил к трем годам лишения свободы человека, который в приступе досады бросил под колеса чужую собаку. Любители животных во всем мире собрали 140 тысяч долларов в качестве вознаграждения за поимку преступника, и через год с лишним он был найден. Однако при ближайшем рассмотрении становится очевидно, что логика Сингера может завести слишком далеко - туда, где многие из нас совсем не ожидают оказаться. Полемизируя с Сингером, судья Познер, который, по собственному признанию, не желает животным никакого зла, приводит два теоретических примера. Представим себе, что на наших глазах собака пытается укусить ребенка. Для того чтобы ей помешать, необходимо причинить ей боль, и в принципе эта боль может быть сильнее той, которую собака причинит ребенку. Руководствуясь этикой Питера Сингера, основанной на чистом балансе боли и интеллекта, в этом случае все-таки следует позволить собаке укусить ребенка, чтобы сумма причиненной боли была меньше. Предположим далее, что интеллект шимпанзе равен одному проценту интеллекта взрослого человека. В этом случае цена жизни 99 шимпанзе все-таки меньше, чем цена человеческой жизни, и в ситуации, когда неизбежен выбор, этими 99 животными (Сингер добавил бы "нечеловеческими") можно пожертвовать ради спасения человека. Но уже 101 [один] шимпанзе перевесит человека на этих нравственных весах, и спасать следует именно животных, а не человека. Таким образом, нравственность, чьи законы мы испокон века привыкли считать абсолютными, хотя и постоянно их преступаем, сводится у Сингера к своеобразной абсурдной арифметике: добавь на весы лишнюю пару хомяков, и они перевесят любого из нас. А если кому-то эта ситуация представляется надуманной и чисто теоретической, напомню, что испытания лекарств, необходимых порой и для спасения человеческой жизни, проводятся на животных, в том числе и на высших приматах. Как Питер Сингер, так и Ричард Познер ведут дискуссию с чисто светских, атеистических позиций. Религия догматически придает человеческой жизни абсолютную ценность, которую нельзя уравновесить никаким количеством животных, и поэтому в религиозных терминах такой диалог был бы вообще невозможен. Тем не менее, судья Познер отвергает строгую логику Сингера, его нравственную арифметику. По его словам, нравственные принципы нельзя выстраивать чисто логически, на основании умозрения. "Одна из причин, по которой нравственные аргументы не действенны в изменении нашего поведения, заключается в недостатке непреложности, в их радикальной неубедительности в таком нравственно разнообразном обществе как наше, где аргументы могут исходить из несовместимых предпосылок. Но есть и нечто более глубокое. Нравственный аргумент часто может казаться убедительным, если он не слишком точно изложен и логически не завершен, но он почти всегда неубедителен, если он логичен. Нелогичный прагматик удовлетворится признанием, что боль плоха, что животные испытывают боль, и что, таким образом, при прочих равных, мы должны облегчать страдания животных, если можем это сделать небольшой ценой. Вы же, исключительно логичный прагматик.., не довольствуетесь подобной чепухой. Вы хотите довести тезис о том, что боль плоха, кто бы ее не испытывал, до логического предела". Но как же в таком случае строить этическую систему, не опираясь на замшелые традиции и религию, которая далеко не для всех обладает авторитетом? По мнению Ричарда Познера, опираться следует на интуитивную обязательность нравственных принципов в коллективном сознании общества. Иными словами, невозможно с помощью простой логики внушить большинству людей, что ходить с бритым подбородком безнравственно и, напротив, что вполне этично сжигать на костре вдову после смерти мужа, хотя существуют общества, где традиция диктует именно такое поведение. Но можно ли доверять этой интуитивной обязательности? Питер Сингер приводит в пример тот факт, что до сравнительно недавнего времени большинство людей верило в превосходство одной расы над другими, в законодательном порядке преследовало иноверцев, гомосексуалистов и другие меньшинства. Значит ли это, что подобные действия были нравственными - по крайней мере в то время? По мнению Ричарда Познера, подобные взгляды основывались на заблуждениях, и эти заблуждения развеивались вовсе не философами, а нравственными активистами, социальными лидерами и просветителями, такими как борец за гражданские права чернокожих Мартин Лютер Кинг или феминистка 60-х годов Бетти Фридэн. Возражая Познеру, Сингер обвиняет его в этическом нигилизме, в неверии в силу логического аргумента, и сравнивает с уже упомянутым платоновским Тразимахом из "Государства". В ответ Познер напоминает, что Тразимаху возражал философ Сократ, и что он противопоставил его нигилизму модель тоталитарного общества, где господствует цензура, где разрушена семья, и где правят философы. Ричард Познер, как и Питер Сингер, не верит в то, что цена человеческой жизни бесконечно превосходит цену жизни животного. Но он не может согласиться с тем, что эту жизнь можно разбить на сотню жизней шимпанзе. Он просто отрицает существование подобной линейки и шкалы, утверждая, что есть области, где наше искусство счета теряет силу. Питер Сингер не изобрел нравственную арифметику, которую изобличает в его теориях Ричард Познер. Она восходит еще к тем временам, когда этика стала освобождаться от безраздельного господства религии и обретать философскую самостоятельность, к эпохе Просвещения. Общеизвестна старинная этическая задача: если горит дом епископа, то кого следует спасать в первую очередь - самого епископа или его служанку? Сегодня для нас ответ неочевиден, и это уже само по себе свидетельствует о многом, но тогда он был ясен: надо спасать епископа, потому что он приносит больше пользы обществу. Такой ответ грешит именно тем отсутствием внутренней непреложности, о которой упоминает Познер: далеко не всякий обязательно согласится с тем, что труды епископа приносят больше пользы, чем работа служанки, и, что еще важнее, не всех устраивает сама оценка человеческой жизни на основании приносимой пользы - слишком уж это отдает коммунистическим бараком. Кроме того, я вполне могу считать пользой то, в чем другой усмотрит несомненный вред. Одним из крупнейших моральных философов всех времен считается Иммануил Кант. Его система этики основана именно на чувстве внутренней непреложности, но в отличие от Ричарда Познера он видит фокус этой непреложности не в господствующем мнении, а в совести конкретного человека. Нравственное поведение состоит в том, чтобы всегда поступать в соответствии с этим непреложным внутренним законом, так называемым "категорическим императивом". Эта система действует лишь в том случае, если ей подчиниться неукоснительно: к примеру, если лгать - аморально, то не следует лгать никогда. К чему это может привести на практике, слишком очевидно. Так, если вор, вломившийся в вашу квартиру, спросит, где лежат деньги и ценности, у вас нет иного выхода, кроме как сказать правду. А если вы, допустим, скрываете жертву от потенциального убийцы? Нет, уж лучше назад, к десяти заповедям - даже они куда гибче. Неумолимая и последовательная логика Питера Сингера приводит его к таким же крайностям, к каким она приводила когда-то и Сократа, и Канта. Если человек не обладает абсолютной ценностью, то мы должны применять к нему относительные, шкалу боли и интеллекта. Многие люди, как хорошо известно, уступают в интеллекте обезьянам и собакам, и это вовсе не глупая шутка: некоторые рождаются с тяжелым дефектом мозга, другие впадают в растительное состояние на поздних стадиях болезни Альцгеймера. По логике Сингера, эти люди выпадают из нравственного пространства, и к ним без колебаний следует применять те же меры, что и к безнадежно больным животным - усыплять. Что же касается самих животных, которых мы на время упустили из виду, то идеи Питера Сингера взяты сегодня на вооружение некоторыми экстремистскими движениями в защиту животных и за их эмансипацию. Представители этих движений вполне усвоили нравственную арифметику - они не только собирают подписи и опрыскивают аэрозолями шубы, но используют и прямо террористические методы, устраивая взрывы на фармацевтических и других предприятиях, где проводятся эксперименты на животных, калечат или даже убивают людей, которые проводят эти исследования. Надо ли напоминать, что тоталитарные идеологии минувшего века, нацизм и коммунизм, были именно такими системами нравственной арифметики, и хотя их авторы были совсем не того интеллектуального калибра, что Кант или даже Сингер, в последовательности им не откажешь. Значит ли это, что выхода нет, и что нам следует вернуться назад, к религиозным системам этики? Но сегодня это уже не выход, и дело не столько в распространении неверия, сколько в принципиальной терпимости и плюрализме современного общества, от которых большинство из нас не желает отказываться. Каким образом можно навязать всему человечеству единые нормы, если, например, христианство вовсе не обращает внимания на животных, и слово "пес" в Библии носит неизменно бранный характер, тогда как джайнизм, одна из религий Индии, запрещает причинять вред даже муравью, что в реальной жизни просто неосуществимо? Правота, конечно же, на стороне Ричарда Познера, которому здравый смысл юриста диктует неизбежность социально приемлемых норм, таких, которые не навязаны снаружи, а продиктованы нравственной эволюцией самого общества, даже если из них ни в какой данный момент нельзя выстроить логическую систему. Категорический императив не работает в мире, где мы чаще всего вынуждены выбирать не между черным и белым, а всего лишь между оттенками серого, и о котором поэт сказал, что ворюги ему милей, чем кровопийцы. И тем не менее, надо ли приносить Питера Сингера, экстремиста, заслужившего себе прозвище "профессор Смерть", целиком в жертву этому будничному здравому смыслу? Заслуги здравого смысла в истории невелики. За спиной любого Мартина Лютера Кинга или Бетти Фридэн всегда стояли философы, служители чистой идеи, которые не страшились своих самых парадоксальных выводов. Общество, не нуждаясь в их железной логике, обтачивало эти идеи в своем коллективном сознании, отвергая экстремизм верных учеников, и только таким образом возникала та самая интуитивная обязательность, к которой апеллирует судья Познер. Без Канта и без Платона наш мир был бы намного беднее именно тем, чем мы еще и по сей день богаче даже самых человекообразных обезьян. Эти скромные побеги уже взошли из посевов Питера Сингера, и если сегодня курам и телятам выделяют клетки пошире, с енотов реже сдирают кожу, а щенков не топят, в этом есть заслуга и австралийского мыслителя с его невозможными идеями. Благодаря ему мы начинаем понимать, что, обижая младших братьев и сестер, мы пятнаем собственное достоинство. А других идей у нас нет - и не будет, пока новый Моисей не сойдет с Синая с новыми скрижалями. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|