Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[21-08-01]
Атлантический дневникАвтор и ведущий Алексей Цветков Мексиканский синдром"Как далеко от Бога, как близко к Соединенным Штатам!" - эти слова, давно вошедшие в поговорку, приписываются Порфирио Диасу, президенту Мексики на рубеже XIX-XX столетий. Сам Диас был из числа тех, на ком, как говорится, пробы негде ставить: типичный деспот "третьего мира" задолго до того, как этот термин вошел в употребление, человек, опередивший свое время. Тем не менее, он хорошо знал, о чем говорил: в годы его правления Соединенные Штаты постоянно вмешивались во внутренние дела Мексики, а в середине XIX века навязали ей несправедливую войну, осужденную передовым американским общественным мнением. Результатом этой войны стала аннексия Техаса, Нью-Мексико и Калифорнии. Мексика при этом как не отдалилась от Соединенных Штатов, так и не стала ближе к Богу. Большинство стран земного шара расположено дальше от США, чем Мексика. Тем не менее, сегодня жалоб, похожих на высказанную Диасом, раздается все больше, - то ли планета съежилась, то ли тень, отбрасываемая североамериканским колоссом, увеличилась. Еще десять лет назад большинство развитых стран было сплочено противостоянием коммунистической угрозе, и Соединенные Штаты играли в этом противостоянии роль лидера и гаранта коллективной безопасности. Но сегодня, когда угроза исчезла, а США стали единственной в мире сверхдержавой, удивление вызывает не столько обилие жалоб, сколько отсутствие их прямого политического результата - ополчения былых союзников на вчерашнего вожака, глобальной перегруппировки сил. В конце концов, именно такое поведение было свойственно победителям на протяжении всей человеческой истории. Этим наблюдением открывается статья в американском журнале National Interest под названием "Кто боится великана?". Ее автор - Йозеф Иоффе, европеец, редактор и издатель влиятельного немецкого еженедельника Zeit, и его точка зрения, естественно, представляет куда больший интерес, чем если бы это был самый просвещенный и объективный американец. "...История (и теория) утверждает, что великая держава порождает противодействующую силу. В настоящий момент Соединенные Штаты - самое могущественное государство на Земле. Вся планета находится в пределах их досягаемости. В сравнении с их экономикой следующая по порядку, японская, кажется карликом - в два с половиной раза меньше. Их расходы на оборону превышают совместные аналогичные затраты следующих пяти самых расточительных государств. И дело не только в "жесткой мощи". "Мягкая мощь" США, если воспользоваться термином Джозефа Ная, выглядит еще внушительнее, чем ее экономические и военные козыри. Культура США, как массовая, так и элитарная, распространяется вовне с интенсивностью, не виданной со времен Римской Империи, но с одним резким отличием. Культурное господство Рима и Советской России прекращалось в точности на их военных границах. Однако "мягкая мощь" Америки господствует над империей, где никогда не заходит солнце". Йозеф Иоффе напоминает о таких исторических прецедентах, как распад антинаполеоновской коалиции после Ватерлоо и Венского Конгресса, или Антанты после Первой Мировой войны. Но НАТО, созданное в годы и для нужд холодной войны, не только не распадается, но даже расширяется и приобретает новые функции при сохранении ведущей роли все тех же Соединенных Штатов. Это, конечно, не означает, что отношение к США остается неизменным. Иоффе приводит в качестве примера отрывок из колонки обозревателя левой британской газеты "Гардиан" Полли Тойнби, прямо-таки источающий ненависть к заокеанской сверхдержаве. Но в целом Иоффе разделяет область этих отношений на культурные, дипломатические и военно-стратегические, отмечая, что именно в последней области они изменились не слишком существенно. Иное дело - культурная сфера. Здесь обычно господствует частная, а не государственная инициатива, и комментаторы, по службе и по зову сердца, клеймят Америку без устали и лени. В этой критике, по мнению Йозефа Иоффе, можно различить три основных направления удара. Во-первых, Америка - нравственно отсталая страна. Там, в отличие от Европы, практикуется смертная казнь и господствует религиозный фанатизм. США уклоняются от сотрудничества с мировым сообществом, преследуя свои частные интересы: они не присоединяются к климатическим конвенциям, к договору о запрещении противопехотных мин, выступают против создания международного трибунала и вообще ведут себя эгоистично и вызывающе. Во-вторых, Америка отстала от Европы в социальном отношении - она практикует так называемый "хищнический" капитализм в отличие от "гуманного" европейского. В США нет всеобщего медицинского страхования, тюрьмы переполнены представителями меньшинств и обездоленных слоев населения, а личного богатства не стыдятся и не прячут, как это принято в Европе. В третьих, Америка некультурна. Ее школы штампуют узколобых невежд, она ест гамбургеры и хот-доги, скупо финансирует изящные искусства и наводняет мир своей вездесущей поп-культурой - в противоположность, конечно, все той же Европе, где питаются рокфором и устрицами, снимают за счет налогоплательщиков национальные высокохудожественные фильмы и взаимно присуждают им призы на кинофестивалях. Некоторые из этих упреков справедливы, другие - карикатурны и просто невежественны. Но и те, и другие объединяет, по мнению Иоффе, общая подоплека - зависть и лицемерие, которым автор статьи дает более деликатное псевдо-психоаналитическое название: синдром ГГММ - "Гарвард, Голливуд, "Макдональдс" и Microsoft". Если представить себе Европу на кушетке психотерапевта, то его диагноз очевиден: Америка - не столько угроза, сколько соблазнитель, и неприязнь к ней - результат реакции подавления. Гарвард - символ колоссального интеллектуального превосходства Соединенных Штатов в области, где еще не так давно господствовали Сорбонна и Гёттинген. Цвет европейской мысли сегодня стремится именно в США, будь то для получения образования или для научной работы. Большинство книг сегодня путешествует не из Европы в Америку, а наоборот, и это не только развлекательная литература, но и самые серьезные жанры. Голливуд - символ господства в сфере массовой культуры, и как бы ни оскорбляла его продукция утонченные вкусы европейских критиков, предпочтение широких масс населения очевидно: чем сильнее субсидируется европейская кинопродукция, тем упорнее зрители ходят на американские фильмы. В этой сфере европейская элита наиболее упорно борется со свободой торговли и информации, понимая, что сохранить свою аудиторию она может только силой. "Макдональдс", этот вездесущий символ американизма, стал в Европе настоящим козлом отпущения. Франция, которая никому не уступит в защите национальной кухни, рукоплескала антиглобалисту Жаку Бове, разрушителю одного из американских ресторанов. Поди пойми при этом, каким образом на ее территории сегодня насчитывается уже 860 "Макдональдсов" - неужели французов загоняют туда силком? Напомню, что "Макдональдс", в отличие от французской киноиндустрии, - предприятие коммерческое, американское правительство не ассигнует ему дотаций, и если клиент туда не будет ходить, он просто разорится. И, наконец, - Microsoft, этот экономический бульдозер, покоривший весь мир. Большинство революционных идей современной технологии родом не из Европы, а из Силиконовой долины или из Сиэттла. А поскольку изобретатели дают своим детищам английские имена, той же Франции приходится вводить языковую жандармерию, чтобы французы под угрозой штрафа говорили не как им хочется, а как велит правительство. Диагноз, поставленный Йозефом Иоффе, кажется мне бесспорным, но его термин несколько неуклюж, и поэтому я, в память о Порфирио Диасе, назвал бы описанный европейский недуг "мексиканским синдромом". Вот только к реальной Мексике он уже имеет лишь чисто историческое отношение, потому что свобода торговли, дружба президентов и ожидаемая амнистия для миллионов нелегальных мексиканских иммигрантов в США резко изменили настроение в стране. Думаю, что сегодня мексиканцы считают свою географическую ситуацию скорее благословением, чем наказанием. Как бы то ни было, по-прежнему открытым остается вопрос: почему эта культурная неприязнь не выливается в политические меры, и союз западных государств, несмотря на все свои трещины, не распадается на лаврах вчерашней победы? Трещины тем очевиднее, что они порой перехлестываются и в дипломатическую область: президент Франции Ширак обличал американскую программу противоракетной обороны в Москве, бок о бок с президентом Путиным, а многие из участников конференции по глобальному климату в Бонне стремились, по свидетельству британского журнала "Экономист", не столько привлечь Соединенные Штаты на свою сторону, сколько нанести им ощутимый экономический урон. Но это противостояние через океан вовсе не имеет сплоченного и принципиального характера. Если провести некую мысленную ось от Греции через Францию до Великобритании, спектр простирается от визгливой пропаганды до благожелательной иронии. По мнению Йозефа Иоффе, все дело в том, что колосс колоссу - рознь. Это может быть кровожадный ящер тираннозавр или добродушный слон - в последнем случае соседу ничего особого не грозит, хотя всякая попытка слона повернуться или переступить с ноги на ногу не может не вызывать раздражения. Глобальное наступление США носит исключительно коммерческий и культурный характер, они нигде не претендуют на политическое и тем более территориальное господство: последним классически империалистическим жестом была конфискация Кубы и Филиппин у Испании в начале XX века, причем Кубе самоопределение было даровано сразу, а Филиппинам - сорок лет спустя. Европе, в отличие от Мексики, США никогда не угрожали, но зато дважды приходили ей на выручку в кровопролитных войнах. Дело тут не просто в принципиальной безвредности, которая, в конечном счете, никогда не была серьезным препятствием для ненависти. Если даже забыть об обеих мировых войнах, США и в современном мире играют уникальную роль, которая не по силам меньшей державе: они являются производителем так называемых "общественных благ". Общественное благо - это такой вид товаров или услуг, которые, будучи произведены, поступают в свободное всеобщее пользование. В пределах города это может быть, допустим, публичный сквер, на уровне страны - бесплатные дороги. В международных масштабах общественные блага часто по средствам лишь государству, намного превосходящему по мощи большинство остальных и обладающему доброй волей. "Европа и Япония регулярно страдают от коммерческого высокомерия Америки, но они также знают, что Соединенные Штаты являются высшим гарантом глобальной системы свободной торговли. Великобритания и Франция чуть было не вступили с США в кулачный бой на ранней стадии боснийской войны, но в 1995 году они были более чем счастливы позволить американским крылатым ракетам загнать сербов за стол переговоров. То же самое произошло 4 года спустя в косовской войне. Арабы не пылают к Соединенным Штатам любовью, но они объединились с ними, когда Буш-старший мобилизовал международное ополчение против Саддама Хуссейна, потому что сами были не в состоянии сохранить региональный баланс. Когда меньшие державы не могут дать отпор Китаю в Тайваньском проливе или побудить Северную Корею к ядерному разоружению, приятно иметь в системе по крайней мере одну особую действующую сторону, располагающую волей и средствами сделать то, чего другие желают, но сами не могут добиться". В дополнение к перечисленному Йозефом Иоффе можно упомянуть посредническую роль США в Северной Ирландии и на Ближнем Востоке, хотя успех в таких делах не всегда очевиден и даже возможен. В начале 90-х годов, когда Мексике угрожал финансовый крах, его предотвратили предоставленные США гарантии. Концу апартеида в Южно-Африканской Республике в немалой мере способствовали экономические санкции со стороны США. На такие действия способна только страна, обладающая уникальным авторитетом и, что еще важнее, уникальным богатством. В тех редких случаях, когда США все же прибегают сегодня к прямым вооруженным действиям, их интересы почти всегда совпадают с интересами европейских стран, как это было в войне против Саддама Хуссейна или в Боснии и Косове. Таким образом, ответ на поставленный вопрос, почему союзники США, несмотря на все свои претензии к ним, не создадут направленный против них союз, очевиден - такой союз просто не нужен, его участники непременно окажутся в проигрыше. В любом случае, вопрос этот - сугубо теоретический. На практике большинство развитых стран, независимо от своей риторики, все чаще имитирует США именно в тех областях, которые на газетных страницах являются предметом обличения: социал-демократическое правительство Германии пытается провести крупнейшую в истории страны реформу налоговой системы и социального обеспечения, правительства Европы переходят на стандарты американской бухгалтерии, компании вводят американские методы управления, а телезрители смотрят отечественные сериалы, состряпанные по голливудским методам. Из сказанного уже очевидно, что антипатия к Америке - это свойство скорее словоохотливой элиты, того слоя, который в самой Америке сегодня именуют "классом болтунов", в то время как население безмятежно поддакивает и пользуется всеми благами заокеанской цивилизации. Но и в элитарном фронте безответственности тоже нет единства. Сам Йозеф Иоффе, представитель консервативных кругов и почетный сотрудник Гарвардского стратегического центра, в этом смысле, конечно, не слишком типичен. Но совсем недавно в популярной французской газете "Либерасьон", которая по части левизны и антиамериканизма даст форы британскому "Гардиану", появилась весьма симптоматичная статья видного синолога Жан-Пьера Кабестана, который призывает европейцев отказаться от ребяческой антиамериканской позы и объединить усилия с США в создании единого блока, направленного против усиления мощи Китая. Он считает, что эта мощь имеет все более явный агрессивный и конфронтационный характер - иными словами, речь идет уже не о слоне, а о динозавре. В этой связи стоит вспомнить, что идеологической подоплекой нынешнего риторического бунта против Америки стала теория так называемой "многополярности". Эпоха холодной войны была двуполярной, противостоянием двух лагерей - репрессивного коммунистического и свободного капиталистического. С падением коммунизма Соединенные Штаты остались в положении единственного полюса - теоретики настаивают, что такое преобладание одного государства неестественно, и что ему необходим противовес. Однако в реальном мире, в отличие от теоретического, противовес - не игра, а конфронтация, и единственным кандидатом на эту роль является Китай. Просвещенная Европа может сколько угодно пенять на смертную казнь в Америке, на религиозный фундаментализм, но вряд ли она всерьез согласится противопоставить ей Китай, где смертные приговоры, вынесенные в ходе пятиминутного судебного процесса и без права апелляции, приводятся в исполнение тысячами в год, и где попытка свободного исповедания религии чревата тюремным заключением и гибелью в застенке. В двуполярном мире большинство европейцев закономерно окажется на одном полюсе с Соединенными Штатами - кому же тогда нужен второй? Россия, одна из убежденных сторонниц "многополярности", в мечтах ставит себя вровень с Соединенными Штатами, как это было еще 10 лет назад - не благодаря ее авторитету или богатству, а с помощью голой силы. Но сегодня былой силы нет, и в погоне за многополярностью Россия впадает в две ошибки - первую можно считать досадной и даже комической, но вторая может оказаться роковой. Во-первых, Россия неверно понимает сущность "мексиканского синдрома", поразившего Европу - она принимает видимость за суть, переоценивая глубину раскола между союзниками, и прибегает к замшелой риторике геополитических интересов и сфер влияния, из словаря Меттерниха или в лучшем случае Киссинджера. Но Европе трудно закрыть глаза на то, что главные интересы, в числе которых - стабильность, социальная и коммерческая прозрачность и демократия, она разделяет в первую очередь с Америкой, а Россия до сих пор привержена им больше на словах, и поэтому ее сватовство обречено на провал. Во-вторых, Россия прибегает к куда более опасной стратегии, кропотливо налаживая дружбу с Китаем и сколачивая некий блок противостояния Западу. Китай вполне может принять такое предложение, но в этом блоке России никогда не видать первенства. Экономика Китая уже сегодня в несколько раз крупнее российской и неудержимо растет. Его человеческие ресурсы несравненно больше российских. В блоке с таким гигантом Россия реально может рассчитывать лишь на роль оруженосца, вице-гегемона, и случись в отношениях какая-нибудь заминка, Китай через нее спокойно переступит. У Китая, за его коммунистическим фасадом, есть вполне реальные интересы - националистические, и в них Россия не имеет доли. Тому, кто хочет заключить союз против слона с тираннозавром, надо в первую очередь научиться очень быстро бегать. Может быть, лучше все-таки попытаться поладить со слоном. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
