Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[13-08-02]

Атлантический дневник


Автор и ведущий Алексей Цветков

О мышах и людях

В 1347 году кипчакское войско, осаждавшее генуэзский торговый форт в Крыму, катапультировало через стену труп, зараженный чумой. Это был, скорее всего, далеко не первый в истории случай применения бактериологического оружия, но его катастрофическому результату не подобрать параллели. С молниеносной быстротой очаги инфекции вспыхнули в крупнейших средиземноморских и европейских портах, распространяясь вглубь континента. Эта эпидемия чумы, одновременно легочной и бубонной, известна сегодня как "Черная смерть". Она продолжалась четыре года, с повторными вспышками до конца столетия. Согласно французскому хроникеру Жану Фруассару, эпидемия уничтожила около трети всего населения Европы, не щадя ни крестьянских хижин, ни цветущих городов, ни королевских дворов. Папский двор в Авиньоне потерял три четверти личного состава, и самой знаменитой жертвой стала, наверное, Лаура, идеализированная возлюбленная поэта Петрарки.

Экономические последствия катастрофы были не менее впечатляющими, чем демографические. Высокая смертность среди крестьян резко сократила площадь возделываемой земли, и ее владельцам пришлось спешно искоренять крепостничество, заменяя его натуральной и денежной арендой. Но это уже совсем другая тема. Сегодня разговор пойдет о бактериологическом оружии, о генной инженерии и о свободе научного исследования.

История, которую излагает Джон Коэн в статье "Синтетические бациллы", опубликованной в журнале Atlantic, началась полтора столетия назад, когда никто, конечно же, не имел понятия ни о генной инженерии, ни о современных видах бактериологического оружия, ни даже об экологии. В 1859 году богатый австралиец Томас Остин выпустил у себя в поместье в провинции Виктория 13 диких английских кроликов. Любимое занятие кроликов общеизвестно, и в течение последующих трех лет на землях Остина их было застрелено свыше 14 тысяч, а на землях его соседа - более двух миллионов в течение десяти лет. Кроличье нашествие стало расползаться по всему континенту, уничтожая местную флору, оголяя пастбища и сживая со свету овец и местных диких животных. Были испробованы разные методы борьбы с грызунами, но в конечном счете все они оказывались безуспешными.

В 1950 году правительство решило прибегнуть к чисто биологическим методам борьбы, и ученые инфицировали кроликов миксоматозом - южноамериканским вирусом особой кроличьей формы оспы. С первого удара вирус уничтожил 99 процентов всего поголовья. Но в последующие годы его эффективность стала постепенно падать, и равновесие установилось примерно на 50 процентах. В результате совместной эволюции вируса и его носителя кролики приобрели некоторый иммунитет, а вирус "научился" беречь среду обитания для последующих поколений.

В конце 80-х годов прошлого века этой проблемой занялся Рон Джексон, специалист по вирусам из научного центра в Канберре, который занимается контролем распространения животных-вредителей. Однако, в силу каких-то обстоятельств, он не смог получить нужных кроличьих генов и решил испытать свою гипотезу на мышах, которые, в конечном счете, тоже наносят экономике Австралии огромный ущерб. Вместе с группой иммунологов Джексон занимался вирусом так называемой "мышиной оспы" - в частности, штаммами, или разновидностями мышей с повышенным иммунитетом к этому заболеванию. Задача заключалась в том, чтобы этот иммунитет сокрушить.

Не вдаваясь в подробности эксперимента, позволю себе резко забежать вперед: результаты оказались ошеломляющими. Применив генетически модифицированный вирус мышиной оспы, исследователи сломили иммунитет и добились почти поголовной смертности. Более того, даже у мышей, которым была сделана прививка, смертность составляла около 60 процентов.

Естественный вопрос: что может быть ошеломляющего в изобретении пусть даже весьма эффективного средства борьбы с грызунами-вредителями? Дело в том, что вирус мышиной оспы - довольно близкий родственник вариолы, возбудителя оспы у человека. Есть достаточные оснований полагать, что эксперимент с мышиной оспой можно вопроизвести на вариоле.

"Черная смерть" была эпидемией чумы, одной из самых жутких болезней в истории, но если принять во внимание общий список жертв, первенство, скорее всего, останется за оспой. Только в течение XX столетия число этих жертв составило около 300 миллионов - больше, чем погибло во всех кровавых войнах века.

В 1977 году интенсивная кампания Всемирной организации здравоохранения по искоренению оспы увенчалась беспрецедентным успехом - болезнь была полностью побеждена, и уже много лет на всей земле не было ни одного случая заболевания. Люди моего поколения помнят, что шрамы от оспенных прививок на предплечье были когда-то почти неотъемлемой частью человеческой анатомии, как нос или уши. Сегодня эти шрамы исчезли, а возбудители оспы сохранились лишь в двух лабораториях - в США и России.

Легко себе представить, что может случиться, если кому-то придет в голову воспроизвести мышиный эксперимент Джексона на черной оспе, а его результаты попадут в руки террористов. Иммунитета против оспы сегодня нет практически ни у кого, и запасов вакцины тоже нет. Кроме того, вариола, модифицированная по методу Джексона, будет, по всей видимости, поражать и тех, кто сумеет заполучить прививку.

Понимая, в какую историю они угодили, Джексон и его коллеги долго колебались, публиковать ли им результаты. В конце концов, было решено публиковать, но некоторые подробности просочились в прессу еще раньше, и газеты запестрели истерическими заголовками. Журналистов интересовали не столько факты, сколько сенсационность, и некоторые прямо обвиняли ученых в том, что они искусственным путем восстановили возбудителя оспы. На фоне массовой тревоги по поводу генетически модифицированных сельскохозяйственных культур, коровьего "бешенства" и ящура, климат для подобного рода исследований сложился очень неблагоприятный. Опять, дескать, эти ученые безумцы ставят под угрозу существование человеческого рода.

Другая история подобного рода случилась в середине девяностых годов с микробиологом Виллемом Стеммером, который был тогда сотрудником компании Affymax в Калифорнии. Стеммер изучал процесс рекомбинации ДНК, позволяющий втиснуть процесс многолетней эволюции в считанные дни и даже часы. В качестве шаблона он выбрал сопротивляемость бактерий антибиотику, и ему удалось получить культуру, сопротивляемость которой была в 32 тысячи раз выше исходной. Именно эту деталь подхватила пресса, обвинив Стеммера в намеренном создании бактериальной культуры, устойчивой к действию антибиотика. Стеммер подвергся огромному давлению как со стороны прессы, так и со стороны ряда коллег, и результаты эксперимента пришлось уничтожить.

В нынешние времена, после одиннадцатого сентября прошлого года, а в особенности после рассылки в США конвертов с возбудителями сибирской язвы, тревога прессы и общественности по поводу микробиологических экспериментов вполне понятна, но она слишком часто мотивируется неполнотой информации, то есть, говоря попросту, невежеством. Биотерроризм - вполне реальная опасность, о чем свидетельствуют не только конверты с бациллами, но и уже упомянутый чумной труп, заброшенный кипчаками в генуэзский форт. И если тревога во многом оправдана, то ее предмет сплошь и рядом ошибочный - особенно когда синтетические микроорганизмы воспринимаются как нечто по определению более ужасное, чем так называемые естественные. Вот что пишет по этому поводу Джон Коэн.

"...Границы, отделяющие естественные организмы от созданных в лаборатории, часто размыты, и разница между естественным и неестественным, которой так сильно окрашена тревога многих людей по поводу искусственных бацилл, нередко может оказаться фикцией. В конце концов, многие вакцины - это искусственные бациллы. Они представляют собой смертоносные патогены, обезвреженные путем научных манипуляций, и они внесли больший вклад в улучшение общественного здравоохранения, чем любая другая мера, за исключением гигиены. Этот факт мы должны учитывать в наших оценках угрозы, составляемой технологиями или экспериментами по созданию искусственных бацилл. Но мы редко это делаем".

Особенности социальной психологии, о которых я только что упомянул, лучше всего иллюстрирует старинный анекдот: два представителя некоего этнического меньшинства беседуют о том, от какой болезни скончался третий - допустим, Иванов. Когда выясняется, что Иванов скончался не от инсульта и не от рака, а просто от гриппа, один из собеседников с облегчением восклицает: "Ну, это не страшно".

Вот о гриппе, как раз, поговорить стоит. Его "естественность" и повседневность заставляют думать о нем как о чем-то почти безобидном. Между тем, от гриппа ежегодно умирают сотни тысяч людей. Как правило, это дети и старики, чья иммунная система ослаблена, но некоторые из исторически засвидетельствованных разновидностей инфекции были куда более злокачественными - многие из нас еще помнят о так называемом "гонконгском" гриппе, а пандемия "испанки" 1918-1919 годов была, может быть, самой смертоносной в истории человечества. Она вспыхнула вовсе не в Испании, а, по-видимому, в Соединенных Штатах, откуда ее занесли в Европу солдаты Первой Мировой войны. Как правило, этот грипп перерастал в воспаление легких, и весь цикл, от заражения до смерти, протекал в среднем за 2 дня. Около половины всех жертв составили люди в возрасте от 20 до 40 лет, а их общее число оценивается в 30 миллионов.

Грипп, как известно, передается чрезвычайно легко, и именно это его качество наводит некоторых специалистов на мысли о том, что именно грипп, в искусственно выведенной модификации типа "гонконгской" или "испанской", мог бы стать идеальным бактериологическим оружием. Почему же, в таком случае, средоточие наших страхов - это лаборатории ученых с их синтетическими болезнетворными культурами?

Спору нет, испугаться тут есть чего. Метод рекомбинации ДНК, который применял Виллем Стеммер, позволяет создавать бактерии, соединяющее свое исконное болезнетворное качество с каким-нибудь другим, привитым пересадкой гена. Кен Алибек, бывший советский специалист по биологическому оружию, рассказал о попытках разработки в Советском Союзе таких комбинированных инфекций, как бубонная чума с геном, производящим нервный токсин миелин, или той же сибирской язвы, устойчивой против пяти антибиотиков. Но попутно Советский Союз весьма интересовался болезнетворными качествами все того же вируса гриппа.

Между тем, как я уже отметил, граница между естественными и синтетическими возбудителями болезней в значительной степени фиктивна. В научной литературе недавно появились сообщения об обнаружении естественных микроорганизмов со свойствами, весьма близкими к тем, каких добились в своих экспериментах Джексон и Стеммер. Мы пока ничего не знаем о боевых качествах синтетических болезнетворных культур, но эффективность оспы, чумы и гриппа никому доказывать не надо.

Впрочем, говорить об эффективности синтетических культур можно по крайней мере теоретически, и аргументы - совершенно не обязательно в их пользу. Смертность от эпидемий натуральной оспы среди непривитого населения достигала 25-30 процентов. Культура, созданная по методу Джексона, теоретически в состоянии довести эту смертность почти до ста процентов, но на практике ничего подобного, скорее всего, не выйдет. Возбудитель болезни, поголовно истребляющий своего носителя, то есть собственную питательную среду, очень быстро просто вымрет, как это произошло бы в случае с австралийскими кроликами, если бы истреблявший их миксоматоз не "помягчал", не научился, так сказать, жить и давать жить другим. Вполне возможно, и даже вероятно, что человечество неоднократно поражали куда более свирепые инфекционные заболевания, чем чума или оспа, но у них не было шанса получить широкое распространение, они пали жертвой эволюции и собственной свирепости.

Кроме того, даже если бы синтетические бациллы оказались жизнеспособными, их пригодность для боевых действий сомнительна. Разработкой бактериологического оружия до последнего времени занимались, если занимались вообще, исключительно государства, которые, независимо от своего устройства и моральных качеств, должны заботиться о том, чтобы инфекция оставалась локальной и не перекинулась на их собственную территорию. Практика показала, что такие остро-инфекционные заболевания, как оспа или грипп, не говоря уже об их искусственных модификациях, мало пригодны для этой цели, потому что легко переступают границы, истребляя и чужих, и своих. Не случайно предпочтение отдавалось все-таки биологическим агентам с более ограниченным эффектом, таким как сибирская язва.

Сегодня мы уже не можем сомневаться в том, что существуют люди, способные ради идеи не просто губить невинные жизни, а истребить все живое поголовно, включая себя. Их девиз: были бы средства, а цель найдется. В числе трех с половиной тысяч погибших под руинами Всемирного торгового центра были, конечно же, и мусульмане, но террористов это не остановило.

Тем не менее, биологическое оружие и генная инженерия - две разных проблемы, которые в сознании большинства связаны друг с другом не столько фактами, сколько невежеством, и исключения здесь не составляют ни политические деятели, ни даже некоторые ученые, хотя в случае последних речь идет не столько о невежестве, сколько о социальном конформизме. Для иллюстрации я позволю себе минутную экскурсию в смежную тему: генетическая модификация сельскохозяйственных культур.

Эта отрасль генной инженерии принципиально не отличается от уже описанных экспериментов с микроорганизмами, но занимается повышением выносливости и урожайности растений. Американская публика, менее подозрительная по отношению к технологии, поначалу приняла новые продукты вполне благосклонно, но из Европы вскоре накатила волна панического протеста. Причина этого протеста - именно в пресловутой "синтетичности" новых культур в их ненатуральности. Между тем, ученые в своих лабораториях делают примерно то же, чем раньше занимались селекционеры, только делают это во много раз быстрее и эффективнее. А если говорить о возможных непредвиденных последствиях такой лабораторной селекции, то ее результаты проверяются сегодня гораздо тщательнее, чем проверялись сорта, выведенные "естественным" путем.

Кроме того, в современном сельском хозяйстве давно не осталось ничего "естественного". Естественную пищу ели наши далекие предки, охотники-собиратели, и даже самые радикальные борцы с генной инженерией вряд ли согласятся на такой образ жизни. Все современные сельскохозяйственные животные и растения в высшей степени искусственны и синтетичны, они представляют собой плод тысячелетних трудов и большинство из них вымрет в считанные годы без неусыпной человеческой опеки.

Ущерб, нанесенный борьбой против генетической модификации культур, вполне реален, и главный удар приходится по беднейшим странам, которые в первую очередь нуждаются в дешевом и обильном продовольствии, и защитниками которых выставляют себя участники протестов. Что же касается генной инженерии в микробиологии, то ее значение тоже огромно, в первую очередь для медицины. И в этой области, под давлением всеобщей паники, поле деятельности ученых постепенно сужается. Главным врагом исследователя начинает становиться цензура.

"...Если ученые не постоят сами за себя, за дело возьмется правительство, и оно уже берется. В феврале газета New York Times сообщила, что администрация Буша без лишнего шума закрыла общественный доступ к тысячам давно ожидаемых федеральных докладов о микробиологическом оружии и приступила к формулированию новой политики "информационной безопасности". Советники Белого Дома по науке проводят предварительные обсуждения с Американским микробиологическим обществом, которое публикует десять журналов, в том числе "Журнал вирусологии", относительно возможного запрета на публикацию потенциально опасных статей или, по крайней мере, вычеркивания подробностей, которые позволили бы другой лаборатории воспроизвести описанную работу.

Поручение наблюдательным советам принимать решения о том, какие научные работы следует подвергать цензуре, приводит на память методы, существовавшие в Советском Союзе, - и оно наверняка будет в ущерб себе. Такие методы неуклюжи и, в конечном счете, контрпродуктивны".

Если взглянуть на работу того же Рона Джексона не глазами толпы и крикливых журналистов, а объективно, он изобрел необыкновенно эффективное средство борьбы с грызунами, которые в некоторых странах, в той же Африке, уничтожают до четверти урожая и являются переносчиками опаснейших заболеваний, в том числе чумы. Но это средство вряд ли будет пущено в ход, а других подобных проектов ожидать не приходится - никакой нормальный ученый не станет браться за работу, которую ему не позволят опубликовать. Цензура, деловито набив рот гвоздями, заколачивает коридор в будущее.

Что же касается террористов, то они, как показала практика, легко обходятся без тонких технологий там, где грубых вполне достаточно. Вспомним кипчакскую орду, получившую миллионные проценты с единственного трупа.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены