Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зренияВедущий Яков Кротов ПутчСм. также: Программы РС, посвященные 10-летию событий августа 91-го Анатолий Стреляный: Сегодня не православные, а безбожники больше интересуются тем, как первые лица Русской Православной Церкви (не иудеев или мусульман) вели себя в дни августовского путча, отчетливо выразили свою позицию или лукавили? Этот интерес объясняется местом православия в России. Ленин стремился уничтожить всякую религию, но, прежде всего господствующую - греко-православную. Его преемники сумели включить церковный аппарат в свою номенклатуру. Но различия между коммунизмом и христианством были все-таки слишком велики, чтобы это слияние было прочным. Путчи бывали не только в России. В Чили, например, в Испании. Христианство этих стран тоже вынуждено было реагировать. Что может показать сравнение и, конечно, что изменилось в отношениях церкви и государства, благодаря путчу? Яков Кротов: Этот выпуск нашей передачи будет посвящен отношению православной церкви к путчу августа 91-го года. Мало кто себе представляет, до какой степени наша эпоха спокойна по сравнению с древним, античным, средневековым миром. Вся Римская империя, строго говоря, была одним большим военным путчем, растянутым на несколько столетий. Потому что император, по определению, это главный путчист, который узурпировал законную власть. Тем более в Византийской империи. Разница была в том, что если в Римской империи вплоть до 312-го года никто не интересовался мнением христиан о законности или незаконности того или иного государственного переворота, то в Византийской же империи, когда христианство было государственной религией, без благословения патриарха император, басилевс не мог считать свою власть окончательно утвердившейся. История Византийской империи - это история бесконечных военных переворотов. Патриарх Алексий Студит издавал соборные определения против тех, кто будет возмущать царство и за участие в бунтах он угрожал анафемой. Тем не менее, тот же самый патриарх Алексей Студит запятнал себя следующим преступлением. В 1034-м году в страстную неделю в ночь на Великую пятницу императрица Зоя задушила в ванне своего мужа, басилевса Романа Третьего, ради того, чтобы престол занял ее любовник Михаил. Она решила тотчас с ним обвенчаться, а ведь это был день Величайшего поста. Она призвала к себе того самого патриарха Алексея, который придавал анафеме бунтовщиков, и потребовала, чтобы он тотчас ее обвенчал с возлюбленным. Патриарх отказался, но, как пишет церковный историк профессор Лебедев, подарок в пятьдесят фунтов золота патриарху и еще пятьдесят фунтов золота клирошанам вывел патриарха из колеблющегося состояния. В ту же ночь, в ночь Страстной пятницы он обвенчал Зою и Михаила и на другой день похоронил убитого императора, уже не говоря ни о каких анафемах. Конечно, в этих условиях перед церковными богословами вставал вопрос - как оправдать преступления узурпаторов. И тогда патриарх Полиевкт создал определенную богословскую концепцию: "Как помазанье при святом крещении очищает все грехи, совершенные ранее, как бы ни были они велики, так и помазание на царство уничтожило все грехи, сделанные Цинисхием (это очередной узурпатор, путчист) до коронования и в особенности смертоубийства". Тот же историк византийской церкви профессор Лебедев прокомментировал это кратко: "Теория очень оригинальная". А что делать, надо было реагировать. Когда в праздник Преображения 91-го года на улицах Москвы появились танки, мало кто себе представлял, что, собственно, происходит, но встал вопрос о том, должна ли реагировать церковь, церковь в лице своих иерархов, церковь в лице православных. И такая реакция последовала. Говорит Валерий Борщев, в августе 91-го депутат Моссовета, один из активных участников защиты Белого дома. Валерий Борщев: Я был депутатом Моссовета и был членом президиума Моссовета. Мне удалось убедить генерала, который командовал танковыми войсками, которые стояли на Тверской, я его привел к Лужкову и мы с ними очень долго вели переговоры, что надо бы убрать танки с Тверской, это накаляет обстановку, это может спровоцировать конфликт. Мы вышли, и я встал впереди колонны, и они согласились отойти до метро "Динамо", в Петровский парк поставить колонну. И вот стал я впереди колонны, и эти танки нам удалось отвести. Какую-то опасность, какой-то соблазн конфликта, которые несли эти танки в колоннах, мы сняли. И после этого я пошел к зданию Верховного Совета. И вот ночью мы с отцом Глебом Якуниным, он был депутатом Верховного Совета, мы с ним вышли на Садовую, нам сказали, что там погибли ребята, мы пришли, когда тела двух ребят уже лежали на асфальте, на мостовой. Мы не знали их имена, там стояло несколько людей, и мы с отцом Глебом совершили первую панихиду, не зная их имен. Мы потом с отцом Глебом забрались на один танк, подошли к ребятам, говорили с парнем, у него дрожала рука, мы взяли его за руки успокоить, и он действительно успокоился. Церковь прекрасно знает, что бряцание оружием, что введение войск, что нагнетание страстей - это опасно. Страсть всегда опасна. И, конечно же, сразу же надо было выступить, чтобы усмирить страсти, чтобы успокоить общество, успокоить население, обратиться к военным, обратиться к политикам, которые берут на себя ответственность и могут нести ответственность за гибель. Это не имеет никакого отношения к вмешательстве в политику, это нормальная естественная забота церкви о своей пастве. Всегда в минуту распрей, всегда в минуту таких напряженных противостояний церковь выступала в качестве миротворца. Яков Кротов: В современном русском языке слово "путч" укоренилось с начала 70-х годов, когда коммунистическая пропаганда активно обличала фашистский режим Пиночета. И путч, совершенный Пиночетом, напомним, помимо всего прочего, для защиты католичества в Чили, это был путч армейской католической элиты. И уже в этом смысле сравнивать с тем путчем события августа 91-го года довольно трудно, потому что и военная элита в таком смысле, как в Чили, у нас отсутствовала, да и католической или православной элитой тогдашних членов ГКЧП назвать крайне трудно. Между тем в истории России 20-го столетия эта попытка военного переворота не была единственной. В конце концов, и 25-е октября 17-го года это тоже путч, котором активно участвовали именно военные, в том числе и некоторые офицеры, хотя не высший командный состав. И, тем не менее, в 17-м году церковь очень по-разному вела себя после февральской революции, и после революции октябрьской. Был формальный повод, потому что февральская революция, строго говоря, не была ни путчем, ни революцией: государь Николай Второй, ныне канонизированный, поставил свою подпись, он сделал то, что отказался позднее сделать Горбачев. Всего на всего несколько букв на листе бумаги, но какое огромное историческое значение они, оказывается, иногда имеют, эти несколько букв подписи одного-единственного человека. В октябре 17-го Керенский не ставил такой подписи, и в результате это был действительно государственный переворот. И после февральской революции, как об этом вспоминали практически все епископы, церковь радостно приняла переворот. Никто не вступился за сверженного монарха - многие епископы ненавидели монархию за то, что она их угнетала и ограничивала их права. После октября 17-го года иерархия церкви резко выступила против большевистского переворота. И только к концу гражданской войны патриарх Тихон смягчил свою позицию. В 26-м году уже епископат, даже самый радикальный, который к тому времени был аккуратно посажен большевиками в Соловецкий концлагерь, выступил в мае 26-го года с так называемой Соловецкой декларацией, соловецким посланием, где писал, что церковь не имеет религиозных оснований не принять советскую конституцию. "Господь Иисус Христос заповедовал предоставлять кесарево, то есть заботу о материальном благосостоянии народа, кесарю, то есть государственной власти, и не оставил нам, своим последователям, заветов влиять на изменение форм или руководить их деятельностью. Согласно этому вероучению и традициям, православная церковь всегда сторонилась политики". Замечу от себя, что история Византии это не подтверждает. И кажется, что патриарх в августе 91-го года действовал вполне в духе соловецкого послания. Потому что он не спешил реагировать на происходящие события, его первое послание появилось только 20-го августа во второй половине дня. И у большинства участников тех событий, по какую бы сторону баррикад они ни находились, осталось ощущение, что патриарх и церковь, которую он представлял в их глазах, в принципе промолчал. Александр Борисов: Как раз накануне ко мне приехал мой старый приятель, друг даже, отец Михаил Аксенов из Соединенных Штатов. Он уехал в тот же год, когда я из академии наук поступил в семинарию московскую, он уехал в Соединенные Штаты, стал священником. И вот он приехал, как многие сотни других русских иностранцев, на встречу соотечественников. Они на этой встрече собрались, и тут этот самый путч. И некоторые женщины тогда в истерике кричали: "Мы знаем, все было нарочно устроено, советская власть нарочно собрала нас, чтобы теперь здесь уничтожить, а сама устроила такое!". И вот мы с ним накануне, был молебен, я говорил слово, люди задавали вопросы, была милая атмосфера. Потом мы все вместе, община была очень маленькая, попили чайку и тихонечко разошлись. И отец Михаил, помню, говорил: "Какой прекрасный теплый город Москва, такой мирный, такой тихий, такой замечательный". Мы включили передачу, последние известия, дослушали, а в конце астрологический прогноз вдруг неожиданно, я его никогда не смотрю. И как сейчас помню, на следующий день обещали удачу в делах, и особо - в любовных связях успех. Про путч ничего не говорили эти самые всеведущие астрологи. А на следующий день выходим - на улице танки. Я как депутат Госсовета (человек очень активный) предлагаю на экстренном собрании обращение к войскам от московской представительной власти. Эта идея была с восторгом принята, но я понимаю, что одно дело идея, другое дело сам текст обращения. Потому что, если я его не сделаю, никто не сделает, а время не ждало. И я составил текст обращения довольно быстро. Оно примерно содержало такую мысль: дорогие солдаты, братья, вас опять хотят использовать против вашего собственного народа и так далее. И заканчивалось словами "не убий". Мало того, что мы быстренько приняли на президиуме Моссовета, чтобы это было представительно, не просто мнение одного депутата, приняли единогласно, нашли какую-то типографию, тогда ведь не как сейчас было, все еще только начиналось, отксерокопировали, наштамповали около двух тысяч листовок. И у нас рождается идея, что вместе с обращением Ельцина, обращением Моссовета и Евангелием мы такой набор поедем давать войскам. У нас какой-то был автобус своеобразный, у библейского общества. Я сажусь в рясе со значком депутата Моссовета в этот автобус, с крестом, как полагается. Сотрудники и часть наших прихожан тоже туда садятся. Коробки огромные с маленькими Евангелиями. И мы едем через весь центр к войскам. От Пятницкой, где наше библейское общество, подъезжаем к Большому Каменному мосту, там уже танки, бронемашины, мы подходим к ним, стучим в крышки танков. Они сердито говорят: "Что вы хотите?". Я говорю: "Сколько вас в танке?". Он молчит. - "Что, военный секрет?" - "Нет". - "Мы хотим вам дать Евангелие и обращение Моссовета". - "Нас тут пять человек, давайте скорее". Они все охотно брали эти Евангелия, высовывались руки. Мы начали раздавать часов в пять-шесть, и за этот вечер мы раздали около двух тысяч Евангелий. Закончили мы нашу эпопею через весь центр и Столешников переулок, Большой театр и всякие переулки, около Белого дома. Яков Кротов: Во вторник 20-го августа во второй половине дня было опубликовано заявление патриарха. "В жизни нашего Отечества произошло чрезвычайное событие - президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев отошел от верховной власти в стране. При этом остаются неясными обстоятельства этого отхода. Такое положение смущает совесть миллионов наших сограждан, для которых встает вопрос о законности новообразованного Государственного комитета по чрезвычайному положению. Мы заявляем, что в настоящий момент необходимо услышать голос президента Горбачева и узнать его отношение к происходящим событиям. Мы надеемся, что Верховный Совет СССР даст принципиальную оценку случившемуся и предпримет решительные меры по стабилизации положения в стране. Мы обращаемся с призывом ко всем чадам русской православной церкви, ко всему нашему народу, сугубо к воинству нашему в этот критический для Отечества момент проявить выдержку и не допустить пролития братской крови. Мы возносим усердную молитву ко Господу, да ниспошлет он мир народам нашей страны, дабы они и впредь могли устроять свой дом в соответствии со свободным выбором и общепринятыми нормами морали и права". В послании патриарха говорится только о необходимости оценки со стороны Верховного Совета СССР, о Верховном Совете РСФСР, то есть о Ельцине и его сторонниках, здесь не сказано ничего. Крайне взвешенный текст. Если бы ГКЧП победил, этот бы текст не повредил патриарху ни в коей степени. Валерий Борщев: Та неясность первого послания, которое толковалось двояко, как той, так и другой стороной, она была ошибочна. Все-таки надо было четко и ясно. Хорошо, что потом патриарх выступил недвусмысленно, ясно, как бы поставил точку в оценке этих событий. Но если бы это выступление было бы вовремя, может быть, кровь и не пролилась. Яков Кротов: В дни путчи я был на баррикадах у Белого дома и не имел большой информации о том, что происходит во вне. Но буквально через два дня после путча мне позвонил тогдашний референт Святейшего патриарха дьякон Андрей Кураев и попросил о встрече. Он пригласил меня в Елоховский собор. Позднее мы с ним еще раз встречались. Отец Андрей специально провел меня в Успенский собор на праздник Успения 91-го года. Отец Андрей попросил меня опубликовать материалы о том, что некоторые члены Синода сочувствовали ГКЧП и передал мне соответствующий машинописный текст. Он дал мне понять, что сам Святейший патриарх хочет избавиться от людей, которые не разделяют идеалы свободы и демократии. Когда в Москве проходил конгресс соотечественников, эмигрантов, все видели, как сияет лицо митрополита Питирима Нечаева, как облегченно улыбается митрополит Ювеналий Поярков, это видели многие люди. Эти члены Синода радовались ГКЧП. Правда, в бумаге, составленной отцом Андреем Кураевым, еще говорилось о том, что в поддержку ГКЧП выступил митрополит Кирилл Гундяев. На самом деле митрополит Кирилл, как позднее выяснилось, как раз и составлял те воззвания, которое подписывал патриарх, не контактировал с ГКЧП и не одобрял переворот. Значит, здесь правда была смешана с ложью. Зачем это понадобилось отцу Андрею Кураеву, сказать трудно, но то, что он недолюбливал митрополита Кирилла, позднее выяснилось со всей определенностью. Произошло разделение внутри Синода. Когда в газете "Куранты" появилась моя статья, написанная по материалам отца Андрея Кураева, неожиданно, неожиданно для меня, патриарх Алексий выступил с опровержением по телевизору. В газете "Известия" он написал, что все члены Синода были единодушны в отвержении ГКЧП. "Большой грех обвинять невинных и выносить приговор на основании извращенных и ложно истолкованных слухов". Немецкий исследователь Герд Штрикер писал, цитирую по его монографии об истории русской церкви: "Сам патриарх через несколько дней после путча признал, что не все члены духовенства стояли за теми, кто защищал новодарованную свободу". Как же изменилась русская церковь в результате своей политики в августе 91-го года? Как изменилось отношение православных к тем событиям? Десять лет исполняется со дня путча 91-го года, который словно нарочно пришелся на 19-е августа - день Преображения по старому стилю. Первая реакция патриарха на путч была, как мы уже говорили, сдержанной и совершенно нейтральной. И вот в ночь с 20-го на 21-е августа 91-го года, в решающую, как полагали защитники Белого дома, ночь, появилось второе обращение патриарха. Процитирую и это обращение: "Братья и сестры! Взорван хрупкий гражданский мир в нашем обществе. По поступающим сообщениям начинаются открытые вооруженные столкновения и кровопролития. В этих условиях мой долг патриарха предупредить всех, кому слово Церкви дорого и небезразлично - всякий, кто поднимет оружие на своего ближнего, против безоружных людей, приемлет на душу тягчайший грех, отлучающий его от церкви, от Бога. О таковых подобало бы проливать больше слез и молитв, чем об их жертвах. Да избавит нас Господь от страшного греха братоубийства. Потому и предупреждаю я всех соотечественников - Церковь не благословляет, не может благословить беззаконные, насильственные, кровопролитные действия. Я прошу вас, дорогие, сделать все, чтобы не вспыхнул пламень междоусобной войны. Остановитесь. Я прошу солдат и их командиров вспомнить, что цену за человеческую жизнь не может назначить и уплатить никто. Я прошу пресвятую Богородицу в эти дни Успенского поста, покровительницу града нашего, не оставить нас своим покровительством и сохранить всех нас". Обратим внимание, здесь, конечно, есть обращение и к войскам ГКЧП, обращение к солдатам и командирам. Здесь есть слова о том, что нельзя подымать оружие против безоружных людей. И поэтому некоторые публицисты считали, что это поддержка однозначно Ельцина и защитников Белого дома, ведь они были безоружными. Тем не менее, например, немецкий исследователь Герд Штрекер в своем исследовании об истории русской церкви говорит сдержаннее: "Снова патриарх с определенностью не говорит за кого - Горбачева, Ельцина, демократию, и против кого - ГКЧП, должны быть соотечественники". Мы знаем, что такое советская риторика. Если бы победил ГКЧП, никто бы не говорил, что защитники Белого дома были безоружные, говорили бы, что это была пьяная толпа, находящаяся под наркотическим дурманом, вооруженная пистолетами, револьверами, дубинками, железными прутьями и так далее. Никто бы ведь не мог бы уже оправдываться и доказывать, что все было совсем не так. Поэтому действительно это послание достаточно благоразумно и открывает широкую перспективу для истолкования. Но не слишком ли широкую? Александр Борисов: На стороне путчистов никого, в сущности, не было. Реакцией было обращение патриарха. Потом более полный текст был опубликован в газете "Известия", буквально на следующий день после ликвидации ГКЧП, где в кратких словах Святейший очень резко говорил, что, наконец, рухнула власть, которая в течение многих десятилетий держала в тисках церковь, держала в тисках веру в Бога. Впечатление было такое, что много копившееся у Его Святейшества вылилось в эту краткую заметку. И было совершенно ясно, что он на стороне новой приходящей силы. И кроме нас были еще священники, немного, но были, среди защитников Белого дома. Кто-то воодушевлял, кто-то крестил, причащал. Потом активное участие церкви в похоронах. Наш приход тоже принял активное участие, не дожидаясь каких-то официальных санкций. Мы на следующее же утро или днем пошли на место, где погибли юноши, еще действительно была кровь на асфальте, мы видели это своими глазами, цветы на этом месте лежали. Мы там совершали панихиду, молились. Потом оттуда прошли на балкон Белого дома, там тоже совершили панихиду уже перед многотысячной толпой. И я говорил о значении жертв, которые были принесены за нашу свободу. Потом было грандиозное шествие. На следующий день с балкона Белого дома сняли огромный трехцветный флаг, который предприниматель подарил (он был длинной метров сто), его сняли, бросили вниз, и потом вся толпа, которая там была, взяла его за края, и прошли с ним по улицам Москвы до Красной площади. И я с отцом Михаилом из Нью-Йорка шел впереди в рясе, с крестами, держа этот флаг, как символ единства нас, двух священников, с народом, который шел. Яков Кротов: Путч имел еще одно огромное значение. Хотя власти, демократические как бы власти, остановили штурм Госбезопасности и ЦК, тем не менее, позднее, комиссия, в которой был и священник Глеб Якунин, просматривая архивы и отчеты КГБ, обнаружила материалы, свидетельствующие о том, что некоторые церковные иерархи с КГБ все-таки сотрудничали. И по сей день многие западные христиане, приезжая в нашу страну, прежде всего спрашивают: почему у вас не покаялись в сотрудничестве с КГБ? Почему вы не очистили церковь от тех, кто помогал коммунистам? А состоялась ли подобная чистка в самой Западной Европе, где церковь сотрудничала, если не с коммунистами, то часто с фашистами? Виктор Гайдук: Мы знаем, что в дореволюционной России существовала проблема нарушения тайны исповеди. Та же самая ситуация продолжалась и в более страшные времена советский власти. Но всякий такой акт сотрудничества (не думаю, что всегда добровольного, скорее всего менее) может быть оправдан. Кажется, Василий Великий говорил: "Я делал это, совершал этот грех для вас, для того, чтобы вы его не взяли, я брал его на себя". В Италии, в итальянской католической церкви чистка, если интересно нам взглянуть на всякие исторические парадоксы, была остановлена лидером итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти, который был министром юстиции. Он прекратил чистку в Италии в том, что касается церковной иерархии и в том, что касается рядовых, средних и высокопоставленных членов фашисткой национальной итальянской партии, во имя достижения единства и консенсуса в итальянском обществе, которое в ходе движения Сопротивления, то есть гражданской войны, было расколото. Тем более, еще переход от монархии к республике, целый ряд возможных потрясений. Было только записано в умах политических элит, что есть некоторые изгои, то есть остатки иерархов и активистов фашистской партии, которые не входят в конституционные пространства, пусть даже они и представлены в парламенте. Вот такое было разделение, вплоть до самого недавнего времени, когда оно исчезло. В Норвегии, где был режим Квислинга, с которым сотрудничала верхушка, епископ протестантской норвежской церкви, при том, что правительство и король Норвегии не коллаборационисты, были в эмиграции в Лондоне. После окончания войны, суда над Квислингом и его казнью епископ принес публичное покаяние. На этом весь этот вопрос закончился, и чистка также не проводилась. С тем, чтобы было сохранено национальное единение, не было раскола в обществе, который ни к чему хорошему, как они предполагали, привести не сможет. Я просто как историк не вижу, где бы такие, я беру две крайние точки - север, Скандинавия, протестантизм, лютеранство и цитадель католицизма - Италия послевоенная, никаких вопросов, все вопросы были отложены на потом. Яков Кротов: Если бы путч августа 91-го года был единственным событием 90-х годов, но ведь был и второй путч в октябре 93-го. Вся проблема в том, что кто был путчистом в это время. Путч был, но чей? И по сей день, многие сторонники тогдашнего Верховного Совета говорят, что это Ельцин был тогда путчистом, потому что глава исполнительной власти обрушился на легитимную законодательную власть. Скрепя сердце, это признают и многие западные политологи. Но что делать, Россия слишком большая страна, чтобы попрекать ее режим, если уж он победил. Встает вопрос: "Где была церковь во время событий октября 93-го года?". Традиционно принято считать, что церковь занимала позицию нейтральную. Но напомним, что переговоры велись в Данилове монастыре при прямом участии и патриарха, и митрополита Кирилла Смоленского. Удивительным образом фонограмму этих переговоров издали тиражом в 25 тысяч экземпляров под названием "Тишайшие переговоры". И там совершенно очевидно, что и патриарх, и митрополит Кирилл были на стороне Ельцина. Вот в 11 вечера 2-го октября 93-го года митрополит Кирилл, видимо смертельно уже уставший, высказывается прямо, и даже по расшифровке видно, что это было сказано эмоционально: "Кто такой Руцкой, Папа Римский что ли? Надо, чтобы мы вели процесс, чтобы мы были лидерами процесса. А мы все с кем-то согласовываем. Мы должны поставить Руцкого в ситуацию, при которой сказать: вот, голубчик, так, а вот тебе авторитет патриарха, авторитет всей русской церкви, авторитет твоих коллег. Если ты не пойдешь с нами, то горе тебе, потому что завтра мы по телевидению, как сегодня послание Святейшего патриарха, другое послание можем огласить, и тогда будем с тобой уже на другом языке говорить". Тогда переговоры закончились ничем, танки стали стрелять по Белому дому. Было ли это оправданно с христианской точки зрения? Александр Борисов: Я думаю, что приказ Ельцина стрелять был вынужденным. Насколько я знаю, ни один депутат не пострадал. Что касается жертв, то они были, скорее, от стрелявших со стороны людей, желавших реставрировать коммунистическую власть. Они также нападали на телецентр, они именно открыли огонь по этому небольшому отряду "Альфа", которому пришлось отстреливаться. Я думаю, что ответственность за жертвы 93-го года целиком лежит как раз на прокоммунистических депутатах тогдашнего Верховного Совета. Валерий Борщев: Это не черно-белая ситуация. Там было ясно - путчисты, становление режима или сохранение режима прежнего, кое-как подкрашенное. Что касается 93-го года, да, там тоже было противостояние в сущности этих двух сил - старой номенклатуры и новой демократической власти. Но не все так просто. Страсти, как и всегда, бывают страсти, они вот эту частоту конфликта стушевывали и вносили очень много моментов, которые были не так ясны и понятны всем людям в этом противостоянии. Многие мои друзья считают, что применение силы Ельциным было оправданно, поскольку это было использование меньшего зла, дабы не свершилось большее. Есть такая точка зрения и, видимо, она имеет право на жизнь с точки зрения политической, и только. С точки зрения моральной, нравственной и церковной, я думаю, так ставить вопрос нельзя. Я думаю, что при всем при том, что действительно вице-президент Руцкой кричал в микрофон и звал самолеты бомбить Кремль, провоцировал на военный конфликт. Шла толпа, которая продвигалась к телецентру, избивая многих. Моего друга Александра Брагинского (мы с ним были депутаты Моссовета, членами президиума совета, он тогда работал в мэрии) чудом, я имею в виду все сообщество наше, спасли от смерти, поскольку его лично один из лидеров этого путча бил по голове. И он был при смерти, он и сейчас ходит с трудом. Когда начались эти события, я был в Кремле, мы обсуждали, что делать в этой ситуации. Я помню, как прилетел Ельцин в Кремль. Но я убежден, что превышение сил было, и жертв можно было избежать или, по крайней мере, свести их к минимуму. Яков Кротов: Мнения людей, чрезвычайно близких по своим политическим убеждениям, в данном случае расходятся. Единоверцы, соратники, а вот это событие рассматривают по-разному. И это еще не крайняя позиция, крайняя - это православный публицист Дмитрий Шушарин. В газете "Сегодня" он, спустя год после событий 93-го, писал, что "необходимо определить национальные пути и методы развития России. Для политической организации, которая объединила бы "русских ястребов" вполне пошло бы название Союз четвертого октября, именно в этот день наш президент и его окружение вели себя по-христиански, а не накануне, когда пытались заключить мир с силами миру враждебными". Замечу, правда, что тем самым Дмитрий Шушарин бросает тень и на Святейшего патриарха, который пытался заключить мир с силами миру враждебными. Потом все эти силы, враждебные миру, перешли служить тому самому человеку, который их обстреливал из танков. И это еще раз заставляет вздохнуть и вспомнить даже не Евангелие, а Ветхий завет: все суета сует, сплошное коловращение. Ну как здесь принимать чью-то сторону, когда вчерашние враги теперь оказываются горячими друзьями? Сегодня, спустя десять лет после путча, с удивлением читаешь слова Святейшего патриарха, написанные в связи с расстрелом литовцев в январе 91-го года, где Святейший патриарх писал очень критически о русском государстве: "Неизменное искушение и вековая болезнь государственности, государство свои интересы склонно автоматически отождествлять с интересами людей. А под государственными интересами склонно понимать прежде всего удобство и легкость в управлении". Кажется, что это писал Салтыков-Щедрин, но нет, это тогда писал Святейший патриарх. А потом наступила Чечня, а потом наступило все то, что наступило после октября 93-го года. И многие люди, когда праздновалось пятилетие путча, саркастически писали, что те, кто пришел защищать Белый дом, это были кролики, которыми манипулировали, обманули дурачков. И они пытаются еще скрывать, как их обманули, как их ограбили и так далее, и тому подобное. И многие люди вздыхают, и, действительно, сегодня может быть больше сторонников того, что было до путча 91-го года, чем было в августе 91-го. В чем здесь дело? Александр Борисов: Такие реакции: "А вот все-таки было лучше, а была дешевая колбаса, вот там то да се...", - забывают, что эту колбасу на Камчатку возили из Москвы, если кто-то ехал из Москвы из командировки, обязательно брал с собой два батона колбасы и вез, потому что там ничего не было. Я думаю, что маленькое улучшение есть. Ожидать плодов сразу после 70-ти лет очень своеобразной для человека жизни было бы, наверное, ошибочно. Поэтому, я думаю, надо набраться терпения и Бог благословит нашу страну. Мы главное должны понять, что это все зависит от каждого из нас. Бог даст нам терпение и утешение трудиться для установления новой России, мы все должны понять, что мы строим новую Россию. После коммунистических лозунгов это не очень сейчас принято утверждать, но, думаю, мы должны это осознавать. От каждого из нас зависит созидание новой России, страны христианской культуры, христианской нравственности, христианской политики и экономики. Вот это то, что мне хотелось бы пожелать всем нам и нашей дорогой России в особенности. Яков Кротов: Динамика событий после путча 91-го года может быть нигде так ясно не видна, как на церковном материале. В 90-м году Верховный Совет, Ельцин принимает замечательный закон о свободе совести, как потом стали говорить, по американскому образцу, то есть абсолютная свобода совести. Через четыре месяца после путча патриарх Алексий направляет Ельцину письмо абсолютно секретное, оно стало известно намного позже, с просьбой ограничить свободу религии, исключив из нее иностранных миссионеров. Ельцин отвечает отказом. Патриарх обращается к Хасбулатову. И в октябре 93-го года Руцкой в качестве президента при свечах подписывает новый закон о свободе совести, ограничивающий эту свободу. Проходит четыре года и уже президент Ельцин подписывает тот же самый закон, который подписывал Руцкой, даже еще более суровый, ограничивающий свободу не только для иностранных миссионеров, но и для всех нетрадиционных религий. Прошло четыре года и наступило примирение с наследством Руцкого. Означает ли это, что действительно попытка защитить тогда свободу и демократию оказалась бесплодной? Валерий Борщев: Я не думаю, что здесь была манипуляция или только манипуляция. Те люди, которые шли в 91-м году к Белому дому, они шли движимые не столько защитой конкретной власти. Они действительно не знали многих подробностей, не знали, как будут в будущем действовать эти власти, но они хорошо знали тот режим, при котором они жили. И этого было им достаточно, чтобы не допустить возвращения этого режима, даже если этому режиму противостоят далеко не идеальные люди. И когда сейчас у многих наступает ностальгия по тем временам (действительно давление на власть идет и возвращение старого гимна и многое другое), то есть мы замечаем частичную реставрацию коммунистического режима, вот это и есть обман тех людей, которые стояли у Белого дома, это и есть плевок им. Не те люди, которые были тогда у власти и противостояли путчистам, обманули этих ребят, обманывают сегодня те, кто занимается реставрацией коммунистического режима. В разрушении этих коммунистических препон, поскольку я как политик этим занимался, поддержку патриарха чувствовал всегда. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
