Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зренияВедущий Яков Кротов Свобода и порядокИрина Лагунина: Все религии основаны на идее порядка, на открытии в мире порядка как явления не только материального, но и духовного. Существует не только природный порядок, полагают верующие, есть и свой порядок в мире невидимых сущностей - иерархия ангелов, космическая гармония, порядок нравственный. Религия создает и определенный порядок как чин, устав богослужения. Но при этом из всех религий только христианство остро ставит вопрос о сочетании порядка и свободы. Ведь основатель христианства пришел не только для того, чтобы выполнить закон, как говорил сам Христос, он пришел для того, чтобы обличить законников, чтобы дополнить свободой, освободив людей от мелочных предписаний обрядоверов. Иисус и пал жертвой тех, кто ставил порядок выше свободы. Но стремление к свободе не угасло в христианстве, хотя эта религия создала свой порядок, свои чины, уставы и законы. Как повлияло христианское сознание конфликта порядка и свободы на историю человечества? Яков Кротов: Понятие порядка именно в российской духовной, душевной традиции обычно противопоставляется свободе. В 1927-м году в городе Эдинбург в Шотландии состоялась первая конференция, положившая начло движению за объединение христиан всего мира - экуменизму. И на этой конференции была выработана декларация, название которой по-английски звучало "Вера и порядок". Православные христиане, принявшие всем сердцем идеи объединения церквей, тем не менее перевели эту декларацию не как "вера и порядок", а как "вера и устроение". Потому что они понимали: в России слово "порядок" ассоциируется с диктатурой, с принуждением, а не с той свободой, к которой призваны христиане. Неслучайно одно из самых ярких сатирических произведений 19-го века поэма Алексея Толстого, пародирующая древнерусские летописи, своим рефреном имеет слова "Страна наша обильна, порядка только нет". Но что имели в виду древние наши предки, когда говорили о том, что в стране нет порядка? Имелась в виду простая вещь: как и многие другие племена, пришедшие в Европу в результате великого переселения народов, славяне под порядком понимали возможность прежде всего свободно жить на своей земле. И понятие свободы для них во многом отождествлялось с понятием порядка. И свобода в древности была понятием прежде всего коллективным, "свобода" - от корня "свой", "собственный". Но под своим, под собственным, подразумевался свой род, своя деревня, свой мир и свой порядок в том числе, порядок в родной деревне. Порядок, то есть ряд домов, правильно выстроенных вдоль деревенской улицы. И свобода заключалась именно в том, чтобы жить по своему племенному родовому порядку. Может быть, человек и отличается от животного тем, что остро чувствует потребность в порядке, способен классифицировать мир на хаос и на порядок. И воспитание человека начинается с того, что в семье его приучают к существованию порядка, к существованию хаоса приучать не надо. И хаос, и рабство, неволя у сил природы, у социальных явлений - это дано человеку изначально. А вот что есть порядок, что есть свобода, этому приходится учить. Но в какой-то момент понятие свободы и порядка начинают противополагаться друг другу. И именно в христианской традиции, может быть, это противопоставление порядка и свободы острее, чем в любой другой религиозной традиции. Почему так? Говорит Иван Лупандин, сотрудник Католической энциклопедии в Москве. Иван Лупандин: Когда пришел Христос, он в каком-то смысле нарушал некоторый порядок. Например, он избрал своих учеников, в Галилее их нашел, хотя, вообще говоря, их надо было искать среди раввинов. Что-то уже появляется, уже есть традиция воспитания еврейских интеллектуалов и учителей. И вдруг приходит человек и начинает все сначала. Берет каких-то рыбаков, неученых, неграмотных и их делает своими учениками. Конечно, это нарушение порядка. Все равно, что сейчас есть МГУ, и вот какой-нибудь придет великий физик и начнет физиков делать из простых бомжей. Можно сказать, да, христианство привнесло свободу. Потом, например, еще момент такой - женщина кровоточивая, ей нельзя прикасаться к еврею, потому что, прикасаясь к нему, она его оскверняет. Она же прикоснулась к Иисусу Христу, то есть она фактически совершила грех с точки зрения строгого раввинизма. Вместе с тем Христос ее не осуждает, но он, наоборот, говорит: "дерзай, тщервя спасла тебя". То есть это, конечно, полное нарушение порядка. Некий своего рода христианский раввинизм появился в средние века, когда все было упорядоченно, когда все знали в какой пост чего нельзя есть и так далее. Мы сейчас с этим христианским раввинизмом сталкиваемся. Яков Кротов: Самые первые религиозные открытия человека были открытиями, направленными на уничтожение хаоса. Человек отвечал себе на вопрос, откуда в этом мире порядок, как справиться с царящим вокруг хаосом и обрести свободу от сил этого мира. И первый древнейший фундаментальный религиозный опыт отвечал на этот вопрос. Бог и силы зла, тьмы, хаоса, они равновесны. Древние религии человечества дуалистичны, то есть они уравновешивают хаос и порядок, свободу и несвободу. И всю жизнь человека видят как борьбу этих двух начал, ни одно из которых победить другое не может. Иное дело Ветхий завет, он берет те образы, которые были созданы восточной религиозностью задолго до появления народа Израиля, но используются эти образы, рассказ о потопе, об искушении, о саде Эдема для того, чтобы совершенно по-новому поставить вопрос о предназначении человека. Библия вообще не описывает происхождение мира. Мир сотворен, как позднее скажут христианские богословы, из ничего. Во всяком случае, Библия не объясняет, что Бог сделал с хаосом. Библия ставит вопрос совершенно по-другому: а зачем создан человек, в чем смысл его бытия? И Библия очень жестко, Ветхий завет и Новый завет постоянно подчеркивают, что хаос не равновесен свободе, порядку, что хаос, мрак, рабство - это все не предшествует Богу. После того как христианство по некоторой исторической случайности, если мы оставим за скобками волю и промысел Творца, после того, как христианство стало государственной религией Римской империи, оно претерпело колоссальную метаморфозу, изменилось резко. И возобладала в христианстве идея божественного порядка, как она преобладала и во многих других религиях до этого. Ведь и восточная религия, например, учение о карме, о воздаянии, это тоже религиозность, которая во всем видит упорядоченность. Человек практически лишен свободы, поскольку он включен в очень жесткий конвейер. Его дела, его поступки определяют его будущее, его судьбу. И средневековое христианство видело мир как очень упорядоченную структуру, где в конце жизни человеку предстоит суд, частный суд или общий. Здесь богословие на Западе и на Востоке развивалось по-разному, но в любом случае оно жестко ставило загробную судьбу человека в зависимость от его дел, от того, соответствовал он порядку, порядку социальному, порядку церковному или нет. Апогеем такого средневекового упорядоченного христианства стала поэма Данте "Божественная комедия", где в порядок Космоса оказался включен сам Ад. И Ад - это обязательная часть мироустройства. Современный христианин относится к этому с некоторым скепсисом. У истоков средневековья стоит появление монашества, люди уходили из привычного социального порядка совершенно сознательно, уходили в пустыню, в место, которое тогда ассоциировалось с обиталищем демонов, хаоса. И вот в этой пустыне христиане-отшельники очень быстро стали организовывать новый порядок, новый "ордо" (если использовать латинский термин, который стал основой), "порядок" - во многих романских европейских языках. На латыни словом "ордер" называется любой монашеский орден, и слово "орден" тоже отсюда. Потому что монахи стали писать уставы, каноны, по которым они живут. Но не есть ли это опять проникновение язычества в христианство? И именно в таком сращивании язычества с христианством обвиняли церковь многие публицисты 19-го и 20-го века. Николай Ахутин: У свободы есть идея порядка. То есть только тот порядок действительно благотворен и человечен, который предназначен тому, чтобы сохранять свободу, свободу и в области религии. Только те церковные установления действительно религиозны, действительно церковны, которые сохраняют верующую свободу. Порядок начинает извращаться, не переставая быть по форме порядком, если он, этот порядок, ставится на место этих отношений человека с Богом. То есть, соблюдая порядок, все будет в порядке. Мы можем вспомнить чрезвычайно важную критику протестантизма. Здесь порядок встал на место взаимоотношений с Богом. Это не значит, что порядок надо устранить, что тогда мы будем лицом к лицу с Богом, тут я спорю с протестантами. Но я с ними абсолютно согласен, что можно закрыть двери всех церквей, если порядок ставится на место основного, то есть общения человека с Богом. Порядок должен быть, еще раз повторю, а если устранить этот порядок, то никто не гарантирует никаких отношений человека с Богом. Порядок этот, то есть устройство церкви в широком смысле слова, то есть того, что оформляет человеческую жизнь от рождения до смерти и от малейших его бытовых движений до самых верхних, весь должен быть устремлен вверх. Храм - это и есть то, что отвечает на вопрос, что такое порядок с точки зрения свободы. Это тот порядок, который весь меня собирает, устремляет в свободу. Они устраивают мою жизнь и решают мои бытовые вопросы, не обращаясь к этому. Поскольку это меня сосредотачивает, колокол меня зовет к церкви, церковь меня сосредотачивает и поднимает вверх, если это движение совершается и отпускает, не держит меня в руках, а подводит туда, где уже только я один могу двигаться, вот это порядок. Я взял на себя смелость говорить о церковных вещах, не имея права, вообще-то говоря. Но тоже самое (гораздо более уверенно) я бы сказал и о социальном порядке, и о политическом порядке. Если этот порядок есть условие существования человеческой породы, если это порядок соблюдает человеческую свободу быть верующим или неверующим, верующим так или верующим так. Простой милиционер - это функция порядка, а не насилия, которое оправдано порядком. Но если то же самое ставится на место того, что оно призвано было охранять, то мы получаем не просто беспорядок, мы получаем полный произвол, только произвол властей. У нас сейчас происходит это самое, порядком называется то, что диктуется сверху. Яков Кротов: Как с точки зрения священника сочетается в христианстве начало свободы и начало порядка? Говорит священник Сергий Гаккель, живущий в Англии, ведущий христианские программы на Би-би-си. Сергий Гаккель: В самом христианстве есть определенный элемент свободы, а поэтому, может быть, и анархизма. Человек должен, где нужно, отказываться от разных глав и предписаний в светской жизни для того, чтобы жить по правде, чтобы стремиться к истине. А иногда порядок препятствует этому и заглушает эти поиски. Значит, человек, который совершенно послушен, который совершенно пассивен в каком-то смысле, в гражданском смысле, который отказывается от критики общественных порядков, иногда тем же самым предает самого Христа, который требует от него истины в данной ситуации, которая не вписывается в порядки данного общества, даже христианского общества. У нас в Англии все-таки считается, что есть христианское общество. Но в Англии, как и в других странах, есть люди, которые понимают, что если человек верующий, если человек христианин, он должен как-то отказываться от порядков ради определенного учения, ради определенного мышления, ради определенной веры и отдачи Христу, а то он будет пропадать. И я всегда уважаю, как действуют квакеры, у которых нет такого общего учения, общего порядка. У которых каждое собрание есть сама по себе органическая единица, особая единица, где все вместе общаются с Богом, и из этого рождаются и высказывания каждого человека, кто хочет высказываться, и ученье квакерской церкви, основанное на Евангелии, и которые с самого начала противодействовали общественным порядкам в области, скажем, военного служения. Каждый квакер чувствует определенную обязанность не воевать, не поднимать никакого оружия. Потому что главный у них принцип, как и у христиан, должен быть вообще любовь и уважение к ближнему, а воевать, убивать ближнего это невозможно, тем более что есть и ветхозаветный закон: "Не убей!". Такое принципиальное стояние у квакеров меня всегда удивляет и радует. Сам я не был никогда квакером, хотя я знаю, что отец Лев Желей, наш старец великобританский, скорее французский, очень любил у них бывать, вместе с ними молиться. У них учился и миру, и, можно сказать, беспорядку, беспорядку в общественном смысле, анархии в творческом смысле, во вдохновенном смысле. Буквально во вдохновенном: дух дышит где хочет и вдохновляет квакера принимать принципиальные и иногда антисоциальные решения, которые как будто противятся порядку, но очищают порядок от давления на свободу каждого человека, который в конце концов есть творение и образ Божий. Яков Кротов: Один из современных французских бенедиктинцев, рассказывая в Интернете о своей духовной жизни, сказал, что для него вся монашеская жизнь - путь к свободе. И путь к свободе именно через монастырский порядок, через жизнь чрезвычайно размеренную и организованную. Но это жизнь организована именно для того, чтобы противостоять космическому хаосу, космическому злу. И Христос берет, написал этот бенедиктинец, человеческую жизнь, человеческие планы, весь тот порядок, который с таким трудом приучает человека семья, род, общество и ломает это все, словно печенье. Так меняется жизнь человека, входящего в церковь. Многие христианские апологеты упрекали тех, кого они считали сектантами, например, толстовцев или пятидесятников, что эти люди не чувствуют, насколько хаос пронизывает всю человеческую жизнь. Что сектанты убеждены, что можно упорядоченно жить и трудиться здесь. Но (по общему аскетическому правилу) упрек, который православные бросают другим, действителен только по отношению к обвинителю. Слишком часто и в православной, и в католической, и в протестантской традиции церковь оказывалась нечувствительна к беспорядку, царящему в мире, оказывалась уверенной, что можно упорядочить мир уже здесь и сейчас, не дожидаясь второго пришествия, и можно здесь устроиться. Как победить этот соблазн уйти от бремени свободы в царство порядка? Как решалась проблема взаимоотношения свободы и порядка на протяжении христианской истории последних столетий в России и за рубежом? Христос пал жертвой любви к порядку. Тем не менее, начиная с третьего, четвертого столетия, христианство вырабатывает сложнейшую систему церковного порядка. Отчасти это было прецедентное право, когда решение по отдельным конфликтам записывалось, утверждалось поместным собором или собором вселенским, то есть собором, куда приезжали представители всех христианских церквей того времени, и этот канон становился обязательным для всех церквей. Но при этом в каждой поместной, отдельной церкви, существовали еще и свои каноны. Развитее западной церкви и восточной в данном случае было достаточно близким, с той разницей, что на Западе Католическая церковь постоянно изменяла каноны, и их каноническое право это небольшая книжка, очень логичная, очень стройная. Иначе развивалось каноническое право на Востоке. Здесь и по сей день и в русской церкви, и в других церквах каноническое право - это четыре огромных тома, постановления семи Вселенских соборов, собравшихся в 4-м, 5-м, 6-м, 7-м и 8-м веках, плюс к этому постановления, каноны отдельных поместных соборов, но только древних. Есть каноны, которые совершенно сознательно в современной русской церкви не соблюдаются, хотя какой-то смысл в них нетрудно уловить. Например, есть канон, запрещающий рукополагать в священники до 30-ти лет. Но в современной русской церкви рукополагают часто и в 18, и в 19, и в 20 лет. И, конечно, у таких священников быстро сказывается недостаток жизненного опыта. И тогда каноны становятся оружием. Потому что те, кому не нравится Русская православная церковь, говорят: "здесь нарушили канон, мы из нее уходим, это неправильная церковь, тут неправильная безблагодатная жизнь, вы не соблюли тот порядок, то предание, которое установлено святыми отцами". Как же объяснить вот это постоянное соединение духа христианской свободы и призвания к свободе с выработкой многочисленных канонов, которые призваны упорядочить ту самую свободную жизнь христианина? Сергий Гаккель: Конечно, церковные каноны, особенно в Православной церкви, и не только в Православной церкви, запрещают очень многое. Очень сужают наши возможности и определяют, что ни то, ни другое невозможно, потому что есть такие принципы. Мало кто знает эти каноны, многие просто забыты. Эти каноны создавались в совсем другой обстановке, в исторической церковной обстановке, где то или другое можно было как-то придумать и решить, а теперь мы никак не могли бы такие же правила определить и принять. Поэтому, даже если мы имеем эти правила перед собой, мы должны проверять их, по совести проверять, не только каждый сам для себя, но и церковь в соборах должна была проверять, и регулярно проверять. Конечно, один поместный собор одной отдельной православной церкви ничего не может сказать авторитетного, поэтому надо созвать Вселенский собор. Конечно, настал такой момент, когда все каноны, все правила должны проверяться, я не говорю отвергаться, я говорю проверяться. Например, совершенно устарелые, совершенно немыслимые в наши дни каноны, которые запрещают, чтобы человек ходил к врачу, если тот является евреем или чтобы он купался или освежался в публичной бане вместе с евреями. Это говорит о совершенно давних порах 4-го века при Иоанне Златоусте, когда христианские церковные власти старались как-то определить, что такое еврейская община, что такое христианская община. И чтобы никто не путался, определяли, составляли такие искусственные границы. Этого теперь нет и не должно быть. Но это только один пример. Есть всякие правила по поводу поста, по поводу всякого рода поведения, которые совершенно не кстати. И мы должны были бы стыдиться, что есть такие правила, когда мы боремся против того, что мы считаем иудаизмом давних времен, когда именно закон имел такое же значение, мы же освободились от такого закона, от законопослушания, от такого унижения. Иисус сам нас освободил своей любовью. Любовь иногда должна и может противодействовать всяким таким законам. И, конечно, любовь протестует против всяких последствий этого законопослушного отношения к жизни, когда наказывается, сурово иногда наказывается человек из-за того, что он преступил то или иное правило. Яков Кротов: В чем же опасность подхода к христианской жизни как к упорядоченному бытию? Почему акцент на правилах может представлять для себя такую опасность? Тот же Бердяев говорит, что это "несовершеннолетие христианства". А что тогда такое взрослый христианин, в чем различие, и как свобода и порядок сочетаются в его жизни? Сергий Гаккель: Очень надо, как мне кажется, опасаться правил, как гарантии свободы или вообще красивой жизни. Если существует огромное количество правил, которые одни определяют как человек должен себя вести, он мало принимает в этом участия, он не воспитывается этими правилами. Он, скорее, в страхе, может быть, в трепете живет, его время от времени наказывают, потому что он не так соблюдает или поступает против разных правил. Но это его не воспитывает, в конце концов, он держится искусственным способом на определенном пути. Слово "путь" в христианской жизни и в христианском познании употребляется как призвание всех вступить свободным образом на путь, который сам ты выбираешь и которому сам ты придерживаешься. Если тут милиция, если тут всякие власти, церковные или гражданские, которые требуют от тебя, чтобы ты шел по тому пути, воспитатели всякого рода, тогда мало ты принимаешь в этом участия. Как можно считать, что ты созрел, что ты сам от себя делаешь какой-то вклад и что можно тебя считать гражданином рая. Яков Кротов: Не надо атеистам гордиться, что христиане в своем стремлении к свободе все время скатываются в бездну законничества, у атеистов очень похожие проблемы. Наука 20-го столетия открыла для себя космос совершенно по-новому, космос открыт как хаос, как отсутствие порядка. Один из современных острословов даже сказал, что паранойя это поиск порядка под хаосом. Это конспирофобия, то есть политика, то есть это жизнь хаотическая. Это сочетание воль миллионов и даже миллиардов людей. А человек, который страдает болезненной подозрительностью, видит во всем этом интригу трех-четырех мудрецов, которые сидят где-то за кулисой и дергают нами, обычными людьми, ничего не подозревающими, как марионетками. Такой взгляд на космос как хаос достаточно нов. Ведь современная европейская наука начиналась с прямо противоположной тенденции. И лишь постепенно, в 19-м столетии, у Гегеля складывается представление о чередовании порядка и хаоса, хаос - обязательное свойство растущей, развивающейся структуры. Здесь под видом изысканной философской системы возрождается древнее языческое дуалистическое воззрение на мир, как равновесную борьбу, как напряженное чередование света и тьмы, порядка и хаоса. И хаос это нечто не предшествующее порядку, а и предшествующее, и следующее за порядком, необходимое какое-то накопление избыточной информации для перехода в новую стадию. Все это не только высокие абстрактные рассуждения философов. Вот, например, размышления профессора Дмитрия Чернавского, сотрудника Российской академии наук. В свежем номере "Литературной газеты" профессор изображает всю политическую жизнь страны, как своеобразную ванну, в которую правитель страны из двух кранов наливает, из одного крана он льет порядок, из другого хаос. "И правитель должен точно отмерить, сколько хаоса он должен подпустить, какой порядок нужен. Математики ему посоветуют, предоставят графики. Вопрос в высшем пилотаже, в дозировке того и другого, то есть хаоса и порядка. И вот эта дозировка создает полностью гармоническую структуру и для личности, и для общества в целом". Профессор объявляет свободный выбор человека "предрассудком трехсотлетней давности". На самом деле именно триста лет назад зародилось отрицание человеческой свободы. Есть только порядок, который подлежит научному исследованию и политической реализации. Но, конечно, это очень инженеристское, даже не инженерное, а очень инженеристское понимание порядка. И христианство здесь встает в резкую оппозицию. Часто в современной России подчеркивают, что Россия страна бедная, несовершенная, зато у нас есть свобода действий, зато мы непредсказуемы, то есть у нас хаос, и именно поэтому здесь можно сделать огромную карьеру. А вот Запад скучен, там все зарегулировано. Парадоксальным образом это сочетается с отрицанием той свободы, которая якобы есть на Западе. Вот нет на Западе свободы, потому что там слишком много законов и правил, все их исполняют, да еще и добровольно, не по принуждению. То ли дело Россия. Насколько (с христианской точки зрения) справедливо такое противопоставление? Сергий Гаккель: Вопрос о свободе и порядке в западноевропейской жизни очень обширный. И я могу сказать несколько слов об английской ситуации, где в самом деле есть проявления особого рода и, может быть, в этом смысле некоторые вещи отличаются от Западной Европы, которые я ценю и считаю вполне христианскими. Которые, может быть, имеют в своих истоках элемент христианизации, христианства, но которые теперь перешли в гражданский порядок, в гражданские институции. Люди даже забывают, что есть какие-то христианские начала при всем этом. Хотя, если провести какой-то анализ, любой ученый или интересующийся человек может определить - да, это в самом деле наше христианское прошлое, не говоря уже о теперешнем. Но так как это есть и теперешнее, даже скрытое христианское теперешнее, это все-таки имеет свое влияние и определяет Англию как действительно в своих основах христианскую среду. И даже когда школа отделена от церкви, и даже Англиканская государственная церковь становится все менее и менее государственной. Так что в каком-то смысле все это прошлое, но оно имеет огромное влияние. На днях я находился, обслуживая заключенных, в местной тюрьме советских граждан, они оценивали английских порядки изнутри. К ним относились все власти: и политические, и медицинские, и тюремные инстанции, все уважали их как человека, как людей, как стоящих людей. Их кормили порядочно, им давали возможность зарабатывать в тюрьме, их развлекали. Если у них не было книг, давали мне возможность приносить книги для развлечения. Нанимали, телевидение в камере. К тому же они вдвоем находились в одной камере. Как только они могли между собой общаться, не понимая английский язык... И тут было какое-то красивое выражение всего этого христианского начала. Некоторые тюремщики были из верующих, это было явно, они сами мне об этом говорили, это явно показывает мне, что могут быть порядки. Но самое главное - это нутро, сердцевина, то, что кроется за порядками. И никак тут нельзя говорить о секуляризации английского общества. Яков Кротов: Современный христианин есть в то же время и обычный современный человек, и он разделяет традиционные для нашего времени научные воззрения на окружающий мир. Это воззрение на мир как на определенный порядок. Наука современная хоть и говорит о мироздании как своеобразном хаосе, но при этом обещает внести порядок в этот хаос и вносит. Остается ли тогда зазор для свободы у современного человека? Можно ли сочетать веру в законы природы, в естественный порядок вещей и веру в порядок благодати, в порядок сверхъестественный? Где место для свободы в мире, который упорядочивает наука? Иван Лупандин: Знаете, хотя я не сторонник Гегеля, я бы здесь говорил все-таки о некоей диалектике свободы и необходимости. То есть в какой-то момент, конечно, порядок есть. И сердце Иисуса Христа бьется в соответствии с законами, 60 ударов в минуту, и организм работает, иммунная система, и все работает очень четко в организме Иисуса Христа-человека. И как Бог Иисус Христос не может сотворить зло, противоречить самому себе. Но свобода в том и проявляется, что есть область свободы, есть область, где вы не властны, вы не можете сейчас остановить свое сердце, но это и не требуется, зачем такие йоговские штучки. Вы свободны задать мне любой вопрос, задать его кому-то другому, в конце концов вообще работать или не работать и так далее, и читать эту книгу или другую. У вас достаточное поле для свободы. На самом деле это огромное поле, потому что маленькое действие способно изменить весь мир, если оно в нужный момент сделано в нужное время. Так что, я думаю, современная наука сформулирует эту идею многовариантности, когда маленькое изменение, нанесенное системе в нужный момент и в нужной точке, когда система в неустойчивом равновесии, может изменить систему. В то время как огромные усилия, потраченные с тем чтобы ее изменить, но примененные не в нужный момент и не в нужной точке, ни к какому эффекту не приводят. Вот вам поле для свободы. Примените, пожалуйста, свою, потратьте свою жизнь, свои силы, но только не пишите многотомных сочинений, которые никто читать не будет, которые будут валяться у вас на антресолях, а скажите одно слово как Черномырдин, "хотелось как лучше, а получилось как всегда", и вы прославитесь на всю Россию, может быть, даже и за ее пределами. Яков Кротов: В России проблема свободы и порядка особенно остро была поставлена Достоевским в конце 19-го века. Достоевский почувствовал, что революционеры, которые много говорят о свободе, на самом деле не просто отрицают свободу, а несут новый порядок, который будет горше любого прежнего порядка, любого прежнего отсутствия порядка. Это будет порядок очень коллективистский, порядок, парадирующий церковный порядок. И поэтому Достоевский часто критиковал церковь именно как средневековое христианство, которое ставит порядок выше свободы. И Достоевский выражал сущность свободы словами героя из подполья, человек как иррациональное существо, который готов отказаться от любого порядка только чтобы по своей вольной воле жить, то есть жить по своей свободной воле. Человек дает согласие на страдание во имя свободы, человек готов опрокинуть всякий разумный порядок жизни, всякую гармонию, если она лишает его свободы выбора, если она принудительна. В конце 20-го века христианское возрождение в России (возрождение пока еще очень незначительное количественно, еще более незначительное качественно) вновь открывает вопрос о свободе и порядке. Потому что современные христиане России видят, что окружающее их общество больше страдает о порядке, чем о свободе. Люди противопоставляют порядок, земной порядок, порядок материальный, политический свободе. Люди не подозревают, что есть порядок благодатной духовной жизни и склонны и саму духовную жизнь упорядочивать так, как они упорядочивают жизнь социальную, жизнь земную. Может быть, поэтому в современной России особенно остро звучат слова Николая Бердяева, которые вскоре после победы революции напоминал о том, что да, есть порядок социальный, политический природный, и природа сама есть порядок. Но природа - это замкнутый порядок, в который могут вторгаться, как писал Бердяев, силы иного порядка и менять природу. Природа есть размыкающийся порядок. В воскресение Христа, писал Бердяев, был один раз за всю мировую историю абсолютно отменен порядок природы, был дан реальный пример преображения мира. Со стороны величайшее чудо истории не видно, неверующему нельзя доказать, что Христос воскрес. Но тот, кто увидел это чудо, кто поверил в него, тот знает, что мертвые встанут для вечной жизни. И все бессилие христианина перед страшным признаком необходимости, вся слабость христианина перед законным порядком природы, напоминал Бердяев, не может поколебать этой веры. Христос умер на кресте - эту слабость видит весь мир, Христос воскрес - эту силу видит лишь любящий его, верящий в него. Чтобы перейти из природного порядка в порядок свободы и благодати, нужно не ставить условия церкви, Богу, другим людям, а нужно открыть себя для свободы и для благодати. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
