Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[18-07-00]
Документы прошлогоРедактор и ведущий Анатолий Стреляный
- Из писем И.Сталину (1927 г.) и И.Эренбургу (1953 г.); В письмах встречаются два сокращения: ВКП (б) - всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) и ОГПУ - объединенное государственное политическое управление - так называлась советская тайная полиция. "15/VIII 1927 Последнее поведение Ваше на съезде показало, что Вы за сволочь вообще, а ты, грузин Сталин, особенно. Испугались Вы за жида Троцкого, которого давно пора расстрелять и здрейфили, а он теперь торжествует и даже сюда к нашим рабочим уже стал посылать секретно свои прокламации, в коих доказывает, какая ты, Сталин, грузинская дрянь, цепляющаяся за власть и только. Интересы рабочих тебе так же чужды, как и бывшему царю Николаю, но с той лишь разницей, что тот этого вовсе не скрывал, ты же все время нам очки втираешь, что все это для рабочих и крестьян, а тянешь все в свой карман. Ясно нам теперь, что все вы у власти сидящие только шкурники, иначе давно бы ушли, ибо, будем говорить по совести (впрочем у вас ее давно нет), ведь и сами то вы убедились, что вся эта коммунистическая сказка... оказалась сказкой про белого бычка, и хоть лопнете, ее нигде не привьете. Так и никогда бы не привилась и в России, но вам помогла только война и несчастное положение солдата и рабочего, которые тогда дабы уйти от создавшегося ада, пошли бы не только за такими обманщиками как Вы, но и за самим дьяволом, лишь бы вылезти из окопов. Если бы у вас хватило честности и порядочности и если бы вы действительно не были только шкурниками, то сказали бы: "Извините, товарищи, мы ошиблись, мировой пожар нам зажечь не удалось... Мы решили сказать вам правду, а потому давайте пригласим, как когда-то варягов, т.е. людей которые сумеют установить человеческий порядок в стране, выберем образ правления по примеру какой-нибудь страны, где людям, а главное рабочим хорошо живется... Ведь когда в России был бы образ правления человеческий, а не жульнический, как теперь, то все имели бы работу, я даже уверен, что не хватило бы рабочих, так как ведь 150000000 населения во всем нуждается, а кредиты России бы моментально все дали, если бы во главе стояли не такие шкурники, как Вы, все бы ожило, недра богатые дали бы народу за его труд настоящую плату, настроили б школы, стали бы всех учить, а не развращать молодежь, устраивая, как у вас, комсомольские бардаки с сифилисом и шанкером. Не удивляйтесь стилю моего письма, в нем в миллион раз больше правды, чем во всех ваших речах и статьях газеты "Правда", которыми только рабочим и крестьянам очки втираете. Вот покажите, что вы хоть сколько-нибудь для рабочего делаете, крикнете с вашей норы, Кремля, где спрятались, боясь вылезти, чуя как кошка, чье сало съела, как я писал: "Товарищи, мы ошиблись, давайте мирно, без крови, строить иначе, по европейски или американски". Вот тогда мы увидим, что вы социалисты, а нет - вы останетесь жуликами, как и были, и нечего нам от вас ожидать, кроме вашей гибели, которая наступила бы скорей. С коммунистическим приветом Петр Захарченко". "Тов. Сталин! Я пишу Вам лично письмо. Прошу ответить на мое письмо, знаю, что у вас каждая минута дорога. Для нашего трудящего общества, но все же Вы можете оторвать одну минуту. На днях я видел Вас. Вы шли по Ильинке пешком, что меня слишком поразило. Возможно я грубо написал, но мой прямой долг как члена ВКП (б), бедного крестьянина и рабочего... Вы являетесь нашим вождем. Мы должны дорожить вождями, а вы не дорожите жизнью. Мы глубоко уверены в Вас, что вы преданы делу рабочего класса, а также крестьянству. Тов. Сталин, (я) прибыл с практической партийной работы, уверяю Вас, от 70 000 тысячной массы, они тоже преданы нашим вождям, а поэтому вы должны служить нашему пролетариату, поскольку Вы и ряд наших вождей отдали себя целиком для трудового населения. Я хочу... сказать, что какой-нибудь паршивый хозяйственник никогда не ходил по служебным делам пешком, а он все же едет на автомобиле, на его жизнь посягнуть никто не может. Белогвардейцы только следят за нашими вождями. Тов. Сталин, Вы исполняйте приказ ОГПУ, число не помню, когда там говорилось ясно - на жизнь посягались в Большом театре, на Бухарина, Сталина и ряд вождей. Тов. Сталин, я прошу поставить этот вопрос на повестку дня... Прошу ответить: Москворецкая, дом 25, кв.46 Алексей Стрельников.С комприветом. 16 августа 27 года". "Дорогой наш комиссар Сталин Простите, что мы не знаем Вашего имени, отчества, но обращаемся к Вам коллективно 10 человек с горячей просьбой и нашим мнением. Несколько раз мы собирались, толковали, спорили, роптали особенно последнее время бросилось нам и даже колет глаза население, ропча на власть. ...Наше мнение... и горячая покорнейшая просьба: обратите ваше дорогое внимание... на борьбу с хулиганством и убийствами. Мы малограмотные, но слышали какой-то писатель писал, кому живется хорошо и вольно на Руси. Мужику, комиссару, кулаку и хулигану, и выходит, что последним двум. Кулак все на обман, на плутовство, рабочего и мужика объегорит и власть обманет..., хулиганы - эта вся сволочь воры, убийцы... Ведь теперь труженику, бедняку честному и средняку честному жизни нет, хулиганы пьют самогон, воруют и убивают честных людей, ведь ... теперь трудовик честный прямо не выходи на улицу, как попал на пьяных и не уйдешь, убьют или изуродуют. Судов нет, а если и осудят в тюрьму, ...хотя на 5 лет, а он посидит 4-5 месяцев, то уйдет, то на работы отпустят, или ... амнистия вот на носу 25 октября. Кому амнистия? Наверное хулиганам, убийцам, ворам, а труженик честный от отпущенных арестантов... получай наказание - или изуродуют или убьют, а то сожгут, нельзя жить честным трудовым людям, а поэтому обращаемся к вам, примите меры, не отпускайте хулиганов, судите строже и не потакайте, в тюрьмах держите строже, перегоняйте в отдаленные губернии или расстреливайте. Худую траву из поля вон, тогда только будут бояться и работать, а то все у крестьян хозяйство падает и на фабриках все хуже и хуже. Если не примете меры, то всем придется быть хулиганами и кровь за кровь. Граждане Федоров, Семенов, Павленко, Спелков, Нирилов, Петров, Мухин, Стапанов, И.Фролов, Михеев". Письмо из почты Ильи Эренбурга, одного из самых известных советских писателей 30-х -40-х годов. Много лет он был депутатом Верховного Совета СССР. "Я обращаюсь к Вам, т. Эренбург. Я долго думала, стоит ли писать это Вам, но решила, что писатель, а особенно публицист, как Вы, должен знать и то, что происходит у него дома. Я читала многие Ваши произведения и статьи. Везде Вы выступаете поборником прав человека. Вы пишете ... о том что дети - будущее имеют у нас все права на счастье, что людей у которых отобраны надежды на будущее, у нас не существует. У нас все люди имеют равные права, у нас нет "негров". А вот я "белый негр". Мне 18 лет, но я не могу поехать учиться в соседний город..., я не могу выйти за 5 км от черты города, иначе мне обеспечено 20 лет каторги. За что? Может быть Вы подумаете, что я преступница или мои родители совершили какое-либо преступление? Все несчастье в том, что моего отца угораздило родиться немцем, если смотреть глубже в прошлое, то всему виною его предки немцы-мастеровые, которых переселила в Россию Екатерина. И вот теперь, через 200 лет после этого "знаменательного" события, сам "немец", его мать - русская, которой около 70 лет, его жена - еврейка и я, его дочь (уж не знаю какой национальности себя считать, по паспорту еврейка), ходят каждый месяц на регистрацию. В паспорте стоит штамп: "Разрешено проживать только в г. Тюмени". Мой отец инженер. Мать сейчас не работает, потому что уже в нескольких местах, куда она приходила наниматься, ей сначала говорили: "пожалуйста, да, да", а как увидят в паспорте клеймо, сразу: "да видите ли, собственно говоря, плановик нам не требуется, мы пока обойдемся" и т.д. Не позор ли это? Вы пишите: "Нельзя жить без надежды. Надежда необходима человеку, как воздух, когда он перестает загадывать, мечтать, он перестает жить". Но надежды можно лишиться, если жить так, как живем мы. Я понимаю, что если человек совершил что-то, то он должен отвечать за это. Но разве я могу отвечать за то, что родилась не русской, что моя мать еврейка, а отец немец. Я не считала и не считаю себя преступницей и не понимаю, почему у нас можно так унижать людей. Когда меня в 16 лет поставили на учет, то я долго не хотела идти в комендатуру на отметку, пока мне не пригрозили тем, что за мной в школу пришлют милиционера. И прислали бы, не беспокойтесь! В прошлом году я окончила 10-й класс, я и еще несколько таких же, как я, хотели поехать учиться в Свердловск. Сколько я ни билась, все зря. Хоть разрешение на выезд и получилось, но слишком поздно, когда уже окончились вступительные экзамены. Я все-таки решила воспользоваться разрешением и съездить в Свердловск (может быть мне больше за всю жизнь не удастся нигде побывать), так до Свердловска меня сопровождали и сдали с рук на руки свердловской комендатуре. В этом году, наверное, получится то же самое, то же самое получилось и с остальными, такими же, как я. В педагогический институт таких не принимают, они "идеологически" не подходят. Моей сестренке 15 лет. Ее ожидает такая же участь, как и меня. Я добилась разговора с местным высшим начальством по этой части, и он меня "успокоил", сказав, что вообще о детях никакого Указа нет, что это дело еще не рассматривалось. Так зачем же так калечат жизнь людей с детства? Я комсомолка, в школе была и секретарем и членом комитета, а теперь сижу дома и думаю только о том, отпустят меня в этом году учиться или нет. Вот Вы выступаете на международных конгрессах, говорите о свободе, равенстве. Когда я сказала в комендатуре, что у меня, в сущности, нет прав, то там очень удивились: "Как, Вы можете голосовать!" Да, я голосую, а не могу отойти за 5 км от города. Это что? Гетто?! Не я одна нахожусь в таком положении. Все дети, которых родители привезли в Тюмень, подросли и теперь не знают, куда им деться. За год до меня окончила 10-й класс нашей школы девушка - Аня Цвиккер, ее не приняли в пединститут - немка, не приняли в машиностроительный техникум, пришлось ей идти не в институт, а в техникум, и в какой - в физкультурный, хоть там не посмотрели, что она немка. Разве это справедливо, что так уродуют жизнь такому количеству молодежи? Моя мать приехала в Тюмень добровольно с нами к отцу, ведь никто не думал, что и после окончания войны может продолжаться такое положение. Они находятся в Тюмени уже 13 лет... Что же это такое? Неужели Вы не знаете об этом? Вы печетесь о благосостоянии немцев в Восточной Германии, среди которых действительно есть преступники, а не знаете о страданиях тех "немцев", которые всю войну самоотверженно трудились, имеют награды, а дети которых не имеют право даже учиться (на деле). Еще раз извините за то, что беспокою Вас своим письмом, но ведь это очень важно. Я знаю, что надо писать какими-то другими словами, чтобы Вы почувствовали всю боль нашего положения, ведь мы же идем к коммунизму, как же может быть такое национальное неравенство. Как я завидовала ворам, которые получили амнистию, полную. Если бы я была воровкой, то меня бы освободили. А сейчас "навечно". У меня мало надежды, что Вы мне ответите, но, может быть... Вот мой адрес: г. Тюмень, ул. Хохрякова, 40, Стройконтора "Обьрыба" - Димова Валерия Владимировна. Р.S. Если Вы отдадите мое письмо в МВД, то его перешлют в местную комендатуру, вызовут меня и ничего хорошего не получится. 28 апреля 1953 г. г. Тюмень В.Димова". Получатель этого письма депутат Верховного Совета СССР писатель Илья Эренбург 18 мая 1953 г. направил его Председателю президиума ВС СССР Ворошилову: "Многоуважаемый Климент Ефремович, Я посылаю Вам письмо В.В. Димовой, которая ставит вопрос о положении нового поколения спецпереселенцев, считая, что этот вопрос должен заинтересовать Президиум ВС СССР. С глубоким уважением И. Эренбург". 26 мая 1953 г. Ворошилов попросил ознакомиться с этими письмами членов Президиума ЦК КПСС (Маленкова, Берия, Молотова, Хрущева, Булганина, Кагановича, Микояна, Сабурова, Первухина). В архивном деле нет их мнений. Ограничения в гражданских правах с немцев были сняты через три с половиной года - указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 декабря 1956 г. Советские немцы освобождались от административного надзора.. В этом же указе говорилось, что они не имеют права на конфискованное у них имущество и не могут вернуться в места, откуда они были высланы. В шестом номере журнала "Нева" за 2000 год опубликованы воспоминания Валерии Троицкой. Валерия Троицкая - ученый геофизик, в 1941 году окончила ЛГУ. "В июне 1937 г., когда мне было 19 лет, ... арестовали моего папу - Алексея Александровича Троицкого. Не будучи комсомолкой, я знала лишь понаслышке об участившихся исключениях из комсомола студентов как членов семей арестованных врагов народа. Конечно все мы знали о "черных воронах" - крытых черных грузовиках, зловеще нарушавших ночную жизнь города. Мои родители, несомненно, ощущали всю опасность происходившего в стране чудовищного произвола и террора. Однако и мысли о возможности ареста моего папы - честного, мягкого и скоромного по характеру человека - у них, по-видимому, не возникало. Тем не менее, оглядываясь назад, вспоминая об убийстве Кирова..., в аппарате которого в Смольном работал папа, трудно представить себе сейчас, как могли они не предчувствовать, какая грозит ему опасность. Жили мы в самом начале Кировского (ныне и до революции Каменностровского) проспекта, рядом с прелестным парком...В страшную ночь папиного ареста я легла спать довольно рано, имея в виду встать засветло, чтобы быстро просмотреть еще раз конспекты, так как на следующий день у меня был экзамен по физике. Однако ночью я проснулась от шума, сопровождавшего входящих бесцеремонно в мою комнату военных. За ними растерянно шли папа и мама, а в прихожей маячили дворник с женой. Как я поняла позднее, они были понятыми при аресте. Папа вел себя очень тихо и только время от времени с недоумением повторял: "Это ошибка, это ошибка..." У людей, которые пришли арестовывать папу, были большие мешки, куда они складывали практически без разбора почти все наши книги. Нелепость же конфискации серии книжек мадам де Сегюр и дореволюционных выпусков "Мон журналь" возмутила меня своей глупой беспощадностью, а также грубостью реакции на все мои попытки объяснить вторгшимся к нам людям, что они конфискуют книги для детей. Процедура ареста продолжалась около четырех часов. А потом они ушли. И забрали с собой папу. Из окна я видела, как они посадили его в "черный ворон", машину, которая наводила ужас в те годы на все население города: рабочих, военных, ученых, художников, артистов, домохозяек - брали всех без разбора. Через несколько месяцев после папиного ареста у мамы после бесконечных стояний в очередях у тюрем или у Большего дома на Литейном проспекте, где было расположено центральное управление НКВД и тюрьма при нем, случился инфаркт. Мама, как и сотни других людей, пыталась узнать, в чем же обвиняют папу, где он находится, как сделать для него передачу с продуктами и теплыми вещами. Сочетание нервных потрясений, пережитых мамой, и инфаркта привели к тому, что она почти год провела в больнице... Прошло полтора года, мама начала работать, но все ее попытки, как и попытки множества других людей, узнать хоть какие-то сведения о своих близких оставались безрезультатными... Мои походы в те немногие учреждения, которые вроде должны были бы давать сведения об арестованных, также ничего не проясняли. Время шло, неопределенность и безысходность ситуации, накопившееся возмущение и отвращение к собственной беспомощности привели к тому, что я стала серьезно задумываться о том, что нужны какие-то другие нестандартные активные методы борьбы за папину судьбу. Толчком также к такому крутому изменению позиции было письмо, полученное мною от бывшего министра иностранных дел СССР М.М. Литвинова, который в те годы был депутатом Петроградского района Ленинграда, где мы жили. Письмо было ответом на мое послание ему как депутату с просьбой вмешаться в столь несправедливый арест моего папы. Я, как сейчас, вижу перед глазами это письмо, адресованное Лере Троицкой и написанное очень крупным каллиграфическим почерком. В письме он просто и четко сообщал мне, что он ничем мне помочь не может, и заканчивал письмо словами: "Лера, действуйте сами". Конечно, как действовать, мне никто посоветовать не мог. Интуитивно я преодолела свой страх и отвращение, и теперь вместо мольбы и слез на моем молодом и привлекательном лице, возникавшем в печально знаменитом окошечке, была улыбка. Манера и стиль вопросов, которые я задавала, сбивала, особенно молодых людей, с их обычного, формального и жесткого характера ответов. Так или иначе, мне удалось достоверно узнать, что мой папа находится в знаменитой тюрьме Большого дома на Литейном проспекте. Необходимость безотлагательных и решительных действий неожиданно возникла к концу второго года папиного пребывания в тюрьме. Как-то раз вечером в квартире, где мы жили, раздался телефонный звонок. Я подошла к телефону. Приятный мужской голос попросил позвать Леру Троицкую. "Я слушаю", - ответила я. Мужской голос очень быстро сказал мне следующее: "Слушайте меня внимательно и не задавайте никаких вопросов. Вы должны через два часа подойти к кинотеатру "Колизей" на Невском проспекте. Никому не говорите ни о моем звонке, ни о том, что вы пошли встречаться со мной. Вы меня узнаете по светло-бежевому пальто из ламы и длинному шарфу". Через полтора часа, показавшихся мне вечностью, я помчалась к "Колизею"... Я сразу заметила среди людей, толпившихся у кинотеатра, элегантного красивого мужчину, одетого в светло-бежевое пальто из ламы, с длинным шарфом. Я подошла к нему и тихо сказала: "Я Лера Троицкая". Он повторил, глядя внимательно на меня: "Лера Троицкая?" - "Да", - ответила я. Он продолжал: "Дело вашего папы передано в тройку, в Москву. Нужно сделать все возможное, чтобы вернуть его дело обратно в Ленинград на доследование и суд". Я так и не смогла узнать, кто был этот мужчина и каким образом он узнал мое имя и телефон. Я долго думала и пришла к выводу, что если никто не может мне сказать, как действовать, то единственный человек, который должен это безусловно знать в силу своего положения и обязанностей, - это начальник всего НКВД СССР... Л.П. Берия. И я решила, что должна послать телеграмму Лаврентию Павловичу Берия ... с просьбой о встрече. Сам факт, что я решила пойти по этому пути, свидетельствовал о моей полной наивности в те годы и о том, что я не понимала, с какой страшной системой я имею дело. В приемной было полно людей, растерянных, грустных... После примерно получаса ожидания дверь приемной резко отварилась, и появился молодой лейтенант, который громким голосом спросил: "Гражданка Лера Троицкая здесь?" После этого я вместе с лейтенантом прошла по длинным коридорам... Он постучал в одну из дверей, и мы вошли в большую комнату. Около стола у окна спиной к нам стоял человек среднего роста. Я заметила, что в петлицах у него было четыре ромба. В те годы такое количество ромбов свидетельствовало об очень высоком воинском звании. ... я вежливо представилась, затем ... начала прямо и твердо просить справедливости в решении судьбы моего отца. Наконец я обратилась к нему с прямой просьбой - вернуть папино дело из тройки в Ленинград на доследование и в суд. Он с удивлением взглянул на меня, но спрашивать ничего не стал, а попросил меня написать все, что я ему рассказала. Я исписала три листа бумаги... и отдала их ему. Мне показалось, что хмурое, усталое и равнодушное выражение его лица, с которым он меня встретил, каким-то образом изменилось и что если не сочувствие, то понимание вроде бы отражалось на его лице. ... в начале июня 1940 года у нас раздался телефонный звонок...: "Это Лера Троицкая? ... встречайте своего папу". И, действительно, через 30 - 40 минут раздался звонок в дверь. На пороге стоял папа с мешочком за спиной". |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|