Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[03-03-00]
Уроки Истории Александра Некрича
3 марта исполнилось 80 лет со дня рождения историка Александра Некрича, автора книг "1941. 22 июня", "Отрешитесь от страха", "Наказанные народы" и наиболее полной истории СССР - написанной совместно с профессором Сорбонны Михаилом Геллером книги "Утопия у власти". В середине семидесятых годов Александр Некрич уехал в США, где до своей смерти в 1993-м году работал в Гарвардском университете. Программу ведет Владимир Бабурин. В ней участвует Елена Боннэр. Приводятся цитаты из книг и прижизненных записей самого Александра Некрича. Владимир Бабурин: 3 марта исполнилось 80 лет со дня рождения историка Александра Некрича. Когда приходится писать о человеке знаменитом, но одновременно добром и хорошем знакомом очень трудно выбрать среднее между личным чтобы не звучало как хвастовство но и не скатиться до просто официального перечисления титулов и званий. Некрич и не нуждается в таком перечислении. Достаточно того, что он был Александр Некрич - историк. Только это слово и следует добавить. Кстати, визитка с одним лишь этим словом была приклеена к двери его кабинета в Гарвардском университете, без упоминания того, что его хозяин еще и профессор, и доктор исторических наук. Казалось, что он всегда нарочито подчеркивал свою независимость, непринадлежность к партиям и течениям, разделяя лишь те взгляды, которые соответствовали его собственным. Коллега Некрича Ричард Пайпс в одной из работ о советских диссидентов заметил, что их можно разделить на три партии - западников - Сахаров, почвенников - Солженицын и Роя Медведева. Некрич сказал мне, что он тоже представляет собой партию, состоящую из одного человека - его самого. Александр Некрич: Я не причисляю себя ни к одной из этих групп. Мои симпатии, я имел возможность несколько раз об этом писать, на стороне прежде всего Сахарова, я полагаю, что я ближе всех стою к тому правильному выбору, который может быть сделан СССР. Но я также отношусь с большой симпатией к Солженицыну. Я думаю, что произведения Солженицына - это один из краеугольных камней, которые закладываются под будущее нашей страны. Возвращаясь к вашему вопросу, я считаю, что выступаю со своей точки зрения. В определенные моменты я могу разделять точку зрения других - и Сахарова, и Солженицына, и еще кого-нибудь другого. Но я не считаю, что я принадлежу к какой-то определенной группе. Владимир Бабурин: Историк Некрич, занимаясь прошлым, работал больше всего на будущее. Он очень хотел, чтобы в России историю страны учили по его книге. написанной совместно с профессором Сорбонны Михаилом Геллером - "Утопия у власти". Власти не спешили с изданием, да и визу гарвардскому профессору Некричу выдавали крайне неохотно, а чтобы получить разрешение работать в архиве приходилось обивать пороги десятков чиновных кабинетов. Правды о прошлом в России боялись не меньше, чем правды о настоящем. Страна жила по Оруэллу. Прошлое тщательно просеивалось и приводилось в соответствие. Беспощадные исследования Некрича наносили по этой практике смертельный удар, но процесс становился необратимым. Летом 1990-го года я записал его слова: "В последнее время я все больше думаю, как изменились история и отношение к ней, приоткрываются архивы, началась реабилитация безвинно осужденных" Александр Моисеевич вспомнил тогда известное определение историка Покровского - "история - это политика, опрокинутая в прошлое" и добавил: "Я полагаю, что сегодня мы дошли до такого уровня, когда эту точку зрения можно пересмотреть. Я, например, считаю, что политика - это история, опрокинутая в будущее и ориентированная на будущее, и все наши попытки извлечь уроки из прошлого тому подтверждение". "Учета факторов географии, климата, национальных черт, урбанизации, демографии и так далее оказывается недостаточным при изучении истории советского государства. Специфическая особенность тотального воздействия правящей партии на все области жизни в никогда в прошлом не известных размерах определила характер всех советских людей. Это тотальное воздействие исказило ход всех процессов, присущих современному обществу", - Александр Некрич. "Утопия у власти". Владимир Бабурин: Елена Боннэр, хорошо знавшая и любившая Александра Некрича, когда я позвонил ей на следующий день после сообщения о кончине Некрича в Бостоне вспомнила строчку другого Александра и тоже ее друга - Галича: "Уходят, уходят, уходят друзья, одни в никуда, а другие - в князья". В канун юбилея Некрича я позвонил ей вновь. Елена Боннэр: Он ушел из жизни по житейскому счету вроде и не молодым человеком. Но по его трудоспособности, по тому, что он делал и писал, он ушел чрезвычайно рано. Он был полон творческих сил, в полную силу занимался исторической наукой, и прервалась очень важная для истории, и для России его активная деятельность, кроме того, мне кажется, что в те страшные годы, которые мы - Россия переживаем после его ухода, нам безумно, чрезвычайно не хватает таких людей, как Александр Моисеевич, с его широким историческим взглядом на события в мире и в России, с умением их анализировать и с его научной честностью. Бывший офицер, прошедший 2-ю мировую войну, он бы, наверное, четко, как никто, смог бы охарактеризовать особенности уже второй войны, идущей на территории России, второй чеченской войны, которая является на мой взгляд трагедией не только чеченского народа, который уничтожается, но и нравственной трагедией России. Наверное, он лучше чем многие из нас, кто пытается объяснить обществу, что происходит, сумел бы объяснить, как нельзя решать проблемы малых народов, малых в численном плане внутри большого многонационального государства. Не забудьте, что помимо его великой книги "21 июня", он написал и книгу "Наказанные народы". Сегодня мы имеем продолжение этой истории. И никто как он не объяснил бы нашему обществу, насколько эта война отодвигает Россию от демократии, реальных свобод и благополучного общества. Владимир Бабурин: Елена Георгиевна, вот Александр Моисеевич говорил мне, что передал все права на свои книги: он очень хотел, чтобы "Утопия у власти", действительно, наверное, самый лучший учебник истории России и СССР, он очень хотел, чтобы он был издан и стал учебным пособием . Это случилось. Наверное, очень важно, чтобы именно книга "Наказанные народы" тоже стала известна, она в России так и не была издана. Елена Боннэр: Я думаю, что "Наказанные народы" очень важная книга, и если бы нашлись люди, которые ее могли бы прокомментировать с сегодняшней точки зрения, после двух чеченских войн, это было бы очень важным, но, к сожалению, мы же знаем, что книги "Наказанные народы" и другие такого типа читает очень ограниченный круг людей. Владимир Бабурин: Некрич был удивительно педантичен. Он не терпел ошибок и неточностей даже в мелочах. Когда в перестроечной и постперестроечной прессе о нем писали, что его "вынудили эмигрировать из СССР" он с такой формулировкой не соглашался и настаивал на обязательном уточнении: Александр Некрич: Обстановка, которая создавалась вокруг меня, вынудила меня принять такое решение. Но уезжать меня никто не принуждал. Я сделал это добровольно под влиянием некоторых событий. Предположим, был запрет на печатание основных моих работ. Я пытался противостоять всему этому. Была очень длительная и изнурительная борьба. Потом, когда я увидел, что ничего не получается, и от меня на самом деле требуют как условие нормализации моей работы покаяния, которое я отказался принести, я решил, что я уеду. Причем о своем решении я за год поставил в известность директора своего института, прося его принять какие-то меры, чтобы это по возможности предотвратить, но я понял, что позиция твердая на той стороне, и моя позиция тоже была твердая. Я уехал и, в общем, профессионально я себя спас. Мне было уже 56 лет, и каждый дальнейших год отсрочки мог бы губительно сказаться на моей профессиональной работе историка. Владимир Бабурин: Некрич очень не любил слово "эмигрант" и вообще старался обходить эту тему, всегда подчеркивая, что он гражданин США, В этом были уважение и благодарность стране, в которой он сумел реализовать себя максимально. Работа заменяла ему все. Когда я был у него в Гарварде, он только что вышел из больницы. И его страшно тяготило, что на несколько месяцев он был оторван от своих архивов и рукописей. Он предпочитал жить в США, конечно же, не из-за забитых товарами магазинов, а лишь по той причине, что там у него были самые лучшие условия для работы, и не приходилось терять уйму сил на получение различных согласований и разрешений. Он не был эмигрантом еще и потому, что проблема эмиграции его совершенно не интересовала. Он был вне их, точнее над ними. Александр Некрич: В основе демократии все-таки лежит признание за каждым человеком его свободы: личной свободы, а также свободы во всех сферах его деятельности. Демократия начинается с признания индивидуальной свободы человека и с признания индивидуальной деятельности человека как выражения этой свободы и признания и уважения каждого человека к другому человеку. Это, собственно говоря, и основа демократии . Как это практически видится, какие структуры будут созданы? Я думаю, что эти структуры будут постоянно меняться, самое главное для того, чтобы демократия работала, это уважение к законам. Это - ее правовая основа. Уважение к закону не означает, что надо написать, обсудить и принять в один присест 120 законов, где на каждый случай жизни есть закон. Это ненужно. Я, например, считаю - у меня есть такое ощущение, что вовсе необязательно сидеть и принимать один закон за другим, какими хорошими и нужными они бы не были. Должен быть один Основной Закон, Конституция, в ней как раз и концентрированы эти неотъемлемые права человека. Все, что противоречит этому, не нуждается в том, чтобы принимать по этому поводу новые законы. Следовательно демократические институты должны быть основаны на точном разделении функций властей. Владимир Бабурин: Это была запись Александра Некрича почти десятилетней давности. Андрей Амальрик в своих "Записках диссидента" заметил: " Диссиденты совершили великое дело, они сумели вести себя в несвободной стране как свободные люди. Некрич как-то вспомнил эпизод из книги Алексея Толстого "Петр Первый", рассказывающий о том, как к одному из первых русских фабрикантов царем в лице Меньшикова была послана экспедиция - проверить, нет ли воровства. "Помните, - Некрич улыбнулся. - "Не умом Иван забоялся, а поротой задницей". Вот эта то поротая задница все время дает себя чувствовать". "Видимо, - добавил Александр Моисеевич, - потребуется очень значительное время, чтобы люди начали мыслить совершенно свободно. Для одних сегодня несвобода - это воспоминания о героическом прошлом, для других - страх перед будущим, для третьих - попытка удержать власть или захватить ее". Александр Некрич: Конформизм, как мы говорили раньше, он очень глубоко сидел, и, я думаю, и сейчас сидит. Потому что ведь этот советский конформизм он требует постоянного подтверждения каким-то актом или словами. Это - ритуал, он должен быть каждый раз подтвержден, и я встречаюсь сейчас со многими людьми и я вижу, как они в разговоре со мной на всякий случай подтверждают это, хотя им уже ничего не угрожает, и мне смешно, конечно, но от некоторых я слышу такие рассуждения странные для меня, что я понимаю, что эти люди находятся в плену прошлого настолько глубоко, что им вряд ли удастся уйти. Может быть, это будет смягчено временем немного. Все это так, к сожалению. "Все же прошлое, настоящее и будущее связаны с человеком. Это - история партии, поглотившей государство. Это - история государства, поработившего общество для создания такого типа человека, который позволил бы вечно сохранять власть, и это история сопротивления человека. Успехи системы очевидны, но история не остановилась. Память о прошлом позволяет сохранить надежду", - Александр Некрич - "Утопия у власти". Владимир Бабурин: Прошлое, настоящее и будущее связано с человеком. Мне очень жаль. если из моих заметок вдруг ушел Некрич - человек, который иногда неожиданно и вроде бы не к месту цитировал Шекспира, которого очень любил, а на мой вопрос о семье и об увлечениях ответил хитро улыбнувшись: "Семьи у меня нет. А увлечения, конечно, случаются". На первое интервью к нему я шел как школьник к профессору. Во время нашей последней или одной из последней встреч, когда я знакомил меня с коллегами по русскому исследовательскому центру Гарварда, он представлял мне: "Это мой друг, журналист из России". Я читаю, что мне очень повезло, что моя профессия дает мне возможность для таких встреч. После его смерти долго не приходило осознание того, что уже нельзя снять трубку, чтобы позвонить ему, и что в Бостон я к нему уже не приеду. Остались только фотографии, несколько записок, несколько часов записанных разговоров в изданная Лондоне книга "Утопия у власти" с дарственной надписью. Российского издания Некрич при жизни так и не дождался, и пока его "Утопия у власти" так и не стала историей прошлого, как и надлежит быть истории, она продолжает оставаться констатацией настоящего: историей государства, поработившего общество для создания такого типа человека, который позволит вечно сохранять власть. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
