Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

Петербургский университет в борьбе за историю

Автор программы Татьяна Вольтская
Ведущий Иван Толстой

Иван Толстой:

Кто был и остается врагом России? Мнение декана профессора Фроянова, мнение уволенных преподавателей, общественности и студентов, скрывших свое имя.

Андрей Милкин:

Наиболее одиозной фигурой для меня, на историческом факультете является даже не профессор Фроянов, а один из профессоров Кафедры Русской Истории Воробьев Владимир Миронович. Это такой чистый пример "антисемитизма в квадрате". Однажды я был свидетелем случая потрясающего, когда Воробьев, ведя лекцию студентам и рассказывая о событиях смутного времени, очень подробно остановился на этническом происхождении Лжедмитрия Второго. Сказал, что Лжедмитрий был жидом, и потом в течение тридцати минут описывал, как в то время на Руси относились к жидам, и какую разрушительную роль жиды сыграли в истории русского государства. Рядом со мной сидела девушка еврейка, она сначала очень удивлялась, а потом заплакала. Вообще Воробьев это легендарная фигура истфака. Студенты передают друг другу такую историю, как он однажды завалил на вступительном экзамене на истфак девушку абитуриентку из Башкирии, она была башкирской национальности. Воробьев поставил ей за ответ три, хотя ответ был хороший, девушка заплакала, собралась уходить, а он ее напутствовал следующими словами: "Туземцу в университете делать нечего, и если в Питере вы на что-то сгодитесь, то разве что в зоопарк".

Татьяна Вольтская:

Это был Андрей Милкин, согласившийся назвать свое имя, потому что весной он уже закончил исторический факультет Санкт-Петербургского университета. Любой университет - это маленькое государство со своим, как правило, ревниво охраняемым суверенитетом, но бывают случаи, когда дела любого государства больше не могут оставаться внутренними. С сентября на историческом факультете Санкт-Петербургского университета бушует скандал. Буря выплескивается в общественную жизнь, в центральные газеты. Однако ветер был посеян гораздо раньше. Рассказывает заведующий Кафедрой Истории Нового Времени доктор исторических наук профессор Борис Комиссаров.

Борис Комиссаров:

Первого сентября этого года с исторического факультета Санкт-Петербургского университета были уволены трое очень талантливых, очень любимых студентами преподавателей - Исаев, Захаров и Копелев. Это событие потрясло студентов и вызвало резкий протест. Это событие не единичное, все началось еще раньше, значительно раньше, два года тому назад, когда декан факультета Фроянов потребовал увольнения ассистента Дмитриева. Поводом для этого послужила учеба Дмитриева в Европейском Университете на факультете социологии. Декан заявил, что человек, обучающийся в Европейском Университете и имеющий с ними какие-либо связи, не может работать на историческом факультете, потому что Европейский Университет содержится на западные деньги, является проводником чуждого влияния и это вредно для факультета нашего университета. Я заступился за Дмитриева, но в результате Дмитриев все же был уволен. Теперь последовало продолжение. Далеко не случайно это печальное событие произошло на историческом факультете. На факультете фактически установлена диктатура декана Фроянова. По своим взглядам он национал-коммунист, ксенофоб, антисемит. Он искренне верит, что, по крайней мере, в последние три века Россия является жертвой мирового антирусского заговора, и согласно своим теоретическим воззрениям он и управляет факультетом.

Татьяна Вольтская:

Студенты, решившиеся подойти к микрофону, попросили изменить их имена, объясняя это опасностью быть выгнанными, попасть в армию, подвергнуться разнообразным репрессиям на факультете.

Студентка Вера:

Вот это увольнение, оно нас достало. Это настолько наплевательское отношение к нам, студентам. То есть нас вообще ни во что не ставят. Дмитрий Николаевич Копелев учил меня совершенно по-другому смотреть на мир, на вещи, на науку. Для меня он науку открыл совершенно другим образом. Я увидела, что это интересно, это не этот позитивизм, который отупляет. Я чувствовала, что сдача экзаменов и получение зачетов это простая формальность, это тебя делает тупым, ты превращаешься в безликую массу.

Татьяна Вольтская:

Итак, преподавателей уволили. Но сначала коллеги преподавателей в лучших традициях написали на Комиссарова донос. Комментирует член-корреспондент Российской Академии Наук Рафаил Ганелин:

Рафаил Ганелин:

Письмо коллег профессора Комиссарова по Кафедре Новой Истории исторического факультета получило очень громкую и к сожалению печальную известность, главным образом благодаря тому, что он обвинен в попытках завуалировать свое сочувствие американским планам устройства нового мирового порядка. Это по стилю и по содержанию совершенно напоминает бумаги прошлых лет, которые и тогда были довольно опасны. Опасны для всех. Я в своем опыте сравниваю это с опасностью, которую несет взрывное устройство. Неизвестно, куда взрыв будет направлен, даже если он очень точно рассчитан. Мне восьмой десяток, я очень много подобных историй на своем веку повидал. Всегда относился к ним с очень большим интересом, старался их запоминать, и мне, тем не менее, не понять, что же сейчас заставляет цвет профессуры исторического факультета, членов ученого совета факультета своим авторитетом поддерживать такие действия, которые несомненно противоречат самим нравственным основам университетской жизни.

Татьяна Вольтская:

Александр Эткинд, писатель, историк литературы, доктор философии Университета Хельсинки, преподаватель Европейского Университета в Петербурге:

Александр Эткинд:

Нет ничего формального, что бы запрещало ассистенту истфака получать ученую степень в Европейском Университете. Этот университет действительно существует на западные деньги, чем мы очень гордимся, потому что очень мало успешных организаций в области образования появились в последнее время. И если они появляются, то они появляются с поддержкой, и эта поддержка часто оказывается западной. Все это абсолютно легально, абсолютно открыто, полностью соответствует российскому законодательству.

Татьяна Вольтская:

И все же обобщим, почему же у Фроянова обнаружилась такая ненависть к вашему учебному заведению.

Александр Эткинд:

Одно слово, которое это дело обобщает, это слово ксенофобия. Ненависть к иностранцам, ненависть ко всему не русскому, ненависть ко всему тому, что имеет западное происхождение. А в данном случае дело еще конкретнее, потому что Фроянов привел учебное заведение, которым он руководит, в состояние нищеты. Соседний социологический факультет преуспевает. Там студенты чувствуют себя хорошо. А на истфаке, когда туда заходишь, как и на некоторых других факультетах, например, на психологическом (который я когда то кончал), когда заходишь, в нос бьет запах мочи, жутко обшарпанные стены, чувство убогости и запустения. Это сознательная политика, это не недостаток финансирования. Конечно, это плохие организационные способности, плохой менеджмент, но, кроме того, это вполне сознательная политика. Студенты, которые поддерживают Фроянова, чувствуют то, о чем он пишет в своей книге "Погружение в бездну". Вот их факультет погружается в бездну, и на этом основании они согласны со своим деканом.

Татьяна Вольтская:

Из книги Игоря Фроянова "Погружение в бездну". Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999 год ("Памяти созидателей и защитников советской державы посвящается". Издание поддержано государственной программой Народы России, Возрождение и Развитие. Рекомендовано студентам в списках научной литературы).

"Деньги Сороса и научная объективность - две вещи несовместимые. По мнению Жоржа Сороса, осведомленного, надо полагать, насчет замыслов строителей нового мирового порядка, если даже у Горбачева нет детального плана перестройки, у него есть концепция. Что представляет собой эта концепция, Сорос умалчивает. Однако упоминание о ней Соросом, человеком принадлежащим к мировому закулисью, выглядит в некотором роде симптоматично".

Татьяна Вольтская:

Комментарий бывшего, тоже уволенного преподавателя истфака Николая Копосова, ныне декана Смольного Института свободных искусств и наук.

Николай Копосов:

Мое мнение заключается в том, что мы имеем чистый случай нарушения академической свободы. С другой стороны, на лицо и то, что этой свободой преподавания другие коллеги пользуются в целях, которые с целями академическими имеют мало общего. Здесь возникает очень деликатный вопрос. На все распространяется академическая свобода или не на все? Распространяется академическая свобода на то, чтобы кричать "Бей жидов!", или это вне рамок академической свободы. Понятно, что "Бей жидов!" кричать - это, кроме всего прочего, уголовно наказуемо. Поэтому понятно, что преподаватели так, чтобы их можно было поймать за руку, они так не кричат. Они кричат в более завуалированной форме. Воробьев, например, на своих лекциях вместо слова евреи говорит слово жиды. Проблема академической свободы - сложная проблема, деликатная.

Студентка Саша:

"Я лично не слышала, чтобы он выражался матерно. Но выражение "и присутствующие здесь русскоязычные" меня ввергло в шок на месяц на первом курсе, я вообще не понимала, где я нахожусь".

Студентка Оля:

"Лекции скорее фактологические и несколько с таким ура патриотическим настроем, что, в принципе, на нашем курсе очень многим нравится. У нас в прошлом году присутствовали такие выражения, как деление на "желтолицых" и "косых" от товарища Воробьева".

Света окончила истфак в прошлом году:

"Страшно то, что студенты приходят и для многих, как и для меня, профессора - это же авторитеты. Мы поступили, будучи никем. Из школы пришли, мечтали все время заниматься историей и вдруг перед тобой сам Игорь Яковлевич Фроянов, сам Воробьев, который выглядит очень авторитетно - высокий, красивый, с бородой, и поэтому им веришь. Он выходит на кафедру и грозным тоном начинает читать лекцию, и ты слушаешь, и для многих это как должное. Нас так учили уважать старших, а тем более преподавателей. И это страшно. Те, кто пришел с одними убеждениями, выходят с другими. То есть националистическая идеология на нашем факультете она немедленно захватывает, и они выходят совсем другими людьми. Я не могу сказать, что Воробьева любили и уважали, но я не могу сказать, что мы как-то ужасались его высказываниям. Наоборот, как-то смешно было. Не было активного сопротивления какого-то, даже не было раздумий".

Андрей, окончил истфак в прошлом году:

"Воробьева изначально воспринимаешь именно как бытового антисемита - человек дурак и с него взять нечего. И потом, когда задумываешься о том, что у него есть свои студенты, достаточно много, он все это говорит с кафедры, и потом видишь ребят которые читают "Завтра", "Советскую Россию" и даже листки РНЕ, тогда уже понимаешь, что это дело серьезное".

Александр Эткинд:

"Фроянов, кроме того, что он является автором, он является деканом, руководителем государственного учреждения - исторического факультета Государственного Университета. Это значит, что я и многие другие наши сограждане платим за то, чтобы Фроянов организовывал учебный процесс именно так, как он его организовывает. Государственный Университет существует на деньги налогоплательщиков. Поэтому в конечном итоге мы можем решать, какую версию истории в данном случае мы хотим, чтобы учили наших детей. Наши дети - это второй момент, который здесь важен. Я бы, например, категорически не советовал своей дочери поступать на истфак. И более того, я думаю, что подобная ситуация, которая существует на истфаке, не получит своего разрешения, я бы призвал петербуржских родителей к бойкоту истфака. Как налогоплательщики и как родители мы имеем право влиять на такого рода ситуацию.

Из книги Игоря Фроянова "Октябрь 1917-го:

Глядя из настоящего". Санкт Петербург, издательство Санкт- Петербургского Университета, 1997. Издание поддержано Государственной программой "Народы России, Возрождение и Развитие" и Межвузовской программой "Исторический опыт русского народа и современность". (Посвящается светлой памяти владыки Иоанна, Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского): "Еще в начале первой мировой войны известный масон и агент мировой закулисы Парвус (А.Л.Гельфант) разработал планы территориального расчленения России. Временное правительство, стремясь перевести Россию на путь западных демократий, лишало русский народ национальных ориентиров, побуждая его отказаться от собственного исторического опыта, собственных ценностей и перенять ценности западных цивилизаций. Такая политика вполне объяснима, если учесть, что проводили ее лица, принадлежавшие к масонству. Сейчас можно с уверенностью говорить, что перестройка являлась подготовительной ступенью для последующих манипуляций внешних сил с Россией. С этой точки зрения эпоху демократических реформ следует считать вторым изданием октябрьской революции 1917 года, в рамках ее решения революция против России".

Александр Эткинд:

"Это очень курьезная книга. Фроянов, как автор находится в двойственной ситуации. Революция, с одной стороны, это хорошо. С другой стороны, в революции участвовали, как известно, многие евреи, начиная с Троцкого, которых Фроянов ненавидит как личности, и поэтому отношение к революции оказывается крайне противоречивым и дерганым. Выход найден в том, чтобы ответственными за плохие, кровавые стороны революции объявить евреев, как российских, так и заграничных.

Рафаил Ганелин:

"На истфаке преподается традиционно очень много ценного. Наряду с этим, в последние годы появились вот такие мотивы, которые скорее отражены в листовках и в брошюрах, которые по не очень дорогой цене можно купить у Гостиного Двора. То есть отвечающие человеческой потребности иметь врага и разоблачать темные силы. Вот был прекрасный фильм "Фанфан-Тюльпан", где Жеррар Филипп играл главного героя. И там армия противника вдруг исчезла. И он в растерянности кричал: "Отдайте нам нашего врага, где наш враг?". Человеку очень хочется иметь определенного персонифицированного виновника своих несчастий. Это, конечно, не совместимо с основами научного знания, но очень хочется".

Студент Иван:

"Было совершенным шоком столкнуться с тем, что студенты в 2000 году, люди, которым 17, 18, 20, 21 год, боятся подписать заявление к ректору факультета с просьбой содействовать возвращению на факультет лучших преподавателей, преподавателей, о которых знают".

Студентка Вера:

"Я, например, когда шла сюда, я думала что вот мы как раз новое поколение, у нас все в руках. Мы сделаем новую историю, мы напишем. Наука ради науки, без политики. Я пришла сюда, и мне очень повезло, что я встретила Бориса Николаевича Комиссарова, потому что то, что он говорил на своих лекциях, на введении в специальность, это было очень здорово. Для него было важно, чтобы мы по окончании вуза не растворились где-то в серой безликой массе, чтобы мы были востребованы обществом. А сейчас я на четвертом курсе, и у меня одно желание - я хочу быстрее уйти с этого факультета, потому что это болото. Такое ощущение, что читаешь старый советский учебник, что ты живешь лет 30 назад. Все западное плохо. Они совершенно не двигаются с места. Я уважаю себя, я чувствую себя индивидуальностью и личностью и я вообще хочу что-то сделать в этой жизни, а тут этого сделать нельзя".

Студентка Саша:

"Мне казалось, что люди, студенты, должны быть гораздо свободнее, чем в свое время были мы, и ничего они уже боятся не должны, потому что они этих страхов не застали. Я не могу сказать, что я говорила с кем-то кто трясся бы от страха, я говорила с массой ребят, которые говорят: "Нам все равно". Я не могу с ними учиться в одной группе с этой кафедрой Нового Времени. Вот один из последних: "Фашизм в Италии не был страшным, потому что за все время, что Муссолини был у власти, было расстреляно всего лишь 72 человека". Вот им 20 лет, они так думают. Это люди, которые либо такие были, то ли их этому там научили".

Николай Копосов:

"Должен быть какой-то этос, какая-то разделенная система представлений о том, что можно, а чего нельзя, и у среды должны быть свои способы без привлечения милиции, суда и прочего делать так, чтобы нельзя было отобрать у преподавателя право выражать свою точку зрения, но можно было бы сделать так, чтобы преподаватели не кричали "Бей жидов!". Нужно, чтобы академическая среда осознала свою ответственность, свою модельность для общества. Потому что у нас и в обществе можно все, можно говорить, и вам ничего не будет за это, что ГУЛАГ- это евреи придумали. Вот такие вещи, они тоже должны встречать определенную реакцию. У нас люди, которые позволяют себе такие вещи, продолжают, как ни в чем не бывало быть равноправными членами вот этой академической среды. Это значит, что общественного мнения в академической среде, которое запрещает такие вещи, не существует. Существует по-прежнему кухонное шептание. Вот мы на кухне продолжаем говорить: "Ах, как плохо: они антисемиты". А сказать публично члену ученого совета: я не буду с тобой здороваться, потому что ты позволяешь себе такие вещи, и даже не ты позволяешь, а твой заместитель позволяет себе такие вещи, и ты на это не реагируешь, так вот я с тобой не буду здороваться. Мы сейчас живем в условиях, когда к счастью очень многое стало возможным, но вот здесь действительно была утрачена некоторая грань приличия. И для меня дело Комиссарова - это микро-, скромный, петербуржский аналог дела Дрейфуса. В деле Дрейфуса было важно не столько то, что Дрейфуса выпустили, было важно то, что вокруг дела сложилась традиция, слово интеллектуал тогда появилось во Франции, появилась группа интеллектуалов, которая с тех пор во Франции не допускает таких вещей. Любой человек, который во Франции позволит себе сказать, что, возможно, газовых камер не было, его не посадят в тюрьму, не выгонят с работы, но если он захочет организовать коллоквиум, то к нему никто не приедет. А если его имя увидят в списке участников коллоквиума, на этот коллоквиум никто не приедет".

Борис Комиссаров:

"На исторический факультет в течение очень длительного времени, десятилетиями подбирались особые люди. Шла селекция людей. Подбирались люди не способные, а верные. И вот эта тенденция продолжается. В свое время нужно было показать верность советскому режиму, а сейчас, очевидно, верность режиму Фроянова. События на факультете не могли остаться без внимания руководства университета, ректората и в конце сентября на большом Ученом совете университета создана комиссия Ученого совета для рассмотрения ситуации на историческом факультете в целом. Коммиссия из 12-ти человек. Эта комиссия начала работу. Она должна изучать по трем направлениям деятельность факультета - по линии административной, учебно-методической и по линии научной. Но, как мне представляется, она работает вяло и вне ее поля зрения остаются по крайней мере две важнейшие составляющие - это учебно-методическая работа и научная.

Татьяна Вольтская:

Вы считаете университет не способным своими силами справиться с ситуацией?

Борис Комиссаров:

К сожалению, пока у меня складывается такое представление. Мне кажется, что необходимо будить тревогу в душах людей вне университета, будить тревогу общественности - и России, и мировой общественности, потому что это один из видных университетов. Чтобы эта внешняя озабоченность, тревога повлияла на ситуацию в этом учебном заведении. Университет должен работать на современном уровне, на уровне развития современной цивилизации, а никак не смотреть в далекое прошлое или погружаться в ту трясину, из которой мы мучительно выходим.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены