Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

К 125-летию со дня смерти Ганса-Христиана Андерсена

Автор программы Александр Генис
Ведущий Иван Толстой

Монументальная скульптура - это обелиски, надгробия, стелы и всевозможные мемориальные комплексы. Всего этого хватает и в Нью-Йорке. Только мало кто на них обращает внимание. Нью-Йорк - город неофициальный. Если в Вашингтоне образцы гражданского зодчества кажутся на месте - на то он и столица - то для Нью-Йорка характерны свои масштабы и свой, весьма своеобразный, подбор памятников.

В этом смысле, странное впечатление производит скульптурная галлерея в Центральном парке, построенная в начале века. В один ряд стоят решительный Колумб, романтический Роберт Бернс, основательный Вальтер Скотт, бурный Бетховен и какой-то древний мыслитель, задрапированный во что-то античное - изобретатель телеграфа Морзе. И опирается он не на колонну, а на телеграфный ключ.

Есть в этом симпатичная, чисто нью-йоркская черта. Сразу видно, что сто лет назад телеграф казался не менее романтичным, чем шотландская поэзия. Чувствуется, что практичному Нью-Йорку больше подходит не грандиозное величие многометровой статуи Свободы, а сдержанные, хоть и лирические эмоции по более скромному поводу - вроде открытия проволочной связи. Не зря же Нью-Йорк опоэтизировал свой знаменитый Бруклинский мост. В каком еще городе про мост слагаются песни, стихи, даже оперы?

Сегодняшний Нью-Йорк чурается помпы. Сейчас здесь ставят памятники не героям, а просто людям. Например, на седьмой авеню, прозванной "модной улицей" - здесь сосредоточена торговля одеждой - установили памятник, изображающий пожилого еврея-портного за швейной машинкой. А на главном автобусном вокзале города стоит небольшая гипсовая очередь. Среди ежедневной суеты эти люди выделяются только неподвижностью. Никаких особых заслуг у них не было. Люди как люди - в галстуках, джинсах, с портфелями, они шли по своим делам, когда их остановил и увековечил скульптор. Такие скульптуры не воспевают заурядность, но замечают ее. Останавливая взгляд на будничной стороне жизни, они служат утешающим контрастом в столице небоскребов. Как ни странно, стилю этого города больше соответствуют незатейливые памятники простым нью-йоркцам, говоря по-нашему - памятники маленькому человеку.

Иногда это надо понимать буквально. Во всяком случае самый любимый памятник Нью-Йорка - бронзовая Алиса, которую скульптор изваял вместе со всей Страной Чудес. Каждый день дети елозят на металлических алисиных коленях, прячутся под шляпками волшебных грибов, дергают за уши важного Белого Кролика. В этом памятнике уже ничего не осталось от монументального искусства, которое, казалось бы, призвано вызывать определенное уважение к своему предмету. Зато бронзовая Алиса оживает каждый раз, когда по ней карабкаются малыши.

Ну а рядом с героиней волшебной сказки стоит памятник самому знаменитому сказочнику в мире - Гансу Христиану Андерсену. О том, что происходит вокруг него в эти юбилейные дни, рассказывает Рая Вайль, которой мы поручили вести репортаж с места событий:

Рая Вайль:

Памятник Гансу Христиану Андерсену установлен в одном из самых уютных уголков Центрального парка - на берегу небольшого искусственного озерца окруженного терассами летних кафе и ресторанов. Присев на камень, великий сказочник о чем-то задумался, глядя на воду, в которой плещутся утки. На коленях у него огромная раскрытая книга, а рядом с писателем тут же на постаменте стоит маленький бронзовый утенок - тот самый гадкий утенок, которого он увековечил, сделав героем одной из своих сказок. По утрам в субботу в течение всего лета профессиональные актеры читают здесь сказки Андерсена, сегодня - "Дюймовочку", "Огниво" и "Гадкого Утенка".

В молодости он очень хотел стать актером, много лет мечтал об этом, а потом начал писать сказки. Он был очень одиноким - так никогда и не женился, но оставил после себя сокровище, которым пользуется весь мир. И за это мы будем вечно ему благодарны.

Моя собеседница - пожилая дама по имени Рут Флэш, одна из организаторов детской программы при Центральном Парке, рассказывает, что в этом году во всех библиотеках Америки проходят чтения сказок Андерсена, в которых принимают участие даже голливудские звезды.

"Я больше всего люблю его сказку про китайского императора, которому соловей спас жизнь своим пением. Она так и называется "Соловей". Это была первая сказка Андерсена, которую я услышала. И знаете после чего?" Тут Рут улыбнулась и рассказала мне историю о том, как однажды, когда ей было три года, она гуляя с родителями по лесу и вдруг услышала пение соловья. А когда родители показали ей маленькую серенькую птичку, сидящую на ветке, она немедленно потребовала купить ей такую же, дескать, хочу, чтобы пела у меня в доме. Но соловьи не продаются в магазинах, пытались объяснить ей родители, эта птица поет только на свободе. "И вот в тот самый вечер, продолжает свой рассказ старая дама, мне впервые прочли про соловья и императора, и я поняла, что соловья нельзя приручить. Позднее я столько читала эту сказку сама, что выучила ее наизусть и рассказывала своим детям, а потом и внукам. "Соловей" - одна из самых тонких и умных сказок, когда-либо написанных вообще. Она запала мне в душу на всю жизнь."

Александр Генис:

Интересно сравнить нашего скромного нью-йоркского Андерсена с тем, которого я увидел на его родине, в Дании, где побывал несколько лет назад.

Как известно, в чужой стране единственные знакомые - литературные персонажи. Впрочем, в родной - тоже. С годами все призрачнее становятся фигуры домуправа, квартирной соседки, секретаря комсомольской организации. Но вот, скажем, Онегин не тускнеет. Даже наоборот, кажется, что из всех российских знакомых остались только они - Мцыри, Чичиков, Витя Малеев в школе и дома.

Дания - маленькая страна, и она не может себе позволить такого разнообразия. Перед остальным миром ее представляет один Андерсен. Но датчане могут спать спокойно: мир их не забудет, во всяком случае до тех пор, пока на Земле будут дети.

Естественно, что в Дании Андерсен - самодержец. Его бронзовая фигура встречает вас на ратушной площади, его Русалочка целыми днями сидит у моря, и главная улица Копенгагена названа, конечно, его имнем.

Самим датчанам это настолько приелось, что однажды вандалы отпилили Русалочке голову. Но ничего не изменилось. Памятник восстановили, а туристское агенство обзавелось новым девизом: "Дания так прекрасна, что каждый может потерять тут голову".

В Копенгаген все пришло из сказки, прежде всего - королевские замки. Они такие, как дети строят из песка: башенки, шпили, завитушки. Тысячу лет назад датская империя включала в себя Швецию, Норвегию и Англию. Потом пришел остроносый человек с "Дюймовочкой" и "Гадким Утенком" и одним махом заменил великое прошлое на уютное. Поневоле задумаешься: какие солдаты важнее - обыкновенные или оловянные?

Впрочем, детей, собравшихся у бронзового Андерсена в Сентрал парке Нью-Йорка, об этом и спрашивать не надо.

Рая Вайль:

Уилл Томпсон каждую субботу приезжает с бабушкой в Центральный парк из Бруклина. "Мне очень нравиться здесь, и сказки Андерсена я люблю, особенно, когда их читают актеры. У них почему-то всегда интереснее получается, чем когда сам читаешь. У меня дома есть его книжка, я уже прочел много сказок. В том числе и "Огниво" про солдата, который, возвращаясь домой взял с собой ведьму и она помогла ему разбогатеть. Но вот чего я не пойму, - тут лицо мальчика омрачилось, - зачем он голову ей отрубил? Она этого солдата всему научила, благодаря ей он на принцессе потом женился, а вместо благодарности он ее топором".

Моника Гелле одна из актрис, участвующих в программе, сама пишет сказки. Андерсена она впервые прочла, когда ей было 11 лет. "Это было старое дешевое издание в котором уже страницы все распадались. Но я читала и читала, пока не выучила их все наизусть. Когда выросла, стала читать их со сцены. "Огниво", - Моника засмеялась, - тут действительно имеет место несправедливость по отношению к ведьмам, но это любимая сказка моего отца и я не могу вычеркнуть ее из своего репертуара. У Андерсена много таких несправедливостей - Маленький Клаус и большой Клаус, Русалочка. Мы любим Андерсена не за справедливость, а за талант, за воображение, за жизненные детали, за юмор".

Александр Генис:

Ну а сейчас, оставив на время маленьких любителей сказок, я хочу поговорить об их взрослых читателях и толкователях. Дело в том, что в последние годы сказки стали предметом обостренного внимания той отрасли, которая занимается рождением национальных архетипов.

Сказка никогда не бывает такой простой, как кажется. Напротив, ее гиперболическая поэтика, выпуклые образы, изобилие сюжетных ходов, поэтическая речь, красочные персонажи и фантастические декорации создают необычайно богатый значениями текст, который сближает ее с той художественной средой, из которой она выросла. Я имею в виду, конечно, миф.

Собственно, потому великие сказки живут так долго, что они вмещают в себя гораздо больше смыслов, чем плоское реалистическое повествование. Попросту говоря, сказку можно читать на разных уровнях, ни один из которых не отменяет другого.

Нельзя сказать, что этого не знали раньше. Однако именно сегодня литературна теория взялась за сказку всерьез, обнаружив в ней все то, что она ищет в новейших образцах постмодернистской литературы, - способность говорить с разными читателями по-разному. Так, деконструкция сказок стала отдельной и очень модной отраслью нынешнего литературоведения, захватившей критиков всех стран, включая и Россию. Стоило вглядеться в сказку повнимательней, как глубинный анализ открывает в ней целый пласт подспудных аллюзий, незамеченный наивному читателю. Это отнюдь не отменяет того удовольствия, которое получают от сказок те, кому они предназначаются в первую очередь, - дети. Но это и не значит, что бесхитростное восприятие волшебных приключений исключает интерпретацию, рассчитанную на более искушенных взрослых читателей. Самый внятный пример - сказки того же Андерсена. Зачастую они были тонкой сатирой на актуальные в свое время обстоятельства. Однако с ходом времени истории Андерсена, не перестав быть политической и философской аллегорией, оказались любимым чтением для детей - просто сказками.

Сказка - самый первый урок специфического мировидения, которое и делает всех нас разными. Чтобы понять дух страны, надо узнать, какие сказки она себе рассказывает.

У микрофона вновь наш корреспондент Рая Вайль, которая расспрашивает участников торжеств о том, какие сказки Андерсена особенно подходят Америке.

Голос:

"Принцесса на горошине", конечно - чисто нью-йоркский сюжет. Кстати, по этой сказке уже написан сценарий для мюзикла, и мы скоро его увидим на бродвейской сцене.

Рая Вайль:

Я и Монику спросила, какая сказка Андерсена больше всего напоминает ей Нью-Йорк. "Ганс-чурбан", - незамедлительно ответила Моника и тут же пересказала мне эту короткую сказку о том, как некая принцесса объявила о том, что выберет себе в мужья человека,который лучше всех умеет постоять за себя в разговоре. Три брата, которые отправились к ней свататься, напоминают мне наших нью-йоркских политиков, а писцы и советники королевны - наших журналистов. Я всегда говорила своим студентам, что это замечательная история о Нью-Йорке".

Александр Генис:

Разные сказки по-разному себя ведут, добравшись до Нового Света. Одни чахнут без родной почвы, другие начинают бурно расти, как это случилось с книжками Андерсена. Продолжая вдохновленное им путешетвие по миру сказок, давайте попробуем сейчас перевернуть доску, чтобы посмотреть, как ведут себя чужие сказки, попав на новую для себя территорию.

Самый разительный пример тут, пожалуй, не Андерсен, а другой великий сказочник - Александр Милн. Его истории о Винни Пухе, как все великие детские книги, настоены на глубокой философии. Каждый из героев тут представляет определенный характер, маску, которую он никогда не снимает. Ослик Иа-Иа - архитепический нытик, Пятачок - трус, Тигра - забияка. Но Винни Пух - центральный образ всей эпопеи - создан по другим рецептам. Винни Пух воспринимает жизнь как изначальную данность, ценную именно своей естественностью, которая успешно сопротивляется нашим кавалерийским наскокам. В его мире нет чистых, несмешанных красок. Не пытаясь отделить черное от белого, он воспринимает гармонию как союз добра и зла: с одной стороны, где мед, там и пчелы, с другой - где пчелы, там и мед.

Благородное доверие к жизни позволяет проникнуть Винни Пуху в суть вещей, что и делает его поэтом: "Лучший способ писать стихи, позволять вещам становиться туда, куда они хотят".

Говорят, что только естественное нельзя изменить. Поэтому если другие персонажи Милна учат Кристофера Робина на своем отрицательном примере, учат кем ему НЕ быть, то Винни Пух - образец для подражания, ибо он - наставник в естественности. Вместо того, чтобы играть навязанную автором роль, он представляет в книге идею чистого существования: он не является кем-то, он просто есть.

Винни Пух - вечный ребенок, которому никогда не вырасти, так как его часы "вот уже третью неделю показывают без пяти одиннадцать".

Это вечное детство и сделало героев Милна не только бессмертными. Им не страшны ни время, ни пространство. Они уместны не только всегда, но и везде. Поэтому Винни Пух и его друзья могут говорить на всех языках - но - по разному.

Если сравнить американскую и русскую интерпретации великого "Винни Пуха", то противоречия окажутся разительными. Так, если у американцев Кролик - учитель, то у русских - пародийный педант, если ослик Иа-Иа - зануда, то в российском варианте он - философ, если у одних медвежонок Винни Пух - просто толстый обжора, то у русских - он, благодаря дивным переводам Заходера, прежде всего поэт, причем поэт эзотерический, заумной футуристической закалки.

Ненадолго заблудившись, как это наверняка сделал бы Винни Пух, в трех сказочных соснах, мы завершим путешествие по сказочной географии там, где оно началось - у украшающего наш Централ парк бронзового Ганса Христиана Андерсена и его бессмертного "Гадкого утенка".

"Гадкий утенок" - мне тоже нравится больше всех сказочных персонажей. В этой истории есть благородство будней, притворяющихся чудом. Благая весть Андерсена состоит в том, что если, скажем, та же Золушка попала в принцессы, потому что упорно трудилась, то гадкий утенок просто не мог не превратиться в прекрасного лебедя. Он им стал благодаря тому могучему волшебству, которое взрослые зовут естественным ходом вещей или законами природы. Только обыкновенное чудо может быть настоящим. Эта простая мысль доступна лишь таким великим сказочникам, каким был непревзойденный Андерсен.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены