Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

История рая

Автор программы Александр Генис
Ведущий Иван Толстой

Александр Генис: События 11 сентября оказались таким шоком для Америки, что теперь все происходящее так или иначе вставляется в концептуальную раму, помогающую учесть происшедшее. С тех пор, как американцев втянули в новую войну, они на все смотрят под новым углом. При этом, как я уже не раз говорил в этих передачах, рядовая, обычная жизнь осталось той же. Сменилась оптика, точка зрения. Американцы чувствуют себя иначе, вплотную столкнувшись с принципиально иной ментальностью. Пугающе чужая, она никак не вписывается в тот весьма широкий мировоззренческий спектр, который отличает привычную к разнообразию вер и идей страну. При всей это широте, Америка никак не может понять, за что ее можно так ненавидеть? Сам пыл этой ярости не дает покоя, требуя хоть какого-то объяснения. Ведь, как все время подчеркивают в газетах, фанатики-террористы не были зелеными юнцами. Напротив, люди достаточно образованные, знавшие языки, пожившие на Западе, они видели и другой мир, но он не изменил их убеждений, не поколебал их отчаянную веру в нечто такое, чего мы не можем себе представить.

Пытаясь понять эту извращенную психологию, Америка находит один ответ - рай. Самоубийцы верили в такую награду на том свете, которая заведомо искупает принесенные жертвы - свою и чужую жизнь.

В таком контексте понятен интерес к только что вышедшей в Америке фундаментальной, роскошно иллюстрированной книге "В поисках рая: представления о небесах и вечности в мировых мифах и религиях". Написанная двумя видными учеными-религиоведами, Джоном Аштоном и Томом Уайтом, эта монография описывает практически все существовавшие на Земле концепции потустороннего блаженства.

Наряду с хорошо знакомым нам преданиями о библейском Эдеме, здесь подробно рассказывается, например, о воинственном рае северной Валгаллы, где души отважных воинов каждый день сражаются друг с другом. Еще более причудлив рай ацтеков Тлалокан, страна вечного тепла и изобилия, куда, однако, могут попасть только утонувшие и пораженные молнией.

Однако, с особым, вполне понятным в нынешней ситуации волнением читаются страницы, посвященные исламскому раю. Впрочем, сейчас, когда об этом столько пишут, всем известны детали, начиная, конечно, с прекрасных "чернооких и большеглазых гурий". Больше самих подробностей, удивляет их обилие. Кажется, что именно тут проходит граница между имеющим общий источник христианским и мусульманским раем.

Дело в том, что в отличие от исламской традиции христианство, особенно раннее, описывало загробное блаженство в раю предельно скупо. С точки зрения ортодоксальной теологии о рае известно только то, что праведник там всегда будут с Богом. Возможности нашей фантазии заведомо бедны для того, чтобы представить себе это блаженство. Об этом прямо говорится в Новом завете. В первом послании коринфянам Павел пишет о рае, пользуясь словами пророка Исайи:

Диктор: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку, что приготовил Бог любящим его.

Александр Генис: По сравнению со сдержанностью Библии, Коран очень подробен в описаниях рая. Как сказал с обычной своей политнекорректностью новый нобелевский лауреат тринидадский писатель Найпол:

Диктор: Суть ислама, самое главное в нем заключено в представлении о рае. В своем стремлении обрести рай никто не может оставаться в границах умеренности.

Александр Генис: Разные суры Корана дают натуралистические и чувственные образы вечного блаженства:

Диктор: Праведники пребывают там в садах "темно-зеленных", "там - реки из воды не портящейся и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина приятного для пьющих и реки из меда очищенного". Праведники возлежат на "ложах расшитых", на "коврах разостланных", "на них одеяния зеленые из сундуса и парчи, и украшены они ожерельями из серебра".

Александр Генис: Детальность описания этого "сада вечности" позволила осуществить один из самых зловещих экспериментов в средневековой истории - попытку создать райский сад на Земле. О нем рассказывает в своей книге Марко Поло. Несмотря на фантастичность проекта, это предание, опирается по данным историков на вполне реальные факты. События последних месяцев делают рассказ венецианского путешественника столь актуальным, что стоит его здесь привести:

Диктор: В стране Мулект в старину жил горный старец... Развел он большой, отличный сад в долине, между гор... Были там самые лучшие в свете плоды. Настроил он там самых красивых дворцов... Провел он там каналы, в одних было вино, в других молоко, в третьих мед, а в иных вода. Самые красивые в свете жены и девы были тут, умели они играть на всех инструментах, петь и плясать лучше других жен. Сад этот, толковал старец своим людям, - есть рай. Поэтому-то старец развел сад точно так, как Мухамед описывал рай сарацинам... Входил в него тот, кто пожелал сделаться асасином... Сперва их напоят, сонными брали и вводили в сад, там их будили... Захочет старец убить кого-либо, прикажет испытать и выбрать самых лучших из своих асасинов, посылает он многих ... с приказом убивать людей, они идут и приказ его исполняют. Кто останется цел, тот возвращается ко двору. Случается, что после смертоубийства они попадаются в плен и сами убиваются".

Александр Генис: А сейчас мы продолжим нашу экскурсию по "раям" вместе с одним из авторов книги "В поисках рая". Наш корреспондент Владимир Морозов связался с историком-библеистом Джоном Аштоном, чтобы задать ему несколько вопросов.

Владимир Морозов: Мистер Аштон, скажите, какая концепция рая вам ближе?

Джон Аштон: Мне! Ну, нет. Я писал книгу как историк. Я атеист и считаю, что когда мы умираем, наше существование прекращается. После смерти нет ни ада, ни рая. Но если бы люди прошлого думали так же, нам с моим соавтором Томом Уайтом не о чем было бы писать. Если же говорить не о религиозной, а об эстетической стороне дела, то я сделал свой выбор во время путешествия в Испанию. В Гранаде я видел прелестный исламский сад. Если бы я был верующим, то, пожалуй, именно такая идея рая была бы мне ближе всего. В этом разница между мусульманским раем и христианским. Большинство мусульман представляет себе рай как прелестный сад, где вам прислуживает масса прекрасных женщин.

Христианский рай - это более стерильное место и немного скучноватое. Но вообще, все, что продолжается без конца, может наскучить.

Владимир Морозов: Как идея рая влияет на земную жизнь?

Джон Аштон: Можно сказать, что после средних веков, по крайней мере, к 17-18 векам люди в основном перестали верить в рай. То есть верить в него, как в конкретное загробное вознаграждение за праведную жизнь. Рай стал для них просто мифом. Несколько столетий назад западное искусство было полно образов христианских мучеников, которые попали в рай. Но уже в 17 веке в поэме Джона Мильтона "Потерянный рай" библейские образы служат выражением идей и событий английской революции, автор доказывает право человека преступать мораль, освященную церковью и религией. Такое авторское своеволие не случайно. Уже во времена Джона Мильтона идея рая вряд ли как-то влияла на поведение людей. В этом отношении россияне, которых вы помянули, близки к большей части населения Европы и Америки. Мне кажется, в исламских странах дело обстоит по-другому. Там ожидание рая после смерти влияет на поведение многих верующих.

Владимир Морозов: Опросы показывают, что в сегодняшней Америке больше людей верят в рай, чем в ад. Насколько связаны были эти понятия в прошлом?

Джон Аштон: Я думаю, они были связаны гораздо теснее. Люди воспринимали их буквально. Рай был вознаграждением за праведную жизнь. Ад - наказанием за неправедную. Люди, которые переселялись в Америку из Европы, терпели при этом множество лишений, рисковали имуществом и жизнью. И им просто не терпелось попасть в Земной рай. Отсюда полушутливые определения Америки как Земли Обетованной и завышенные ожидания, связанные с Новым Светом.

Американский философ Генри Торо в 60-е годы 19 века писал, что как настоящий патриот он вовсе не считает, будто Адам в раю устроился лучше, чем простой американский лесоруб у себя дома. Людям хочется туда, где лучше. Возможно, поэтому современное христианство имеет тенденцию как бы затуманивать идею ада или вообще не замечать его, оставляя в неприкосновенности рай. Но, по-моему, взятые врозь, они не имеют смысла. Если эти понятия вообще имеют какой-либо смысл:

Александр Генис: Райская жизнь неизбежно связана с обыкновенной. Но с ходом истории пути, соединяющие Землю с Небом, становятся все более запутанными и извилистыми. На Западе представления о рае постепенно смещались в чисто духовную сферу. Это - не столько место, сколько состояние. Это и понятно, веру в такой рай мистиков, пожалуй, проще сохранить в нашем секулярном мире.

Однако, утратив предметность, вещественность, рай стал неописуемым, а значит и недоступным для воображения. Но мифология никогда не исчезает - она только меняет свои обличия, трансформируется, переходя из одного плана бытия в другой. Поэтому, когда люди перестали верить в рай, они нашли себе утешение в утопиях.

Как раз недавно Нью-йоркская публичная библиотека с помощью парижской Национальной библиотеки устроила замечательную выставку утопий. В целом экспозиция дает исчерпывающую картину: тут были представлены все главные утопические идеи последних пятисот лет: Ренессансная архитектура идеальных городов, исторические документы об открытии Америки, первоиздание вольтеровского "Кандида", Декларация независимости, меморабилия Парижской коммуны, Третий рейх, архивные материалы, связанные с Гулагом, и, наконец, последняя по времени концепция райского блаженства - Вудсток как идиллия хиппи.

Так выставка проиллюстрировала долгую эволюцию утопий. Важно заметить, что все они, так или иначе, восходят к одной из версий рая в западной традиции. Сергей Аверинцев классифицирует их следующим образом:

Диктор: Рай как сад. Рай как город. Рай как небеса.

Для каждой линии исходной точкой служат библейские или околобиблейские тексты: для первой - ветхозаветное описание Эдема, для второй - новозаветное описание Небесного Иерусалима (в "Апокалипсисе"), для третьей - апокрифическое описание надстроенных один над другим и населенных ангелами небесных ярусов...

Каждая линия имеет свое отношение к человеческой истории: Эдем - невинное начало пути человечества, Небесный Иерусалим - эсхатологический конец этого пути. Напротив небеса противостоят пути человечества... Рай как небеса есть принципиальная противоположность всего "земного" и, следовательно, трансцендирование природы и цивилизации".

Александр Генис: Мне кажется заманчивым проследить, как эта "райская" схема реализуется в современной мифологии. Для этого надо перевести разговор в другой регистр - спуститься от теологии к массовой культуре. Закономерность такого перехода оправдана тем, что поп-культура всегда было резервуаром мифологических образов и представлений. Она давно уже служит своего рода отстойником, куда стекали иррациональные отходы цивилизации, по мере того, как она, цивилизация, становилась все более рациональной. Отсюда массовая культура черпает архетипические образы, которыми она щедро засевает свои угодья. Пока западная религия сублимируется в интеллектуально-нравственные формы, останки древней веры скапливаются в менее рациональных, но более грубых, более чувственных образах. Жорж Батай писал об этом:

Диктор: Мы привыкли отождествлять религию с законом, мы привыкли отождествлять ее с разумом. Но если придерживаться того, что лежит в основе всей совокупности религии, мы должны отвергнуть этот принцип. Религия требует, по меньшей мере, чрезмерности. Она требует праздника".

Александр Генис: Такой праздник и устраивает массовая культура, описывая свою версию рая. Для этого существует специально обустроенный жанр фантастики, которую мы уже отвыкаем звать "научной". Самый беглый взгляд на эволюцию жанра показывает, как строится "история рая". На первых порах авторы фантастических романов использовали версию "рая как города". Жители индустриальной эпохи ее расцвета, они представляли светлое будущее в виде геометрически выверенного идеала урбанистической фантазии. Как пишет Аверинцев:

Диктор: Тема рая как города вела к идеализированному образу общества и цивилизации.

Александр Генис: Широко распространены такого рода утопии были и в России, причем, как до революции так и после нее. В большинстве своем эти сочинения развивали социалистические идеи. Поскольку социализм строился по "городским" утопиям Мора и Кампанеллы, фантастика игнорировала руссоистский идеал "природного рая". Такие утопии в полной мере отразили присущее классикам марксизма недоверие к тому, что было принято называть "идиотизмом сельской жизни".

Кстати, Бродский, которому приходилось высказываться и по самым необычным поводам, как-то предположил, что беда всех революционеров в том, что они пытаются осуществлять городские утопии в крестьянских странах.

Хотя вся русская, а тем более советская утопическая традиция развивала тему "городского рая", было тут и единственное, но крайне примечательное исключение - написанная и изданная в 1920-м году аграрная утопия экономиста Александра Чаянова, которая так и называется "Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии". В этой будущей России (действие по странному совпадению происходит в том же 1984-м году, что и у Орвелла) земледельцы разрушили города, чтобы превратить Россию в аграрный рай. Чаяновская утопия ставила перед собой чрезвычайно оригинальную задачу:

Диктор: Возможны ли высшие формы культуры при распыленном сельском поселении человечества? Эпоха помещичьей культуры ... подарившая миру Пушкина, говорила нам, что все это технически возможно.

Александр Генис: Забыв о необычной чаяновской утопии, советская фантастика жила исключительно "городским" вариантом рая. На этом пути она достигла определенных успехов, к которым в первую очередь относятся переведенная на многие языки "Туманность Андромеды" Ефремова и ранние книги братьев Стругацких.

Характерно, что когда энтузиазм советской утопии иссяк, она даже не пыталась освоить другие версии рая. "Городской" идеал просто превратился в свою противоположность: рай стал адом. Как раз об этом рассказывает поздняя книга тех же Стругацких "Град обреченных".

На Западе все было иначе. Стремительно исчерпав запас оптимизма по поводу индустриальных утопий, фантастика решительно развернула стрелу времени. Так, счастливое будущее лучших американских фантастов чаще всего связано с возвращением в тот Золотой век, когда земля была не городом, а садом. Если внимательно присмотреться к книгам таких популярных авторов, как Саймак и Шекли, то мы обнаружим за фантастическим антуражем сугубо ретроспективную идиллию внеисторического бытия. В сущности, такая утопия останавливает время, сводя его к вечной точке райской жизни в сельскохозяйственном Эдеме.

Не удивительно, что такой путь лишил фантастику своего предмета - будущего. Что и привело целый жанр к концептуальному кризису. Утопия либо превратилась в свою противоположность - дистопию, либо обратилась к переделкам архаических мифов. Последнее направление сегодня особенно в моде, о чем говорит и успех экранизации эпоса Толкина, чьи миролюбивые хоббиты ведут на зависть непорочную жизнь на лоне природы и в дружбе с ней.

Третий вариант рая по схеме Аверинцева - "линия рая как небес" - труднее всего подается освоению утопиями. Находясь вне пределов человеческого опыта, такой рай подразумевает преображение всего земного в неземное. В мифологии массовой культуры речь тут должна, естественно, идти о пришельцах. Однако, такая задача не по плечу фантастике. Главным в ней всегда было не описание иного мира, а сам контакт с ним. Не зная, чего ждать от пришельцев, фантастика удовлетворяется констатацией факта их существования. Что делать с пришельцем дальше, никто не знает. Разве что воевать, но это к утопиям отношения не имеет. Не умея показать чужой разум, авторы фантастических боевиков редко уходят от "маленьких зеленых человечков" из комиксов, ставших эмблемой иной жизни, по-настоящему придумать которую не удается почти никому. Пожалуй, самый успешный опыт в этом направлении - старый роман Станислава Лема "Солярис". Думаю, что это случилось только потому, что Лему удалось в нем вернуть фантастику к своему высокому истоку - к теологии.

Между тем, утопическая линия "рай как небеса" сейчас должна бы стать особенно плодородной для воображения поп-культуры. Если еще раз вспомнить Аверинцева, то такая концепция вечного блаженства подразумевает кардинальное изменение самой природы человека. Это рай - для существ, которые перестали быть людьми.

Говоря другими словами, эта версия рая обещает нам примерно то же, что и генетическая революция. Казалась бы, на этой вполне научной почве должна расцвести утопия 21-го века, но этого пока не происходит. Напротив, успехи генетики вызывают подозрения, граничащие с ужасом.

Не следует ли из этого, что сегодняшний мир, утратив вкус к утопиям, окончательно сменил адрес мечты. Мы переехали из будущего в настоящее, которое лишь слегка разнообразит идиллическое прошлое.

Естественно, что в такой ситуации для рая остается все меньше места. Может быть, поэтому самой подходящей, да и самой фантастической концепцией современного рая мне представляется та, которую придумал Борхес. В одной своей миниатюре он перевернул обычный ход вещей. Только после смерти герой обнаруживает, что рай на самом деле существует, но не по ту, а по эту сторону жизни:

Диктор: Он прошел через долгий ряд агоний, миновал края отчаяния и сиротства. Скитания были чудовищны, превосходя все прежние чувства, воспоминания и надежды. Сам ужас разверзся перед ним во всей небывалости и блеске. И тогда он понял, что удостоился прощения, а все это время был в раю.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены