Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[14-03-01]
Культура демократии. Часть 2Ведущая Ирина Лагунина<<< Часть 1 Ирина Лагунина: Насколько успешно можно развивать западные демократические модели в обществе с традиционной культурой и надо ли это делать? Вероятно, для начала надо разобраться, а что собой представляет сама западная культура демократии, западное право как таковое. В прошлой беседе мы говорили о том, что гарвардский ученый Херальд Берман отнес начало развития и капитализма, и, в конечном итоге, демократии Запада к 1075-му году, к так называемой “папской революции”. Основной смысл реформы состоял в том, что церковью начало распоряжаться церковное лицо. Церковь получила автономию от политической силы. А для этого в университете Болонии и был выработан инструмент - право, по Берману - основа нынешнего правового устройства Запада. Продолжение беседы с французским философом, профессором Центра стратегической безопасности имени Джорджа Маршалла Александром Гариным. Церковь выработала право для себя и перенесла его на остальное общество. Но мы говорим о формировании права в развитии. Александр Гарин: Для начала этой автономии добилась церковь только для себя. То право, которое она создала, это называлось каноническое право, это право было только для церкви. Духовным смыслом, которое стояло за этим правом, было преобразование мирской жизни, насколько возможно, там, где это возможно, там, где это касается юрисдикции церкви. Давайте сравним то, что я сказал, с картиной православного мира. В православном мире мы ничего подобного не видим. До сегодняшнего дня православный закон не систематизирован, он полон противоречиями, решает вопрос о том, какой в церкви сегодня доминирует закон, патриарх, то есть главное в этом смысле политическое лицо. Православная церковь не пыталась выйти в мир и преобразовать его. Она акцентировала старое разделение труда между политическими властями и духовными властями и сосредотачивала свое внимание на духовном мире. С этим связан, конечно, и положительный момент, а именно - православная церковь сохранила мистическое начало, которое, скажем, привлекает и на Западе многих. Если мы зайдем в католические храмы в Бельгии, во Франции, вдруг мы увидим православные иконы там. Это очень интересно. Такое как бы возрождение источника. С другой стороны, негативное начало очевидно. Эти два мира, как еще описывает Блок, резко различались друг от друга. Купец, который обманывает, заходит в воскресенье и кается в церкви, но, выходя из церкви, он продолжает свою жизнь. Эти два мира были совершенно различны. Если мы возьмем дальнейшее развитие, рассмотрим на Западе. Уникальность этого развития состояла в том, что, в отличие от Византии, церковь с самого начала была очень активной. В Византии было работоспособное государство, государство в Византии считало, что оно покоиться на евангельских началах. С этим была связана забота о бедных, госпитали, больницы, образование, насколько это было принято в те времена, дальше - цена на хлеб, и так далее. Все это ложилось на плечи работоспособного традиционного восточно-римского византийского государства. В западной Римской империи государства практически не существовало долгое время. Там варварские племена воевали друг с другом, главная задача королей это была война. Не было той инстанции, которая бы выполняла вот эту мирскую функцию. Поэтому за неимением другой инстанции за это дело бралась католическая религия. Поэтому до сегодняшнего дня мы видим в католическом мире отзвуки того, что католические институты занимались образованием, занимались больными, занимались попечениями о бедных и так далее. Поэтому с самого начала поневоле католическая церковь активно входила в жизнь. Кроме того, с точки зрения образования и научности, монастырь католический был убежищем от варварства окружающего мира и ставил своей целью сохранить ученых. Ничего подобного не было в Византии. Потому что в Византии существовали академии, школы, вполне мирские. Напротив, там монастырь иногда сосредотачивал далеко не самых образованных людей, он сосредотачивал людей по другому принципу, тех людей, которые хотели отойти от этой жизни и полностью сосредоточить себя, так сказать, на спасении души, на контакте с другим миром, не мирским миром. И образование не считалось обязательной принадлежностью монастырской жизни Востока. Ирина Лагунина: Как это отразилось на мирской жизни? Александр Гарин: Итог этой был тот, что на Западе церковь обладала неслыханно более высоким авторитетом. Результатом было то, что та правовая система, которая была выработана для монахов и для церкви, стала моделью для мирской системы. Никто не был ученее юристов-монахов, выпускников юридических факультетов европейских университетов. Поэтому их просили написать право для короля, для императора, коммерческое право, право городов. И получилось так, что именно полемика, если она и была между императором и Папой Римским, велась в юридических терминах с помощью одних и тех же выпускников одних и тех же университетов. Поэтому постепенно вот эта автономия, которая была задумана для того, чтобы преобразить жизнь настолько, насколько это касается церкви, вот эта автономия, которая дала возможность утвердить примат духа над силой, стала распространяться и на всю мирскую практику. Ирина Лагунина: Профессор Гарин, вынуждены вернуться к тому, что это длительный процесс. Давайте говорить о его основных этапах, о ключевых событиях. Александр Гарин: Первый этап - это где-то 16-й век, во время конфессиональных споров между католиками и протестантами. Очень резко он связан с именем Жана Бодена, французского юриста, который пишет “Шесть книг о республике” и вводит в обиход слово очень нам привычное, без которого современная политика невозможна - суверенитет. Что он понимает под словом суверенитет? Если юристы католического мира бросали вызов традиционному обычному закону, то в данном случае юрист Боден на службе французского короля бросает вызов империи. Дело в том, что Франция была окружена тогда Габсбургской империей. С одной стороны Испания, с другой стороны Фландрия, Австрия, Германия и так далее. То есть земли ганбсбургских императоров. И вот империи в тогдашнем мышлении, традиционном мышлении, являлось самое фактически сильное государство. Что такое древний взгляд на империю? Еще начиная с Библии, до этого, считалось, что боги или бог дают эстафету в течение времен какому-то одному государству, они делают это государство сильным, вселенским, доминирующим, имперским. Идея международных отношений - это идея пирамиды. Бог награждает силой императора, тот доминирует над всем миром, он первый, и все остальные они как бы или его союзники или его противники. И это нормально. И гордость императора, римского императора была именно в том, что он доминирует. Его гордость личная состояла в том, что он главнокомандующий. Считалось, что он владеет по праву завоевания, завоевание - это нормально. И то, что он может завоевать, то, что у него такие большие мускулы, то, что у него такие гигантские размеры, это, так сказать, благословение Господа Бога. Естественно, что императоры, наследники западной Римской империи, германские императоры традиционно считали себя наследниками всей Римской империи, так же как византийский император считал себя наследником всей Римской империи, то, естественно, они видели себя именно в этом качестве. Франция и Англия, гораздо более маленькие государства, не покорились вот этой сильной империи в Европе, история Европы - это отсутствие империи, как доминирующей над всеми. И Жан Боден, пользуясь правом, выработал новую концепцию международных отношений и новую концепцию легитимации государства. Он утверждает следующее: что неважно, какого размера государство, неважно, какие у него мускулы, территория, народонаселение, легитимизация его состоит не в этом. Неверно, что мы можем интерпретировать реальную силу и мощь государства, как благорасположение бога или богов. На самом деле, он говорит, что для того, чтобы государство было правильным, нужно только одно - чтобы оно было правовым, чтобы оно было основано на законе. В этом высшая реализация морального начала. Жан Боден утверждает, что, каково бы ни было государство по своим размерам, если оно основано на праве, он самодостаточно, и именно это он называет понятием суверенитет. Жан Боден говорит, что Франция не менее велика, чем империя, в той степени, в какой она управляется по закону, в той степени, в какой абсолютный монарх, он был сторонником абсолютизма, подчиняется божественному естественному закону и управляет с помощью закона, в той степени легитимация этого государства исчерпана и оно является партнером. Жан Боден высказывает это в классических терминах, принятых тогдашней политической философией, а именно его книга называется “Шесть книг о республике”. Ирина Лагунина: Профессор Гарин остановился на том, что Жан Боден пишет о республике. Республика - философский термин, заимствованный от Аристотеля. Боден сторонник монархии, но пишет о республике. Александр Гарин: Дело в том, что республика, если мы вспомним, это означает общее благо. И Аристотель утверждал, что цель государства - это общее благо. Другой вопрос о том, как реализуется это общее благо. Оно может реализоваться разными типами режимов - монархией, аристократией или демократией. Главное, что цель сохраняется одна и та же - общее благо. Если отклонение происходит от этой цели общего блага, если человек, который поставлен для того, чтобы культивировать общее благо, культивирует свое частное благо, вместо этого, свое личное благо, то происходит коррупция, режим вырождается. То есть вместо монархии мы видим тиранию, вместо аристократии мы видим олигархию, вместо демократии мы видим охлократию, тиранию большинства, власть толпы, популизм. Вот Боден к этому добавляет, с позиции уже юриста западного типа, он добавляет следующее: что да, республика, именно это государство общего блага, основанное на систематическом непротиворечивом законе, за которым следят юристы-специалисты, корпус юристов. Если государство является таким, если монарх подчиняется божественному естественному закону, и руководит на основе закона в его западном понимании, то есть систематического закона. Что это значит? Это значит, что подданный, если он находит, что права его нарушены, может обратиться к юристу, юрист имеет шанс выиграть против власти, против сильных мира сего. Вот этот примат права над силой внутри государства производит революцию в сознании международных отношений. С точки зрения Бодена, главное начало становится гражданским юридическим, высота положения короля состоит, в отличии от императора, не в его военном чине, а в чине гражданском, в том, что думает об общем благе, стоит на позиции закона. Внутри государства это означает, что помещики теряют право владеть людьми, как вещами, только потому, что они владеют территорией, на которой живут эти крестьяне. Заметим, что идеи равенства фактического здесь нет, здесь есть идея равенства в достоинстве перед законом. Вот эта идея производит переворот в нормативном, то есть в таком ценностном моральном идеале о том, какое должно быть государство. Теперь представьте себе на секундочку, что Иван Грозный, который является современником Жана Бодена, читает его книгу. В современном издании это два больших фолианта, внутри они разбиты на шесть книг. Полистав эту книгу, я представляю, что бы он сказал: что он тут понаписал? Но то, что пишет Жан Боден, оказывается проходит. В высшей степени ученая книга. Но он обращается к ученой публике, а эта ученая публика это не просто интеллигенты какие-то, это советники королей, императоров и так далее, без них ничего не происходит. И вот эта мысль Жана Бодена проходит в жизнь. Ирина Лагунина: Следующий этап после Жана Бодена? Александр Гарин: Следующий момент, который мы должны увидеть, вот это доминирование права над силой, доминирование духа над силой с помощью законов в международных отношениях и внутри государства. Она получает свою модификацию вследствие реформации. Как-то заметил Макс Вебер, что возникновение капитализма, то есть следующий шаг взлета Запада, связан с протестантской этикой, которая создает новую моральную атмосферу, внутри которой начинает преуспевать экономика. То есть парадокс - начало чисто духовное, результат вполне осязаемый и экономический. Сам Макс Вебер пишет свой этот тезис, глядя на современное ему развитие Америки, это 1900-е годы, это резкий и быстрый взлет Соединенных Штатов, где доминировала протестантская этика, без сомнения, в те времена. Макс Вебер отмечает, что протестантские страны это те страны, которые наиболее резко шагнули вперед в его современности. Вебер имеет юридическое образование, он смотрит назад и делает поправку к Марксу, а именно отмечает этот духовный фактор. Ирина Лагунина: Макс Вебер, делая поправку на протестантскую этику, смотрит назад. Александр Гарин: Действительно, если мы вернемся назад к перспективе, которую задали нам мысли Харольда Бермана, вот это возникновение уникальной юридической системы, инструмента, с помощью которого преображается жизнь, в которой постепенно дух доминирует над грубой силой, то протестантство и реформация это решительный сдвиг вперед. С чем он связан? Он связан с тем, что Лютер, монах Лютер бросает вызов католическому миру и Папе Римскому. Он говорит, что Папа Римский не выдерживает своих собственных критериев. Римская церковь коррумпирована, не вообще церковь плоха, а Римская церковь в ее активном творчестве, так сказать, коррумпирована. Но это, как мы помним, связано было с вопросом об индульгенциях, а именно - начиналось строительство собора Святого Петра в Риме. Для того, чтобы собрать побольше денег, римская церковь прибегла к такой сомнительной процедуре. А именно - она собирала деньги и раздавала индульгенции, прощение грехов. Ты жертвуешь на благое дело и это будет учтено Господом Богом, авторитетом служителя церкви я выдаю расписочку о том, что тебе скидываются в потустороннем мире определенное количество грехов за твой вклад. Естественно, что, может быть, эта благая в центре мысль, как всегда, спускаясь в низы, привела к своей полной карикатуре. И Лютер, который видел эту карикатуру, немецкий монарх, восстал против нее и выдвинул совершенно новый тезис. Он считает, что выйти из этой принципиальной коррупции можно только одним способом - разрушить институт, восстановить, вернуться к истокам, вернуться к началам института. Как первоначальная христианская община, где во главе становились наиболее достойные и уважаемые люди и где человек не был подчинен полностью дисциплине церкви, зато он и не попадался на удочку обманщиков и мошенников от имени церкви. Иными словами, Лютер выдвинул следующую гипотезу: у человека есть совесть и эта совесть настолько является голосом Божьим внутри человека, что человек сам может быть самому себе священником. Он может читать Библию и он может и должен облагородить свою жизнь в такую, как он есть, не уйти в монастырь для того, чтобы альтернативную жизнь начать, уже чистую, честную, он должен из этой жизни сделать свою собственную честную и чистую жизнь на основе своей совести, Библии и так далее. Но его друг Эразм Роттердамский предупреждал Лютера, что он переоценивает возможности человека, что он открывает ящик Пандоры, выпускает джинна из бутылки. И действительно, крестьянин полуграмотный, который начнет читать Библию, вырвет оттуда какую-нибудь одну фразу, начнет толковать ее вкривь и вкось, это может привести к неслыханным последствиям. Действительно, Эразм Роттердамский была прав. Мы видим в результате реформации крестьянские войны, например, которые немедленно хотят устранить частную собственность, немедленно, тут же, восстановить рай, как они считают. Огромное количество сект. История протестантизма состоит в постоянном поиске духовности и в постоянном воссоздании новых и новых ветвей религиозных. Ирина Лагунина: Профессор Гарин, в чем в таком случае преимущество преимущество протестантской этики, если она разрушает как раз то представление о порядке и законе, которое и сформировала католическая церковь в 1075-м году? Александр Гарин: Одновременно с этим был связан другой ценностный ориентир, что человек должен эту духовность воплотить в самом себе в этой жизни. Но для этого надо дать ему определенную автономию. Вот так же, как в начале всего этого пути мы видим, что церковь получила свою автономию от политической власти, то теперь политическая власть должна была уважить вот эту автономию отдельного человека. Конечно, поскольку речь идет о Западе, а, значит, уже о юридическом фундаменте, то это было связано с некой новой трансформацией или развитием понимания закона. Понимание закона теперь заключалось в следующем: закон должен описывать только рамки, в которых действует индивидуум. Он не должен диктовать индивидууму все детали его поведения. С этим связан определенный пессимизм. По сравнению с католической церковью протестанты более пессимистичны в отношении этого мира, как ни странно. Они рассуждали так, что мы не регламентируем до всех мелочей детально поведение каждого человека, потому что мы не думаем, что он спасется таким образом. Мы не думаем, что какими-то внешними вещами мы можем привести человека к его одухотворенности, к его спасению. Поэтому и закон должен дать ему свободу. Надо пойти на это, потому что иначе человек не может облагородить свою жизнь, если он хочет это. Вот с этим связана новая идея, особенно в протестантских странах. Закон должен регулировать жизнь, но целью его является инициативная личность, которая на основе совести должна преобразовывать жизнь, и мы должны это разрешить, мы должны дать эту возможность. Возникает то, что историк Марк Краев называет “программой хорошо упорядоченного полицейского государства”. Полицейское, в данном смысле слова, мы должны перевести современным термином цивилизованного государства. Часть 3 >>> Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
