Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[03-07-04]
Документы прошлогоРедактор и ведущий Владимир Тольц "Латвийское дело" 1959 г.45 лет назад в июле 59 года в Латвии началась большая чистка руководства. На пленуме ЦК компартии республики многие высокопоставленные партийные и советские чиновники были обвинены в проведении буржуазно-националистической политики и вскоре лишились своих высоких постов. В отставку отправились первые лица Латвии: партийный секретарь Янис Калнберзин и председатель правительства Лацис. Они правили Латвией без малого двадцать лет, практически с того самого дня, как она стала советской. Классик латышского соцреализма "сибирский латыш" Лацис, (ему в 59 году было 55 лет), ушел на пенсию, так сказать, заниматься литературой, но, кажется, ничего больше не написал. Калнберзин, который был старше Лациса на десяток лет, остался "при деле", ему в качестве утешительного приза был предложен пост председателя Президиума Верховного совета Латвии. Другие чиновники, попавшие в разряд "националистов" и сочувствующих им, получили должности поскромнее, кого министерством отправили командовать, кого заводом. Казалось бы, обычная практика: ушли старые кадры, им на смену пришли новые... Какое уж тут "латышское дело", если вспомнить о делах хотя бы десятилетней давности?.. Елена Зубкова: Ну да, еще десять лет назад при Сталине за так называемые ошибки националистического характера наказывали куда как круче. И за примерами далеко ходить не надо, взять хотя бы соседнюю Эстонию, где в 1950-м прошла аналогичная чистка местных руководителей. (Об "эстонском деле" мы рассказывали в одной из наших передач). И все-таки то, что произошло в Латвии в 59, тоже по-своему показательный случай. Латвия всегда была на особом счету, виной тому революционные заслуги латышей. Латышские стрелки стали символом революции. Чекист Петерс, нарком земледелия Эйхе, представитель ЦКК (Центральной контрольной комиссии) Рудзутак - эти латышские имена принадлежали, если не к первому, то, по крайней мере, почетному ряду большевистских руководителей. Казалось бы, латышские коммунисты получили хорошую прививку пролетарского интернационализма. Во всяком случае, так считали их московские патроны. Но руководители Латвии точно так же, как и наиболее дальновидные их коллеги из других республик, были прежде всего прагматиками. И как прагматики они понимали, что, скажем, несбалансированное развитие промышленности в Латвии или чрезмерный приток мигрантов влекут за собой серьезные экономические и социальные проблемы. За свой прагматизм они и поплатились. Владимир Тольц: Давайте обратимся к документам. Если говорить о главных фигурантах так называемого "латышского дела" 59 года, то ими были даже не первые лица республики. "Штрафником номер один" во время персональных разборок оказался Эдуард Берклавс, (в русском варианте - Берклав), занимавший пост председателя Совета министров Латвии. Среди тех, кто так или иначе пострадал от кадровых чисток, он единственный вынужден был уехать за пределы Латвии. Берклавса сослали во Владимир командовать местным кинопрокатом. Пока правил Хрущев, Берклавс тихо сидел во Владимире, но после смены власти в Кремле решил о себе напомнить. "Секретарю ЦК КПСС тов. Титову В.Н. От члена КПСС Берклава Э.К Уже шестой год живу и работаю в городе Владимире, а вся моя семья - в городе Риге. Поскольку заменить меня на работе не представляет трудностей и на это есть согласие начальника Главного управления кинофикации и кинопроката Государственного комитета Совета Министров РСФСР по кинематографии - прошу дать согласие на мое возвращение к семье. По моему вопросу я вынужден беспокоить Вас потому, что я сюда прибыл пять с половиной лет тому назад по указанию ЦК КПСС после того, как в Латвии меня обвинили в буржуазном национализме и в искажении экономической политики партии, а местные партийные органы не берутся решить этот вопрос. До июня 1959 года я работал заместителем председателя Совета Министров Латвийской ССР, а до этого - первым секретарем Рижского горкома партии. До этого мне никогда никакие политические обвинения не предъявлялись. В июне 1959 года Н.С. Хрущев после ряда доброжелательных встреч и бесед с членами бюро ЦК Латвии, перед отлетом, прямо на летном поле, вдруг, разыскавший в среде членов бюро ЦК Латвии меня, сказал примерно так: "Тов. Берклав, если вы враг - мы сотрём вас с лица земли, а если вы честный человек, то вы это должны доказать. Пришлю людей - они разберутся". Как позже выяснилось, накануне отлета ему был передан какой-то материал, который содержал ряд политических обвинений ко мне. Таким образом, без выяснения, без разбора, поспешно моя политическая честность была поставлена под знаком вопроса со стороны первого человека страны, и отсюда все и началось. Кто же были те, которые больше всех старались доказать, что сомнение тов. Хрущева в моей политической честности обосновано? Это тогдашний первый секретарь ЦК Латвии, ныне председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР тов. Калнберзин и тогдашний секретарь ЦК КП Латвии по пропаганде, ныне - первый секретарь ЦК КП Латвии тов. Пельше. Это люди без своего мнения, без каких-либо принципов, люди, которые громче и чаще других кричали "ура" и "долой" тов. Сталину, тов. Маленкову, Берии и тов. Хрущеву - зависимо от выгодности. Прошу Вас, тов. Титов, поручить показать Вам стенограммы речей тов. Калнберзина, тов. Пельше и моего выступления на VI пленуме ЦК КП Латвии, который состоялся 22-23 июня 1953 года и стенограмму моего выступления на XI пленуме Пролетарского райкома КП Л[атвии] г. Риги, который состоялся 2 июля 1953 года. После прочтения упомянутых материалов, Вам станет ясна моя и их позиция по национальному вопросу и дружбе народов, и Вам станет ясно, чего вообще стоят эти деятели. На упомянутых пленумах обсуждали решения Президиума ЦК КПСС от 12 июня 1953 года, в котором обязали покончить с извращениями советской национальной политики, отменить практику выдвижения на ответственные работы людей не из латышской национальности; освободить от занимаемых должностей работников, не знающих латышский язык и направить их в распоряжение ЦК КПСС. Ведь именно тогда, когда была прямая директива сверху, более искренно, чем когда-либо проявились истинные желания людей по этим вопросам. Тогдашние руководители ЦК КП Латвии и прежде всего тов. Калнберзин и Пельше призывали все "латишизировать" в республике и остро критиковали секретарей Рижского горкома, в том числе и меня, за непринятие им желательных мер в этом направлении (....) Елена Зубкова: В этом месте рукой чиновника из ЦК КПСС на полях письма сделана пометка: "По записке Берия". Речь идет о постановлениях ЦК КПСС, принятых в мае-июне 53 года по инициативе Лаврентия Берия, в то время министра внутренних дел и первого заместителя главы правительства. Эти решения касались положения дел в Литве, Латвии, Западной Украине и Белоруссии, регионах, где недовольство политикой советизации было особенно острым и даже взрывоопасным. Теперь Кремль предлагал сделать ставку на национальный фактор в вопросах кадровой политики, языка и культуры, чтобы смягчить ситуацию в этих республиках. Инициатива решения вопроса в Литве, Украине, Белоруссии действительно исходила от Берия. Но дело в том, что по Латвии Берия такой записки не писал, у нее был совсем другой автор - Никита Сергеевич Хрущев. Тексты записок Берия по Литве и Хрущева по Латвии совпадают почти дословно. Это значит, что Хрущев при составлении своей записки явно пользовался материалами Берия. Но потом, когда Берия был арестован и казнен, об инициативе Хрущева постарались забыть. Точно так же, как забыли о новом курсе национальной политики, теперь она считалась одной из ошибок Берия. Такие же обвинения шесть лет спустя были предъявлены руководителям Латвии. Но продолжим чтение письма Эдуарда Берклавса. "...Меня обвиняли в том, что я с целью дискриминировать нелатышскую часть населения, выдумал и требовал осуществления ограничения прописки граждан в городе Риги. Во-первых, не я это выдумал. Вам лучше чем мне известно, что подобные решения были введены в Москве, в Ленинграде, в Киеве и в ряде других городов гораздо раньше, чем это сделано в Риге, а теперь подобные ограничения введены во всех или почти во всех крупных городах страны. Во-вторых, Совет Министров Латвии получил письменное постановление от Совета Министров СССР, которое дало республике право ввести ограничение. В-третьих, неправда, что за последние годы в Риге никого извне не прописывали и что не прописывали главным образом латышей. Пусть говорят факты: За все послевоенные годы (до 1959 г.) в Ригу прибыло почти 700 тысяч и прямой прирост населения города за счет механического движения за эти годы составлял 310 600 человек. Только за 1958 год (именно за деятельность в этом периоде меня обвиняли) в Риге прописано 28 000 человек, среди которых латышей только 10 500 человек, а других национальностей 17 500 человек. (...) В мой адрес было сказано, что дискриминация нелатышской части населения проводилась и при распределении жилплощади, выдаче ордеров. Факты же говорят, что за 1958 год и 5 месяцев 1959 года жилплощадь в Риге получили 3355 семей, в том числе латышских ... меньше одной трети. Такова истина, таковы факты. Меня упрекали в том, что за последнее время очень много было замен первых и вторых секретарей райкомов партии, председателей райисполкомов, председателей колхозов, директоров совхозов и промышленных предприятий. Было сказано, что проводя эту работу, нелатышские кадры были заменены латышскими, способные - неспособными. (...) Было сказано, что в этой работе особая роль принадлежала мне. На бюро и пленуме ЦК КП Латвии я просил всех присутствующих высказаться, кого из названных или других товарищей я предлагал заменить, кого на место них я рекомендовал, какова моя здесь особая роль? Никто не мог дать ответ на эти вопросы, назвать хотя бы один факт. (....) Правда, были отдельные ведомства, как творческие союзы, министерства культуры просвещения, где в большинстве работали латыши. Думаю, что имелось серьезное основание руководство республики упрекать за то, что оно не сделало необходимое для подготовки специалистов с высшим образованием для народного хозяйства, владеющих латышским и русским языками. Желая только этого, мы стали увеличивать количество принимаемых в вузовских потоках с латышским языком обучения. В результате получилось так, что руководителей республики заслуженно упрекали за то, что они мало подготовили местных кадров, а когда пытались эту ошибку исправить, то обвиняли в том, что ущемляются интересы нелатышской молодежи. А как быть? Ведь общее количество студентов республики было отказано увеличивать. Причем в республике никогда не делили в потоках с латышским языком обучения студентов по национальностям, а лишь спрашивали (и то со скидкой) знания латышского и русского языков. Если без знания латышского языка можно учиться еще в сотне других вузов за пределами республики, то ведь на латышском языке нигде, как республике кадры не готовят. Меня обвиняли в том, что будто бы я открыто выступил против генеральной линии партии, меня обвиняли в том, что я занимал позицию Бухарина, "правого уклона", позицию врагов по вопросам развития народного хозяйства. Утверждалось, что я такую позицию занимал при обсуждении в Совете министров проекта 7-летнего плана республики. О чем тогда я говорил? Говорил, что из-за перенаселенности города Риги, из-за нежелательности еще оттягивать от сельского хозяйства рабочие руки, из-за необходимости улучшения жилищных и всех других видов коммунального и бытового обслуживания населения, необходимо рассчитывать на ту рабочую силу, которая в городе уже имеется; это значит - добиться увеличения производства продукции в основном при помощи увеличения производительности труда, комплексной механизации. Я действительно высказался против допущения дальнейшего механического прироста населения временно в Риге. (...) Разве из сказанного вытекает, что я выступил против генеральной линии партии? У меня и мыслей даже никогда таких не было (...) Владимир Тольц: В том, что было и чего не было, в Латвию поехала разбираться специальная комиссия. Ее возглавил секретарь ЦК КПСС Мухитдинов. Первого июля 59 года он докладывал о результатах своей поездки на заседании президиума ЦК. Выслушав сообщение Мухитдинова о непорядках и националистических проявления в республике, Хрущев отреагировал следующим образом: "К сожалению, это не только в Латвии. Говорят, в Литве есть целые польские районы, где живут поляки, но у руководства только литовцы, русских никуда не выдвигают, только милиционерами. В милицию выдвигают русских, когда арестовывать, надо русских тянуть, мол, видите, русские делают. Я это говорю для большей активности, что у т. Снечкуса не лучше дело, чем у латышей. Поэтому надо подойти самокритично. Никакой там трагедии нет. Все будет перемелено и все будет на месте, но надо правду сказать и поднять людей на борьбу против этого..." Владимир Тольц: На заседании президиума ЦК с покаянными речами выступили Калнберзин и Лацис. По-стариковски ворчали на молодежь, мол, все беды в республике от не в меру ретивых молодых, того же Берклавса или Круминьша, второго секретаря латышского ЦК. Но на оргвыводах не настаивали, не наставила на них и Хрущев, он был настроен довольно миролюбиво. "Нам надо лечить, а не уничтожать. Может быть, крапивой, может быть, чем-нибудь другим, латыши сами найдут домашние средства лечения... Я против организационных выводов. Мы можем их вернуть и укрепить на позициях партии. Ну, а если бороться, то мы не остановились бы и перед роспуском компартии. Мы найдем людей. В вопросе принципа мы неумолимы и на сделку ни с кем не пойдем. Никто не думает, что это нужно делать. Я думаю, что сами латыши справятся с этим положением и выправят его". Елена Зубкова: Получается, что Москва в лице Хрущева вовсе не настаивала на каком-то жестком варианте решения кадрового вопроса в Латвии. Хрущев посоветовал найти "домашние средства лечения", то есть отдал инициативу в руки республиканских руководителей и нового партийного шефа Латвии Арвида Пельше. О том, какое "лекарство" прописали своим подопечным местные костоправы и о рецидивах этой терапии рассказывает следующий документ: "15 декабря 1960 г. Сов. секретно. Центральному Комитету КПСС. 7 и 8 июля 1959 года VII пленум ЦК КП Латвии, обсуждая вопрос о серьезных недостатках и ошибках в работе с кадрами и проведении национальной политики в республике, разоблачил группу бывших руководящих работников, проводивших буржуазно-националистическую политику в Латвии. Эта политика заключалась в ущемлении прав лиц нелатышской национальности, в нарушении ленинских указаний о строгой добровольности изучения работниками языка, в непартийном подходе в вопросах подбора и расстановки кадров. Кроме того с их стороны делалась попытка свернуть партийную организацию с правильного пути и увести ее в сторону национальной ограниченности и замкнутости. Так, при обсуждении проекта семилетнего плана они выступили против генеральной линии партии, направленной на развитие тяжелой промышленности, они настойчиво требовали отказаться от расширения вагоностроительного и дизелестроительного заводов в Латвийской ССР и увеличить капиталовложения в легкую и пищевую промышленность, продукция которых должна потребляться, главным образом, в республике. Одним из основных мотивов против развития тяжелой промышленности они выдвигали то, что строительство новых и расширение действующих предприятий потребует завоза рабочей силы из других республик, что приведет к увеличению нелатышского населения в Латвии. Чтобы всячески препятствовать развитию промышленности в республике бывший директор Института экономики Академии Наук Латвийской ССР Дзерве П.П. представил в ЦК КП Латвии докладную записку "К вопросу о ресурсах рабочей силы в сельском хозяйстве Латвийской ССР". В этой записке заведомо неправильно доказывалось, что в сельском хозяйстве Латвии нет свободных трудовых ресурсов, которые можно было бы использовать для развития других отраслей народного хозяйства и невозможность передвижения в дальнейшем рабочей силы из колхозов в промышленность. Министр сельского хозяйства Латвии Никонов А.А. представил в ЦК КП Латвии вредную, противоречащую решениям партии и правительства записку, в которой предложил разукрупнить колхозы республики, сделать их таковыми, чтобы они имели от 150 до 600 га сельхозугодий. Такая постановка вопроса противоречила партийной линии в делах колхозного строительства. (...) Эта группа проводила и ряд других мер, мешавших развитию республики, укреплению дружбы народов в духе пролетарского интернационализма. После разоблачения на пленуме ЦК КП Латвии некоторые члены КПСС из этой группы, занимавшие руководящие посты в республике, такие, как Круминьш В.К., министр просвещения (бывший 2-й секретарь ЦК КП Латвии), Никонов А.А., министр сельского хозяйства республики, Дзерве П.П., экономист завода "Автоэлектроприбор" (бывший директор Института экономики Академии наук Латвийской ССР), Мукин Э.С., директор деревообделочного комбината "Балтия" (бывший заместитель председателя Госплана Совета Министров Латвийской ССР)... до сих пор ни в выступлениях в печати, ни на партийных собраниях, ни в беседах не признали своих ошибок в проведении национальной политики. В настоящее время эти люди не только не отказались от своих прежних взглядов, но и продолжают группироваться, оказывая отрицательное влияние на политически незрелую и неустойчивую часть интеллигенции и молодежи в республике, мешают быстрейшему искоренению ранее допущенных ошибок в вопросах национальной политики, чем наносят вред делу социалистического строительства, воспитанию трудящихся республики в духе дружбы народов и пролетарского интернационализма. Поэтому ЦК КП Латвии просит отозвать из Латвийской республики перечисленных членов КПСС для работы в других республиках нашей страны. Постановка этого вопроса единогласно одобрена на Бюро ЦК КП Латвии 6 декабря 1960 года. Секретарь ЦК КП Латвии А. Пельше". Елена Зубкова: В аппарате ЦК КПСС записку Пельше рассмотрели и сделали следующее заключение: "ЦК КП Латвии просит отозвать из республики и использовать на работе в других местах страны членов КПСС тт. Круминьша В.К, Никонова А.А...., Дзерве П.П., ... Мукина Э.С. [и других] Как известно, указанные работники в прошлом действительно допустили серьезные ошибки националистического характера, за что все они, за исключением т. Никонова, были сняты с руководящих постов и некоторые из них посланы на меньшую работу. Предложение ЦК КП Латвии подробно рассмотрено в Отделе с участием секретарей ЦК КП Латвии тт. Пельше и Грибкова. В связи с тем, что лица, упомянутые в письме ЦК КП Латвии, в свое время были наказаны, Отдел считает неправильной постановку вопроса об отзыве из Латвии через ЦК КПСС указанной группы в количестве девяти человек. Если ЦК КП Латвии располагает конкретными фактами о неправильном поведении кого-либо из этих коммунистов, то он может рассмотреть данный вопрос в партийном порядке и в случае необходимости перевести некоторых работников из гор. Риги в районы республики по своему усмотрению. Вносим на рассмотрение ЦК КПСС. Зав. Отделом партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам В. Чураев. 10 января 1961 г." Владимир Тольц: Эта переписка между Москвой и Ригой уже не имела никаких последствий для упомянутых в ней латышских деятелей. Единственное, чего добивался тогда Пельше - это отставки с поста министра сельского хозяйства республики Александра Новикова. Его отправили старшим научным сотрудником в НИИ земледелия и экономики двигать науку. И, надо сказать, Александр Александрович сделал это довольно успешно - защитил кандидатскую, затем докторскую, уехал на Ставрополье, стал академиком, а потом и президентом ВАСХНИЛ, кстати, последним президентом этой сельскохозяйственной академии. Елена Зубкова: Но, кажется, мы забыли о нашем главном фигуранте - Эдуарде Берклавсе. Свое письмо в ЦК он заканчивал так: "Я не имею другой жизни, как жизнь с народом, с партией. Я ведь стал коммунистом и боролся за Советскую власть еще тогда, когда в Латвии ее еще не было, при буржуазной власти я был лишен возможности учиться, был я тогда безработным и политзаключенным; всю войну был добровольным солдатом. Мой единственный брат и муж сестры погибли как советские солдаты; мужа другой сестры гитлеровцы совместно с латышскими буржуазными националистами убили в саласпилском концлагере, а жену брата как парторга волости убили латышские буржуазные националисты. Неужели все это ничего не значит, ни о чем не говорит? (...) Разве можно допустить, что я имею что-либо общее с буржуазными националистами?! Никак не понимаю, чем я опасен для Латвийской республики, тем более теперь, когда после упомянутых событий прошли пять с половиной лет; почему я не имею права жить в своем родном городе, вместе с семьей. (...) Остаюсь убежденным, что скоро получу Вашего согласия вернуться к семье. С уважением к Вам Э. Берклав 8 января 1965 г." Елена Зубкова: Письмо Берклавса было рассмотрено в отделе ЦК КПСС. Чиновники из этого ведомства сделали следующее заключение: " .... Из содержания письма т. Берклава видно, что он до сих пор не осознал допущенных им серьезных националистических ошибок. В этом письме он снова повторяет свои прежние заблуждения и пытается утверждать, что в 1953 году, когда из Латвии в соответствии с запиской Берия изгонялись кадры нелатышской национальности, якобы "более искренно, чем когда-либо проявлялись истинные желания людей по этим вопросам". В связи с настоящим письмом т. Берклава на Президиуме ЦК КП Латвии состоялся обмен мнениями. Все товарищи единодушно высказались, что никаких оснований для пересмотра решений по данному вопросу не имеется. Переезд т. Берклава в г. Ригу в настоящее время признан нежелательным. Полагали бы возможным рассмотрение письма т. Берклава на этом закончить, поручив секретарю Владимирского обкома партии т. Пономареву дать т. Берклаву необходимые разъяснения. Зав. сектором Отдела партийных органов ЦК КПСС К. Лебедев Инструктор Отдела Н. Крупин 6 марта 1965 г." Владимир Тольц: Владимирский партсекретарь Пономарев свою работу выполнил - необходимые разъяснения Берклавсу дал. А все-таки, Лена, почему именно Берклавс оказался в роли "козла отпущения"? Есть ли какие-нибудь документальные свидетельства на этот счет? Елена Зубкова: Прямых документальных свидетельств у нас нет. До сих пор мы даже не можем обнаружить в архивах ту самую записку, которую Хрущев получил на рижском аэродроме и которая стала своего рода стартовой точкой во всем этом деле. И все-таки Берклавс был удален за пределы неслучайно. И обвинения в национализме здесь не причем, ситуация была более банальной: власть в республике - вот был главный приз во всей этой истории. Дело в том, что Эдуард Берклавс, человек решительный и авторитетный, негласно считался преемником Калнберзина на посту первого секретаря ЦК компартии Латвии. Отправив его в отставку и вообще с глаз долой, группа Пельше избавилась таким образом от опасного конкурента. Владимир Тольц: Ну и какова же была дальнейшая судьба нашего владимирского ссыльного? Елена Зубкова: Это по-своему удивительная, хотя при этом и не такая уж редкая история. В конце 80-х Эдуард Берклавс, которому тогда было за 70, вернулся в большую политику, можно сказать, пережил второе политическое рождение. Он стал одним из руководителей Народного фронта, депутатом Верховного совета, а затем и Сейма Латвии. А еще его называют патриархом национализма и отцом-основателем одной из наиболее радикальных националистических и антикоммунистических партий Движение за национальную независимость Латвии. Такая вот странная метаморфоза. Хотя, почему странная? |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|