Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[18-05-05]
Поверх барьеров - Европейский выпускПамяти Макса Жакоба. Балет-пролог к "Щелкунчику". Русский европеец Николай Карамзин. Британские фильмы о войне. Мемориальная доска генералу КрасновуРедактор и ведущий Иван Толстой Начнем с биографии Макса Жакоба, имя которого сегодня вспоминают во Франции. Из Парижа Дмитрий Савицкий. Дмитрий Савицкий: Издатель Клод Мишель Клюни так писал о своем знаменитом авторе: "Он похож на шарик ртути, который ничто не может остановить, кроме заботы о совершенстве текстов". Художник, поэт и любитель погадать на картах Макс Жакоб не вписывался ни в одну категорию артистических гильдий Лютеции. Последователь Рембо, друг Гийома Апполинера, Пабло Пикассо и Андре Сальмона, он принадлежал к узкому кругу богемы начала века, единственной, оправдывавшей этот термин. В этом году Франция отмечает мрачную дату ареста и исчезновения Макса Жакоба в пересылочном нацистском лагере Дранси под Парижем. Издательство Фламарион только что выпустило новую биографию Жакоба, подготовленную Биатрисой Мусси. Радиостанция "Франс Кюльтюр" посвятила ему полуторачасовую передачу Предки Макса переселилась во Францию из Нёйн-Киршен, что в Пруссии, в 1802 году. То была богатая крестьянская семья, которую, увы, война 1812 года полностью разорила. Матье Бенезе (Франс Кюльтюр): Макс, как фамильярно его назвали друзья и как до сих пор его величают поклонники, был наиболее странной фигурой, персонажем движения модернистов 900 годов. Родители дали ему имя - Макс Александр. По причинам практическим, связанным с торговлей, с коммерцией, отец его поменял фамилию Александр на Жакоб. Мы никогда не узнаем, в какой мере эта перемена фамилия повлияла на судьбу Макса. Еврей, принявший христианство, Макс, который провел последние дни свои в Сан-Бенуа-сюр-Луар в тени разрушенного монастыря, был вынужден носить подлую желтую звезду, а после ареста, он был заключен в лагерь Дранси, где он умер от воспаления легких. Последним его жестом было желание известить о подступающей разлуке - друзей и близких: Дмитрий Савицкий: "Мы никогда не узнаем в какой мере перемена фамилии:" - Матьё Бенезе имеет в виду, что, быть может, оккупанты не обратили бы внимание на семью Александр, а вот на семью Жакоб - не могли не обратить. Макс Жакоб вырос в чудесном бретонском городке Кампер. Отец его был портняжкой, шил костюмы и рубахи, на рю дю Парк у него было два магазина. Макс был прилежным учеником, и в 1893 году, получив школьную премию по философии, он отправился завоевывать Париж, где, проучившись еще два года в Школе Колоний, решил (в 1897 году) взять псевдоним Леон Давид и стать художественным критиком. В 1901 году (и здесь, наверное, нужно поставить с десяток восклицательных знаков) Макс Жакоб встречает Пабло Пикассо. Оба молоды, никому практически не известны, оба хотят покорить мир, по крайней мере, мастерских и выставочных галерей. Макс переезжает в квартиру Пикассо (точнее комнату) на бульвар Вольтер. Денег ради он подрабатывает в адвокатской конторе и преподает. Пикассо знакомит Макса с двумя поэтами, перевернувшими его жизнь: с Андре Сальмоном в 1903 году и с Апполинером в 1904-м. Поэтесса и издательница произведений Макса Жакоба, Жаклин Гожар: Жаклин Гожар: Существует полюс Апполинера и полюс Макса Жакоба. Модернизм у Апполинера, к примеру, в цикле "Алкоголи", я думаю, заключается в использовании одновременно разных поэтических стилей. У Сальмона, мне кажется, это взгляд на жизнь под углом чуда. А идея Макса заключалась в том, что можно создать поэтический мир, который стал бы автономной реальностью. И который - не аукается (из-за подражания) с уже существующими образцами. Именно это его и сближает с кубизмом и превращает его в ярого поклонника Пикассо. Дмитрий Савицкий: Пикассо приветствовал в Жакобе - поэта и писателя. Гораздо более скептически он относился к картинам Макса. Но вот отрывок из знаменитой книги Макса Le Cornet a Des - "Стаканчик для игральных костей" (1917 год): Диктор: "Нищенка из Неаполя Когда я жил в Неаполе, у двери моего дворца стояла нищенка, и я всегда бросал ей монеты перед тем, как сесть в экипаж. Однажды, удивившись тому, что никогда не слышу от нее благодарности, я посмотрел в ее сторону. А приглядевшись, увидел, что принимал за нищенку ящик, выкрашенный в зеленый цвет, полный красной земли и полусгнивших бананов". Дмитрий Савицкий: Ранний период Жакоба в Париже - это жизнь буквально вместе с Пикассо в одной комнате. Как солдаты на вахте, они менялись сменами. Пикассо работал, скажем, днем и ложился спать. Макс покидал постель и садился писать или же брал кисти; а во всю ту же постель утром его отправлял Пикассо: с чашкой кофе в руке и полотенцем через плечо, готовый к новому трудовому дню: В 1909 году Максу Жакобу было видение. Ему явился Христос. "Таинственный Гость" - как он его называл. Через шесть лет Макс принял католичество. Крестным отцом его стал Пабло Пикассо. Крещен Макс был в монастыре Сиона. Его обращением в католичество в среде артистической вызвало скандал. И это не смотря на то, что в те же годы к католичеству приблизились Клодель, Гюисманс, Пеги и Маритен. Обращение многими было воспринято как артистическая провокация. В 1916 году Модильяни написал знаменитый портрет Макса Жакоба. Через год Жакоб печатает "Стаканчик для игральных костей", увы, на собственные деньги. В 1920 году Макс устраивает выставку своих живописных работ. В 1921-м он покидает Париж и селится в полуразвалившемся монастыре Сан-Бенуа-сюр-Луар. Он много пишет, и его проза, как, к примеру, "Не прерывайте телефонную линию, или Погрешности телефонной подстанции" иллюстрируют его друзья - в данном случае, Хуан Гриз. Жизнь в Сан-Бенуа-сюр-Луар была добровольным затворничеством. Макс Жакоб ежедневно причащался, предавался молитвенным размышлениям, а в письмах к друзьям развивал религиозные темы. Он не перестал писать прозу и стихи, но он переосмыслил свой подход к творчеству. Видения продолжали его посещать. Подчас - ужасающие, как в 24 году. Перед войной он много печатается и часто выставляется, он читает свои поэмы со сцены театра "Ноктамбюль", его влияние на дадаистов, как и на сюрреалистов - несомненно. Для них он - лидер всего модернистского движения, человек, порвавший с эпохой символизма. В 1933 году Макс Жакоб становится кавалером ордена Почетного Легиона. Начало оккупации означает для него постепенное исчезновение семьи. В 43 его брат отправлен в Аушвиц. В феврале 44 года Макс Жакоб арестован. Его отвозят в Дранси под Парижем, квартал хрущеб той эпохи, превращенный в гетто. Это пересылка, сортировочный пункт, перед Аушвицем. Но от ужасов газовых камер и крематория Жакоба спасает болезнь. Он умирает от воспаления легких пятого марта. Друзья похоронили его на монастырском кладбище Сан-Бенуа-сюр-Луар: Диктор: Вам никогда не случалось наблюдать, как жаба переходит дорогу? Кажется, словно малюсенький человечек, с детскую куклу, не больше, ползет на коленях. Вроде бы, эта коленопреклоненность должна его смущать. Но с какой стати? Он попросту - ревматик, ноги отстают, вот и приходится постоянно их подтягивать. И куда он путь держит? Куда - неведомо, известно откуда: конечно же, из клоаки. Вот бедняжка, шут гороховый. Прохожие - ноль внимания на жабу, как прежде и на меня. А теперь ребятишки глумятся над моей желтой звездой. Счастливица ты, жаба. Тебе не надо носить желтую звезду. Иван Толстой: Балет-пролог к "Щелкунчику" - "Волшебный орех" на сцене Мариинского театра. С подробностями Юлия Кантор. Юлия Кантор: В минувший уик-энд в Мариинском театре состоялась мировая премьера двухактного балета "Волшебный орех" на музыку Сергея Слонимского. Либретто, декорации, костюмы и постановка - Михаила Шемякина, хореография - Донвены Пандурски из Польши. Балет,как было заявлено, - своеобразная предыстория к "Щелкунчику", образующая с ним дилогию "Гофманиана Шемякина". В основе либретто "Волшебного ореха", обещали создатели, лежит история превращения племянника Дроссельмейера, расколдовавшего принцессу Пирлипат, в Щелкунчика. Михаил Шемякин рассказал об истории создания балета: "Первая серьезная попытка воссоздать полный сюжет сказки Гофмана "Щелкунчик и мышиный король" была еще в 30-ые годы задумана блестящим хореографом Федором Лопуховым. Дмитрию Шостаковичу было сделано предложение написать музыку к новому балету об истории Принцессы Пирлипат и племянника Дроссельмейера. К сожалению, эта идея не была осуществлена из-за ужасной прессы, которая обрушилась на Шостаковича после его работы над балетами "Болт" и "Светлый ручей", в результате Дмитрий Шостакович зарекся связываться с балетной музыкой. В начале 1990-х годов американский хореограф Марк Моррис в своем балете "Крепкий орешек" посвятил начало второго акта "Шелкунчика" Чайковского этому сюжету. Естественно, втиснуть довольно сложный, одновременно романтичный и трагический сюжет истории племянника Дроссельмейера и Принцессы Пирлипат в традиционный балет "Шелкунчик" - очень трудно. В таком случае нарушается замысел Петипа и Чайковского. Поэтому я, написав либретто по сказке Гофмана, обратился к замечательному петербургскому композитору Сергею Слонимскому с просьбой написать музыку для данного балета - и, надеюсь, что в новой постановке, которая органически будет связана с уже осуществленным мною и Кириллом Симоновым "Щелкунчиком", зритель вспомнит подзабытую сказку и проникнется большей симпатией к образу Щелкунчика". Либретто, надо сказать, к Гофману имеет весьма опосредованное отношение. Да и бог с ним - кто из зрителей читал оригинал! Собственно, воспроизведения сюжета никто не обещал. Но была надежда на наличие сюжета как такового. А получился красочный калейдоскоп дивертисментов. Создалось ощущение, что Шемякину просто захотелось - и в этом нет ничего предосудительного - показать оставшиеся, но невостребованные у него со времен постановки действительно чудесного "Щелкунчика" эскизы и костюмы под музыку. Буйство красок в декорациях, пышность костюмов смазали очень немецкий, гофмановский стиль "Щелкунчика". Все вроде бы весело, хотя и затянуто. Что касается зачина, то здесь - абсолютно экспортный вариант. Прицесса Пирлипат рождается из яйца Фаберже, а подводный акт очень напоминает по сценографии "Садко", хотя и в чуть гротесковом виде. Шемякин играет в свое удовольствие. Это яйцо Фаберже - метафора нового произведения - броско, дорого, но все же - ширпотреб, хоть и для не чуждых искусству очень богатых. Сергей Слонимский рассказал перед премьерой следующее: "По предложению Михаила Шемякина - автора драматургии, постановки и сценографии - я написал музыку нового балета. Первоначально наш балет был задуман и поставлен как сюжетный пролог к "Щелкунчику". Разумеется, никто не покушался на гениальную музыку Чайковского. Мы перевели на язык балета первую половину сказки Гофмана - грустную и, увы, слишком правдивую поныне историю о равнодушных ко всему, кроме себя, наивно прожорливых людях и мышах, о благородном юноше - спасителе, о мстительной повелительнице мышей и неблагодарной принцессе, о самолюбивом и настырно упрямом тиране (прародителе андерсеновских и шварцовских королей)". Сергей Слонимский - насытил пространство балета мелодичной музыкой - для требуемых дивертисментов, украсил ее милым вальсом, добавил к ужасу ретроградов электронной музыки. Зачем глубокому лирику, великолепному симфонисту, автору драматических музыкальных полотен - "Страсти по Иоанну", "Реквием" - понадобилась такая легкая штучка? Очень просто - по дружбе с Шемякиным. И тоже - для развлечения. Как говорится, можем себе позволить. Собственно "Гофманиана Шемякина" состоялась. Дилогия со "Щелкунчиком" - нет. Иван Толстой: Русские европейцы. Я передаю микрофон Борису Парамонову. Борис Парамонов: Николай Михайлович Карамзин (1766 -1826) - просвещеннейший русский европеец, человек, основавший журнал "Вестник Европы", этот в течение ста лет бастион либерального западническтва в России. Но в мировоззрении самого Карамзина русское западничество существенно, хотя и прикровенно надломилось. Это было отражением кризиса самой европейской культуры, краха идеологии Просвещения в событиях французской революции конца 18 века. Карамзин был глубоко разочарован революцией, как буквально все мыслившие люди того времени. Рушилась главная иллюзия Просвещения: представление о достижимости царства разума методами политического действия. Но реакционером Карамзин отнюдь не стал: он стал консерватором, просвещенным консерватором. Это чрезвычайно ценный культурный тип - и чрезвычайно редкий как раз в России. Духовный опыт Карамзина впечатляюще выразился в главной его работе - многотомной "Истории Государства Российского", бывшей сенсацией своего времени и едва ли не первым бестселллером в России. Известны слова Пушкина о Карамзине: это Колумб, открывший Россию. Но любой разговор о Карамзине нужно начинать с другого его сочинения - замечательной книги "Записки русского путешественника". Эту книгу и сейчас можно читать. Пожалуй, самое в ней интересное - впечатление Карамзина в революционной Франции. Он был там в 1790 году, еще до начала главных кровопролитий, но многое уже их предвещало. В "Письмах" немного сцен революционных будней, но они написаны с замечательным реализмом: бунт пьяных солдат в Страсбурге, заставляющих пить проезжающего прелата "за здоровье нации", несостоявшийся самосуд в Париже, толпы праздных соглядатаев - "с величайшим небрежением одетых людей", - слоняющихся в королевском дворце Тюильри, рассказ о скульпторе Маттисоне, жалующемся автору на то, что его отрывают от работы дежурствами в национальной гвардии; возникает зримая картина упадка, хаоса. А впереди был якобинский террор, понятно, не способствовавший тем идеализациям, той легенде о революции, которая возникла позднее. Карамзиным же уроки революции резюмировались так: Диктор: "Всякое гражданское общество, веками утвержденное, есть святыня для добрых граждан, и в самом несовершенном надобно удивляться чудесной гармонии, благоустройству, порядку. "Утопия" будет всегда мечтою доброго сердца или может исполниться неприметным действием времени, посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов. Когда люди уверятся, что для собственного их счастия добродетель необходима, тогда настанет век златой, и во всяком правлении человек насладится мирным благополучием жизни. Всякие же насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот (:) Легкие умы думают, что всё легко, мудрые знают опасность всякой перемены и живут тихо". Борис Парамонов: В "Письмах русского путешественника" Карамзин рассказывает, как в Германии он на вопрос Виланда: "Что у вас в виду?" - ответил: "Тихая жизнь". Европеизм Карамзина - вот эта "тихость" как идеал, сама культура исключительно как "тихость". Конечно, это лучший из идеалов, но ведь это наиболее неосуществимая утопия. Однако от этой утопии Карамзин не отказался - и это определило все его оценки, самую его реакцию на мир. Понятно, что бунтовщиков он жаловать не мог; отсюда и отношение его - резко негативное - к попытке декабристов. Отсюда и глубокая внутренняя противоречивость, расколотость, несведенность, дисгармоничность его мысли, точно подытоженная в словах американского исследователя Карамзина Дж. Блэка: Диктор: "Он поддерживал самодержавие, но был сформирован просвещением; защищал крепостное право, но ненавидел деспотизм; горячо верил в законность, но гнушался конституциями". Борис Парамонов: А вот слова самого Карамзина в одном из его писем: Диктор: "Не требую ни Конституции, ни Представителей, но по чувствам останусь республиканцем и притом верным подданным Царя русского: вот противоречие, но только мнимое". Борис Парамонов: Это, конечно, настоящее противоречие, примиряемое не в мысли Карамзина - ибо это невозможно, - но в личности его, в достоинстве всего его поведения: есть люди, которым не нужна конституция для того, чтобы быть европейцами, - которые делают не историю, а биографию. Давая Карамзину общеобязательную в русской культуре ориентацию по отношению к славянофильству и западничеству, нельзя не вспомнить исключительно проникновенное суждение Аполлона Григорьева: Диктор: "Славянофильство почему-то присвоило себе почти исключительно это великое и почтенное имя; но его точно с таким же правом может присвоить себе и западничество: (Карамзин) обманул современную ему действительность : он подложил требования западного человеческого идеала под данные нашей истории, он первый взглянул на эту странную историю под европейским углом зрения". Борис Парамонов: Эти слова наводят на правильный угол зрения в оценке "Истории Государства Российского", написанной Карамзиным. Известно, что это консервативная, монархическая история. В формуле Карамзина: "Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием" - это неверно хотя бы потому, что в домосковской Руси никакого единоначалия не было. Формула эта - типичный пример истории как политики, обращенной в прошлое. Чтобы понять замысел Карамзина - апологию самодержавия, - нужно вспомнить одну его статью 1802 года, под названием "Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени", написанную как раз тогда, когда во Франции после бурь революции установилось некое видимое спокойствие: Диктор: "Французская революция, грозившая ниспровергнуть все правительства, утвердила их. Если бедствия рода человеческого в каком-нибудь смысле могут назваться благодетельными, то сим благодеянием мы, конечно, обязаны революции. Теперь гражданские начальства крепки не только воинскою силою, но и внутренним убеждением разума". Борис Парамонов: Вот этот опыт европейской, новейшей для Карамзина истории он перенес на Россию, экстраполировал на многовековую ее историю результаты нескольких лет французского развития. Воинская сила, оказавшаяся в гармонии с убеждением разума, о которой говорил здесь Карамзин, - это первый консул Бонапарт, в скором времени ставший императором Наполеоном. Сильная власть показала себя - в который раз? - источником самых кровавых потрясений. Власть, тем более неограниченная, редко создает "тихость", даже если ей этого хочется. Иван Толстой: Британские военные фильмы. Кто снимал их, и какую линию они проводили? Репортаж об этом подготовила Карина Арзуманова. Карина Арзуманова: Часто слышишь упреки западным фильмам на тему Второй Мировой - во время войны снимали, в основном комедии, теперь переписывают историю, нет глубины и прочее. Музыка из фильмов военных лет мало известна в России. Я обратилась с вопросами о кино на тему войны с фашизмом к известному британскому киноведу Дэвиду Паркинсону. По его мнению, появление этой темы в британском кинематографе произошло довольно поздно. Дэвид Паркинсон: По всей видимости, это фильм 1939 года "У львов есть крылья", снятый Александром Кордой на лондонских студиях. Он задал тон для картин такого документального рода. В начале войны, когда Франция пала, Британия сражалась в одиночку. Америка еще не участвовала в войне, и поэтому в Америке могли сниматься такие фильмы, как "Иностранный корреспондент" Хичкока или "Великий диктатор" Чарли Чаплина. Британия же делала фильмы сугубо для британской аудитории. Во время первой мировой войны никто толком не понимал, что делать с пропагандой в кино. Тогда решили закрыть многие киностудии, потому что нуждались в химикатах для производства оружия. Но ко времени, когда началась Вторая Мировая война, кинематографисты были гораздо лучше подготовлены. Они начали делать всякие виды выпусков новостей, документальные фильмы, учебные армейские фильмы, а также игровые фильмы, цель которых была поднять моральный дух людей. Карина Арзуманова: О чем были эти фильмы, с каким настроением сделаны? Дэвид Паркинсон: В принципе, все было о том, как хорошо мы подготовлены для того, чтобы сражаться. Наши войска могли быть вынуждены покинуть Дункерк, но мы намерены продолжать борьбу. Многие фильмы о том, как храбры мы были, оказавшись в изоляции, как сказал в своей речи Черчилль, сражаясь, в общем-то, за будущее Европы. Так что такие картины старались поднять моральный дух людей. Было много комедий, но их скоро перестали делать, потому что они создали неверное представление о нацистах, как о комичных идиотах, которыми те были в последнюю очередь. Начали делать фильмы, подобные картине "Как прошел день", снятой в 1942 году Альберто Кавальканти по рассказу Грэма Грина "Лейтенант умирает последним" - о вторжении немецких солдат в британскую деревушку, о том, что любой может оказаться врагом, не важно, как хорошо вы его знаете. Карина Арзуманова: В фильме "Как прошел день", немецкий десантник выдает себя за британского солдата в ходе налета на тихую английскую деревушку. Эта история призвана была доказать, что каждый должен внести посильный вклад в победу над врагом и что в критической ситуации британское хладнокровие непременно возьмет верх над немецкой хитростью. Говорит киновед Петр Карцев. Петр Карцев: В конце 30-х годов начали появляться сюжеты, в основном, авантюрные, основанные на какой-то шпионской интриге. И первым фильмом такого рода был "Леди исчезает" Альфреда Хичкока, один из его лучших фильмов, в котором секретная информация была закодирована в мелодии песни. Человека, который знал эту мелодию, необходимо было провезти через территорию не названного немецкого сателлитного государства на свободную не оккупированную территорию. Такого рода триллеры были очень популярны. Причем, все это очень часто решалось в полукомедийном ключе. Тогда существовал даже жанр комедийного триллера. Пропагандистские картины начали появляться сразу. Как правило, они были, если речь идет об английских картинах, сняты в полудокументальной манере. В том, что касается американских фильмов, это были очень не натуральные воспроизведения военной или предвоенной Европы на съемочных площадках голливудских студий. Из лучших образцов пропагандистского кино можно назвать, скажем, фильмы Майка Пауэлла и Эмерика Пресбургера, которые были тогда режиссерами номер один в Англии. Они снимали вдвоем, в таком творческом тандеме. В 41 году они сняли фильм под названием "49 параллель" об экипаже немецкой подводной лодки, который оказывался на побережье Канады. Их лодка была потоплена, а немцы, через территорию Канады, пытались пробраться в тогда еще нейтральные США. И задача фильма была в том, чтобы создать образ врага. Другой задачей было пробуждение патриотических настроений, причем, не только в Англии, но и в Америке тоже, которую британцы пытались всеми силами вовлечь в войну. Эту вторую задачу выполняли такого рода фильмы, как "Леди Гамильтон" Александра Корды, который, хотя действие и происходило в 19-м веке во время войны с Наполеоном, тем не менее, представлял из себя фильм полностью посвященный ситуации того времени - 40-41 года. Те пропагандистские лозунги, которые тогда звучали из уст Нельсона, можно было абсолютно буквально применять к ситуации с Гитлером. Дэвид Паркинсон: Фильм "Леди Гамильтон" с Лоуренсом Оливье и Вивьен Ли. Она только что вернулась из Голливуда, где стала суперзвездой после "Унесенных ветром". Так важно было видеть британских звезд, возвращающихся назад в Британию из безопасного Голливуда, чтобы сниматься в фильмах. Если мы побили Наполеона, с героем подобным Нельсону в Трафальгарской битве, то мы сделаем это вновь. Война в море была тогда основной. Британские войска уже вывели из континентальной Европы. По ходу войны, например, войны на море, появились фильмы подобные "Сан Диметрио, Лондон" (1943 год). Этот фильм часто упоминается, как пример прекрасной документальности в британском кино. В его создании участвовало много людей, действительно бывавших в сражениях, пересекавших на кораблях Атлантику. знаменитый фильм Хэмфри Дженингса "Возгорание" о лондонских пожарных в 40-х годах и фильм "Слабый пол" Лесли Ховарда о женщинах-волонтерах. Были также серьезные исторические фильмы. Например "Юный мистер Питт" Кэрола Рида о самом молодом премьер-министре Великобритании Уильяме Пите Младшем, в начале 18-го века противостоявшем Наполеону. Фильм пытался провести параллель между Питом и Черчиллем и внушить, что мы вновь победим в войне. Карина Арзуманова: Появлялись ли русские персонажи в фильмах тех лет? Дэвид Паркинсон: К сожалению, не так много было британских фильмов, связанных с русскими. В основном, фильмы, где подчеркивалась роль России в войне, делали в Голливуде. Можно назвать картины, подобные "Миссии в Москве", "Дни славы", "Северная звезда" в этом фильме свою первую роль сыграл Грегори Пек. У людей, делавших эти фильмы, были огромные трудности в Голливуде после войны, поскольку эти фильмы сочли прокоммунистическими. Некоторым это стоило карьеры. Карина Арзуманова: Я спросила Дэвида есть ли у британцев песни подобные бернесовской "Темной ночи", в каких фильмах они звучали? Дэвид Паркинсон: Только что отмечали годовщину окончания второй мировой войны, был большой концерт на Трафальгарской площади. И Вера Линн - ее называли любимицей вооруженных сил, по прежнему жива, и на сцене с Клифом Ричардом она пела свои знаменитые песни Второй Мировой войны "Мы встретимся вновь" и "Белые утесы Дувра". Эти фильмы были о том, что неважно, как далеко ты от дома, и мы все ждем, когда ты вернешься целым и невредимым домой. Многие военные песни - возрожденные песни первой мировой войны. Песни, подобные "Лили Марлен", вернулись и вновь стали популярными. Оркестры играли хиты Глена Миллера, чьи композиции стали тоже очень популярными. Что касается Америки, то это Беверли Систерс, Бинг Кросби с песней "Белое Рождество" из фильма "Холидей инн". Тогда многие солдаты осознали, что это будет первое Рождество вне дома, потому что Америка только что вступила в войну. И, конечно, "Касабланка", где есть песня "Время проходит", которая стала одной их величайших песен времен войны. Карина Арзуманова: О том, что происходило в британском кино после войны, говорит российский историк Петр Карцев. Петр Карцев: У англичан появился свой специфический жанр военного кино, которого у нас никогда не было. Это фильм о военнопленных. Поскольку довольно много англичан попадали в плен на немецкой территории, для английских солдат в безвыходной ситуации не считалось зазорным сдаваться врагу. Наоборот, иногда это были опять же авантюрные фильмы о том, как готовились и осуществлялись побеги. Американцы потом тоже переняли этот жанр, адаптировали его под себя, добавили голливудской мелодрамы и жанра. Апофеоз этого жанра - это "большой побег" Джона Серджиса, который включает в себя абсолютно все клише, которые доведены там до грани самопародии. И шпионская тема в отношении второй мировой войны была долгое время очень популярна. Позже, в 60-70, и англичане, и американцы, как правило уже совместно, стали внимать две разновидности военных фильмов - либо масштабные приключенческие истории, как "Там где летают орлы", в котором Клинт Иствуд и Ричард Бергман играют двух командос, и огромные постановочные суперколоссы, посвященные воссозданию сражений "Битва за Британию", "Самый длинный день" и лучший образец этого жанра - "На один мост дальше". Карина Арзуманова: Что вы думаете о голливудских фильмах на тему той войны, снятых относительно недавно, вроде "Списка Шиндлера" или "Спасти рядового Райана"? Дэвид Паркинсон: Часть проблемы в том, что в последние годы в Голливуде есть тенденция к пересмотру взглядов на войну. Один из ярких примеров - фильм "Ю 571" - об американцах, которым удалось захватить на немецкой подводной лодке шифровальную машину Энигма, с помощью которой можно взломать коды нацистских сил. Но этого не происходило. В Америке есть тенденция заново создавать войну. Даже в получивших столько похвал фильмах, как "Спасти рядового Райана". Американцы были не единственными, кто высадился в Ди-Дей, там были канадские, британские силы, войска других союзников. Но Стивен Спилберг сконцентрировался очень определенно на американских войсках. Фильм "Тонкая красная линия" - о войне в Тихом Океане. И там не упоминаний об участии британских войск. Есть также те, кто полагает, что Спилберг переписывает историю в "Списке Шиндлера". Многие выжившие в Холокосте говорят, что ситуация была сложнее, и это касалось и самого Шиндлера. Многие фильмы романтизируют войну, как "Английский пациент" Энтони Мингеллы, где война - фон для любовной истории. Сейчас много фильмов, где войны покрывают глазурью. Карина Арзуманова: На вопрос о любимом западном фильме на тему той войны Петр Карцев ответил так: Петр Карцев: "Кентерберрийская история" Майкла Пауэлла и Эмерика Пресбергера. Английский фильм 44 года. Действие происходит в Англии во время войны, и война имеет непосредственное отношение к происходящему и, в то же время, все происходит в Англии, в идиллической английской провинции. Фильм оказывается о войне ни разу не показывая саму войну, как таковую. Иван Толстой: В Италии установлена мемориальная доска генералу Краснову. С подробностями Михаил Талалай. Михаил Талалай: В прошлом году, осенью, исполнилось 60 лет начала странной эпопеи, которая получила название Казачий стан в Италии, или как ее обозначили главные устроители, немецкие стратеги Вермахта, Kozakenland. Мы не прошли мимо той даты и рассказали слушателям о том, как осенью 44 года на севере Апеннинского полуострова, в провинции Фриули объявилось около 40 тысяч казаков, вместе с женами, детьми, на странных телегах, - странных для местных жителей, ибо телеги были без тормозов и итальянцам не понятно было, как казаки умудрялись съезжать с альпийских гор невредимыми. Непонятно было вообще, зачем они прибыли в Италию. Об этом хорошо знали немцы, заманившие казаков обещаниями о вольнице на родных землях, а когда Красная армия погнала нацистов, предложили казакам новую родину - в Италии, до поры, до времени. Именно там на севере страны, во Фриули развернулось мощное партизанское движение, и немцы предполагали, что Казачий стан, Kozakenland станет хорошим заслоном от партизан. В мае исполнилось 60 лет окончания этой вообщем-то краткой эпопеи, и мы расскажем о ее конце, получившем недавно неожиданное мемориальное оформление. 6 мая 2005 года в североитальянском городке Верценьис была открыта мемориальная доска, посвященная атаману Петру Николаевичу Краснову, приведшему сюда казаков. Событие тем более примечательное, что итальянцы тем самым отделили истинных оккупантов, то есть немцев, которым мемориальные доски никто и никогда вешать не будет, от их пособников, но во многом их жертв, несчастных русских казаков. Каким же был конец красновской армии? Мне удалось найти неожиданное свидетельство - текст писателя Бориса Ширяева, известного публике благодаря книге "Неугасимая лампада", о Соловецком лагере. Литератор прибыл в Казачий стан в конце 44 года. Цитирую редкую книгу Ширяева "Ди-Пи в Италии", вышедшую в Буэнос-Айресе в 1952: "Мы - в Италии. В станционном буфете - настоящее кофе, с настоящим молоком и настоящим сахаром. В ближайшей лавочке - душистый вермут, стройные, как пальмы, бутылки которого разом вырастают на наших столах. Если кто и хранит еще тени надежд, то здесь, в ближнем тылу итальянского фронта, они тают, как дым. Тыл фронта мертв. На станции нет ни эшелонов со снарядами, ни платформ, загруженных покрытыми брезентом пушками и авто. На лицах немногих немецких офицеров печать бесконечной усталости и того же, что и у нас, - отупения: покорности неизбежному. Грузимся ночью. В вагоне, заваленном тюками с обмундированием для казаков, все русские. Сидим на соломе, среди луж от талого снега. И все друг от друга что-то прячем; скрываем, потому что боимся сказать громко, как сказал вчера один горец: "Всем нам -суждена веревка". От двери теплушки, через которую видны заснеженные отроги Альп, стелется бархат грудного контральто: "Но отважны люди, Я помню эту девушку еще по Пятигорску. Она - кабардинка, кажется, была в комсомоле, писала неплохие стихи и печаталась в местных газетах. Теперь она их поет. О Кавказе - в Альпах, по-русски. Сидя плечом к плечу на соломе, тянется по стене вагона ряд казаков, одетых в немецкое. Есть и старики, но большинство - молодежь из Красной Армии. Краснов делает последние судорожные усилия спасти разнесенные по всей Европе листья славных ветвей русского народа: Донской, Кубанской, Терской: Снова, тем же путем, как почти сто пятьдесят лет назад, с Суворовым, Платовым и Денисовым, проходит казачество горную щель в солнечный мир Италии:Снова: но как различны эти походы: Два месяца, проведенных в "Казачьем стане", приютившемся в отрогах Фриулийских Альп, - тема отдельной трагической повести, героями которой станут последний из рыцарей Дона старик Краснов и его юный оруженосец, пришедший из рядов Красной армии сотник Давиденко. Бог даст, напишу когда-нибудь и ее", - так предполагал Борис Ширяев. Но Господь так и не дал ему возможность написать книгу о казаках в Италии. Они стали появляться из-под пера самих итальянцев. Самая последняя из них - монография русистки Патриции Деотто. Она называется "Станица Терская" и вышла с месяц тому назад, с подзаголовком "Казачья иллюзия об одном крае". Почему Деотто, известная как тонкая ценительница русской литературы и автор многих статей о ее любимом персонаже, искусствоведе Павле Муратове, обратилась вдруг к казачей теме? Оказалось, что ее дедушка, знаток иностранных языков, как и сама Патриция, - родом из Верценьиса и в эпоху Краснова служил у казаков переводчиком. Патриция увлеклась семейными преданиями, присоединя к ним рассказы местных жителей. Краснов поселился на постоялом дворе Stella d'Oro, Золотая звезда - именно на нем и открыта сечас мемориальная доска. Вместе с ним в городке разместилось две тысячи казаков, 465 лошадей, 58 коров и 20 верблюдов. Весною 45 года, когда исход войны был уже всем ясен, Краснов повел свою армию в Австрию, сдаваться в плен к англичанам. Из лагеря города Лиенца англичане выдали сдавшихся им на милость казаков советской стороне. 17 января 47 года Краснов и его ближайшие помощники были казнены. Патриция Деотто собирала материал для своей книги более десяти лет. В начале этого мая книгу презентовали в муниципалитете городка Верценьис. Прошла и конференция, посвященная казакам. И теперь в составе "русской Италии" прибавился дом с мемориальной доской, посвященной атаману Краснову, литератору и полководцу. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
