Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
27.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 СМИ
[17-10-05]

Смотрим телевизор

Президент Национальной ассоциации телерадиовещателей Эдуард Сагалаев

Ведущая Анна Качкаева

Анна Качкаева: Когда-то после "Норд-Оста" озвучивание беззвучных протокольных кадров встречи президента с силовиками в "Намедни" вызвало в Кремле бурю. Шло время, и вот уже сцена "силовики-президент" стала смысловой доминантой информационного потока. В том числе и после боев в Нальчике. Перед президентом разложена карта, президент принимает отчеты, президент сожалеет о погибших военных и, через запятую, о гражданских. Понимают ли драматурги таких постановочных сцен, что демонстрируют не столько отчет перед обществом, сколько ужас привычной рутины. Рутина боев и захватов, рутина отчетов по поводу боев и захватов. Город не взят, погон никто не лишился, а то, что чуть-чуть прозевали, так это бывает. Вечный вопрос, который не задает президент: где была контрразведка, и почему не предотвратили вылазку? Задавал его в этот раз Владимир Соловьев в своем "Воскресном вечере". Жаль, что отвечали на него в студии не та же троица, которая отчитывалась перед президентом. И жаль, что серьезный разговор о национальной нетерпимости и русском фашизме на экране возникает только тогда, когда в очередной раз на российских просторах убивают иностранного студента.  Эдуард Сагалаев, фото Радио Свобода

"Реальная политика" Глеба Павловского на этой неделе на этом драматическом фоне выглядела абсолютно не реальной. Зато любителям озвученных мультиков про брателло в новой серии показали ухо и белобрысый затылок ранее безголового персонажа, голос которого похож на голос президента. Похоже, прием, годящийся для комедии "Бриллиантовая рука", когда ладонь с перстнем на пальце возникает в кадре как знак могущественного и таинственного преступного шефа, не очень срабатывает. Возможно, теперь у человека без головы и с телефонной трубкой в руке, в котором угадывается обитатель Кремля, появится и лицо. Вот такие впечатления о минувшей телевизионной неделе.

А мы сегодня будем говорить о телевидении с новым лицом Общественной палаты и совсем с не новичком на телевидении - президентом Национальной ассоциации телерадиовещателей Эдуардом Сагалаевым. И, наверное, зададимся вопросом: зачем Общественная палата понадобилась Сагалаеву, нужна ли она телевидению, и какой от нее прок зрителю и гражданину?

Есть ли у вас, Эдуард Михайлович, короткий ответ на вопрос: зачем вы пошли в Общественную палату?

Эдуард Сагалаев: Есть короткий ответ: не знаю.

Анна Качкаева: Это прекрасно.

Эдуард Сагалаев: И этот же ответ на все предыдущие ваши вопросы по поводу Общественной палаты.

Анна Качкаева: Тогда мы это сейчас обсудим с вами и со слушателями. Может быть, в результате этого часового разговора вы поймете - зачем, слушатели поймут - зачем, и я пойму - зачем.

Эдуард Сагалаев: Дай то Бог.

Анна Качкаева: Вопрос слушателям: что Общественная палата может сделать с телевидением? А я у вас спрашиваю, Эдуард Михайлович, вам компания, в которую вы попали в Общественной палате, нравится?

Эдуард Сагалаев: Так, местами. Отдельные фамилии меня вполне устраивают, например, Паша Гусев, руководитель Союза журналистов Москвы и газеты "Московский комсомолец", которого я знаю много лет, с которым мы дружим. Я не знаю, кто бы возражал против Рошаля, например.

Анна Качкаева: Это понятно. Я, кстати, скажу нашим слушателям, что вы оказались по опросу Фонда общественного мнения, который интересовался у граждан, что они собственно знают об Общественной палате, что за люди туда вошли. И вот как раз наиболее известными из 42 оказалось очень немного людей, про которых 50% точно знают - про Роднину, Кабаеву, Калягина - 40%, Рошаля - 43%, про вас знают 11%, про Кучерену - 10%. Но больше половины членов палаты известны только 1-2% опрошенных. Вы в числе все-таки более-менее знаковых фигур. Это к разговору о том, что за компания. И вы говорите, что вы местами удовлетворены этой компанией, и палату называете, шутя, палаткой.

Эдуард Сагалаев: Потому что она еще небольшая. Она должна стать в три раза больше, будет 126 человек, а не 42, как сейчас. Еще добавятся люди из общероссийских общественных организаций и из регионов. Вот мой ответ абсолютно искренний "не знаю" продиктован несколькими достаточно глубокими соображениями, так же как и мое решение все-таки войти в Общественную палату, несмотря на то, что я действительно не знаю, какой она будет в результате, когда вольются еще 80 с чем-то человек, и что это будут за люди, чем она реально будет все-таки заниматься, какими обладать полномочиями и возможностями, и какой будет заряд энергетический, и какое будет настроение. Я, например, там встречался с некоторыми из членов этой палаты, люди из общественных организаций, которые против наркотиков борются, за права солдатских матерей. И замечательно, что есть такие люди, которые видят реально ситуацию в стране, которые хотят ее исправить, и которые готовы откровенно об этом говорить. Я просто исхожу из старого доброго принципа, что надо ввязаться в драку, а потом посмотрим.

Анна Качкаева: Ну, хорошо. Тем не менее, почему я упорно вас так заставляю все-таки отвечать на вопрос. Как вы не знаете, но тем не менее, законопроект, который может быть принят, он еще окончательно не сформулирован, должен способствовать осуществлению общественного контроля за соблюдением свободы слова в СМИ. Вас не смущает, что Общественная палата, которая в принципе должна быть гарантией невмешательства, тем не менее, что-то собирается контролировать в области СМИ?

Эдуард Сагалаев: Нет, меня, наоборот, это как-то обнадеживает в свете как раз этой возможной борьбы за то, чтобы на телевидении было больше открытости и больше дискуссий. То есть о чем вы говорили в самом начале - о президентах, о том, как они выглядят на экране, как американский президент влип в историю, как наш президент:

Анна Качкаева: :успешно не влипает.

Эдуард Сагалаев: :постановочно смотрит, что происходит на карте географической Нальчика. И я хочу сказать, что, на мой взгляд, есть колоссальная проблема, которая гораздо крупнее, даже чем телевидение, хотя оно - это миллионы, это страна. Проблема, на мой взгляд, огромного дефицита правды и справедливости в нашем обществе. Эта проблема масштаба национальной идеи в моем понимании. И что такое справедливость? Справедливость, начиная от того, что не могут учителя, врачи быть за гранью нищеты, что, слава Богу, должно как-то чуть-чуть поправиться в ближайшее время. Начиная от таких социальных язв, которые касаются всех, кончая какими-то эксклюзивными вещами, связанными с тем, что Ходорковский в "теплушке" едет не понятно куда, а Абрамович продает свою компанию государству за 15 миллиардов долларов. И понятно, что оба примерно одинаков сколотили свои состояния на почве неправедного раздела государственного или народного достояния, коими являются недра России. И когда нет такой справедливости в обществе, и совершенно явный, очевидный ее дефицит, когда нет правды о реальной ситуации в стране, когда после Беслана президент не приносит извинения за то, что он не уберег этих детей.

Анна Качкаева: Да и сейчас вспоминают о гражданских, даже не о мирном населении, через запятую. Это отношение вообще к человеку, личности.

Эдуард Сагалаев: Может быть, потому что он из военных. Это нюансы. Я говорю глобально. Правда и справедливость - две вещи, на фоне которых даже какие-то успехи в государственном строительстве, в экономике ни к чему хорошему не приведут.

Анна Качкаева: Эдуард Михайлович, ну как Общественная палата может способствовать этому?

Эдуард Сагалаев: Просто говорить об этом.

Анна Качкаева: Правда и справедливость восторжествовали.

Эдуард Сагалаев: Я помню, у Александра Зиновьева замечательная была фраза, еще когда он был диссидентом в советские времена, он говорил о дефиците колбасы, что "рано или поздно из разговоров на кухне решается вопрос с дефицитом колбасы".

Анна Качкаева: Вся проблема в том, что в членах Общественной палаты нет людей, которые готовы возвысить голос. Кроме, может быть, некоторого количества перечисленных вами людей. Все-таки спортсмены, художники, актеры, при всем моем уважении, - это не лидеры нации, это не духовные маяки нации. Там нет писателей, которые об этом говорят, даже сатириков. В общем, людей, которые способны думать, философов, ученых. Нет, ученые есть немножко.

Эдуард Сагалаев: Вы знаете, у меня недавно был такой горький опыт, когда мы сидели рядом с Даниилом Борисовичем Дондуреем на заседании федеральной конкурсной комиссии, и вот мы заговорили примерно об этом и стали составлять список таких фигур, которые могли бы войти в Общественную палату, стали составлять список людей, которые пользуются непререкаемым авторитетом в обществе. В частности, речь зашла о писателях. Ой-ей-ей, очень тяжело. Потому что есть талантливые писатели, но которые не пользуются совершенно никаким общественным авторитетом. А писатели после Александра Исаевича, который тот, кто есть, и я с огромным уважением к нему отношусь, но понятно, что это не из категории "говорящая, больная совесть нации". Вот кого мы можем назвать таким писателем сегодня в России?

Да, мы живем в такое время, наверное, это результат каких-то кошмарных потрясений и огромных разочарований, и краха иллюзий, которые произошли. Я о себе говорю. Я пережил крах иллюзий, связанных с гласностью и "перестройкой". Я пережил 1993 год очень мучительно и болезненно, потому что расстрел парламента, для меня с этого момента перестал существовать демократ Ельцин. И второй раз он для меня перестал существовать в 1996 году, тогда фактически он проиграл Зюганову выборы, а мы все, и я в том числе, положили свою совесть и свою справедливость, и свою правду к ногам Бориса Николаевича и демократического строя, и Анатолия Борисовича Чубайса, который во главе всей этой истории стоял. Рано или поздно за все это нужно платить. И вот тот духовный кризис, который сегодня в обществе, - это одно из последствий всех этих катаклизмов, которые с нами произошли. Поэтому я считаю, что надо пытаться что-то делать.

Анна Качкаева: Эдуард Михайлович, но вы же прекрасно можете это делать и как президент Национальной ассоциации телевещателей, журналистского объединения, которое гораздо больше и эффективнее способно заниматься взаимоотношениями с властью, саморегулироваться. Зачем вам эта должность в Общественной палате?

Эдуард Сагалаев: Мне должность совершенно не нужна. Один из мотивов, почему я туда пошел, - потому что в Общественной палате никто не сможет на меня ни надавить, никто не сможет меня каким-то образом использовать. Наоборот, я могу использовать этот закон, который я внимательно прочитал, для того, чтобы мой голос был лучше слышен, для того, чтобы я мог не просто говорить в каких-то ситуациях, но мог бы конкретно влиять. Влиять на представителей власти прежде всего, потому что для власти Общественная палата, как мне кажется, может быть хорошим механизмом давления. Давления, может быть, даже более эффективного, чем общественные организации - Союз журналистов или Национальная ассоциация телевещателей. Поэтому я решил попробовать.

Анна Качкаева: А давление на телевидение? Вы, я помню, я нашла ваше майское заявление, в котором вы говорили, что если Общественная палата займется трансформацией государственного телевидения в общественное, это будет благим делом, что, кстати, неплохо действительно. И, во-вторых, вы сказали, что было бы возможно, наверное, чтобы Общественная палата обладала правом увольнять руководителей государственных СМИ, если они не соблюдают свободу слова.

Эдуард Сагалаев: Это немножко переврали мои слова, потому что на самом деле я говорил о другом. Я говорил о том, что когда-то была такая советская традиция, когда появлялся какой-то убойный критический материал в газете или на телевидении, после этого снимали секретарей обкомов с работы, отдавали под суд виновных и так далее. И я говорил о привлечении к ответственности как раз бюрократов, чиновников, губернатор, представителей власти, которые творят тот или иной беспредел. Ведь президент не может не видеть по телевидению, если ему вдруг кто-то не докладывает, что происходит между белгородским губернатором Савченко и супругой Юрия Михайловича Лужкова Еленой Батуриной. С моей точки зрения, Общественная палата вполне может сказать: господин президент или общество, что творится в нашей стране, как это может быть? Где правда, где справедливость? Почему городской суд разрешает Юрию Михайловичу не указывать доходы его жены в своем избирательном бюллетене и так далее? Мы все его любим, уважаем нашего мэра замечательного, но что же это такое происходит? За кого нас всех принимают? За совсем уж неразумное какое-то быдло или за людей, которые все проглотят?

Анна Качкаева: А если об этом читают, пишут и говорят, то Общественная палата зачем должна этот голос возвышать? Если об этом пишут и говорят, обязаны принимать меры.

Эдуард Сагалаев: Да, вот Общественная палата может потребовать от власти, чтобы власть реагировала на сообщения прессы, телевидения, радио о фактах нарушения закона, о фактах безнравственного поведения тех или иных чиновников. И если Общественная палата так же, как... Мы же не против Комиссии по правам человека, мы же не против Лукина, да, это хорошо, что есть такой человек, и они могут надавить на власть имущих. И Общественная палата должна влиять на власть имущих, с моей точки зрения.

Анна Качкаева: В начале часа Эдуард Михайлович сказал, что он не знает, зачем он пошел в Общественную палату.

Эдуард Сагалаев: Нет, я знаю, зачем я туда пошел, я не знаю, что из этого получится. Но я пошел для того, чтобы попробовать еще раз. И я считаю, что пока мы живы, пока мы любим эту страну, которая называется Россия, мы должны без конца пробовать и использовать каждый шанс для того, чтобы в этой стране жилось лучше, свободнее, чтобы дышалось лучше. Вот и все. И я буду каждый раз пытаться что-то делать, так же как я пытался что-то делать в советское время, когда работал в молодежной редакции, так же я пытался что-то делать на Шестом канале или где-то еще. Я очередной раз буду делать эту попытку, потому что я верю, что наша жизнь и атмосфера в обществе может меняться к лучшему. И, кстати, я вижу, что на телевидении какие-то все-таки, пусть маленькие, подвижки, но происходят.

Анна Качкаева: Сейчас вы мне расскажете, какие подвижки.

Эдуард Сагалаев: Например, вот чудовищная история в Воронеже. Все каналы об этом говорят.

Анна Качкаева: Это правда.

Эдуард Сагалаев: Говорят правду, говорят жестко.

Анна Качкаева: Ага, но только раз в год. Когда это сложнейшая тема, которая требует того, чтобы каждую неделю какое-нибудь одно общественно-политическое шоу говорило о том, так ли широка русская душа и что такое чужие.

Эдуард Сагалаев: Вот вчера Владимир Владимирович Познер говорил об этом на Первом канале в своей передаче. Конечно, жалко, что не было самих этих студентов, они побоялись. Я считаю как раз, что опять же эта Общественная палата может потребовать немедленной отставки этого губернатора, прокурора Воронежской области. Ну, стыдно же смотреть на этих людей. Стыдно за то, что в нашей стране такие вещи происходят. И за то, что есть такие люди, которые пытаются...

Анна Качкаева: Знаете, это как на вече, будем требовать "любо или не любо", или на казацком сходе. Но это же прокуратура должна делать. Это государственная машина должна правильно работать.

Эдуард Сагалаев: Конечно.

Анна Качкаева: Не такие прокуроры, не такие товарищи разведчики. Вот ведь в чем дело. Общественная палата не заменит этого.

Эдуард Сагалаев: Не заменит. Я и не рассчитываю, что Общественная палата что-то заменит, она будет кого-то наказывать. Я достаточно подробно участвовал, когда обсуждался этот вопрос о том, что такое Общественная палата, в Госдуме, я встречался с Владиславом Юрьевичем Сурковым, мы с ним много об этом говорили. На самом деле, это не более чем возможность какого-то дополнительного давления со стороны общества на власть. Еще одна возможность.

Анна Качкаева: Хорошо, а с Владиславом Юрьевичем Сурковым вы не говорили об идеологии?

Эдуард Сагалаев: Говорили. Говорили, еще будем говорить. И, кстати, каких-то кардинальных расхождений я не обнаружил. Я тоже говорил о правде и справедливости.

Анна Качкаева: И он, конечно, с вами соглашался.

Эдуард Сагалаев: В чем-то соглашался, в чем-то не соглашался. Он говорил, что "вот вы все приводите в пример свободные СМИ в Соединенных Штатах Америки, а ведь посмотрите, что там происходит".

Анна Качкаева: Ну, что ж нам пенять то туда? Лучше на себя оборотиться.

Эдуард Сагалаев: На самом деле, нормальный был разговор. У меня претензий больших в плане общения и каких-то позиций, которые человек высказывает, по поводу видения дальнейшего будущего, нет. По мере поступления я говорю, что меня не устраивает.

Анна Качкаева: А вы не обсуждали с Владиславом Юрьевичем, а почему же так закрыта и администрация, и правительство? Что же такие не говорящие все эти персонажи? Не говорили?

Эдуард Сагалаев: Я не мог с ним обсудить все, что мне хотелось бы. И давайте мы с вами обсудим и с радиослушателями. А потом, если будет такая возможность, я ему тоже передам самые такие острые вопросы.

Анна Качкаева: Илья Аронович из Москвы, мы вас слушаем, вы в эфире.

Слушатель: Мне кажется, что одной из задач Общественной палаты, если она все же будет по-настоящему работать, это выражение общественного недоверия руководителям - один вопрос. А второй вопрос - это постановка все же необходимости введения в законодательство отзыва депутатов и министров. Это что касается принципов работы Общественной палаты. Поскольку вы всю жизнь занимаетесь телевидением, хотел бы вам задать вопрос. Регулярно на телевидении делается следующее: показывается Ленин, символы СССР на фоне негатива, потом походя заявляется: "большевики воровали". Вчера, например, по каналу "Россия" показали скинхедов и дали перебивку - флаг КПРФ. Как это называется? Одновременно реклама по всем каналам идет, то есть ты не хочешь смотреть рекламу, но тебя заставляют.

Эдуард Сагалаев: Переключаешь, а там снова реклама.

Слушатель: А что касается отставки, положим, в Воронеже, то мне кажется, отставка не решит вопрос, жизнь надо менять, систему надо менять, надо возвращаться к социализму.

Эдуард Сагалаев: Я с вами в одном абсолютно и полностью согласен, а в другом абсолютно и полностью, категорически не согласен. Когда вы говорите, что Общественная палата, например, должна обладать возможностью потребовать отставки кого-то из руководителей государства или региона, вот тут я с вами полностью согласен. Я считаю, что соберутся, допустим, эти 126 человек, и я сам выйду на трибуну и скажу: "Доколе? Давайте, Общественная палата в полном составе, в соответствии с законом, пусть обратиться к президенту и потребует наказать людей, которые виновны в этом фашистском беспределе, который творится в Воронеже". При том, что я испытал все-таки какое-то чувство гордости как мужчина, что в Нальчике все-таки дали отпор. Но как они могли войти в город со всех концов? За это должен кто-то ответить. Вот тут я с вами согласен.

Но что касается Ленина, социализма, я сам был комсомольцем, в партии, я все мучительно это переживал. Вот недавно и приехал в Донской монастырь, я не был на помпезном торжестве, но я приехал, увидел эти две могилы Деникина и Ильина и подумал: "Боже мой, прошли несколько десятилетий, эти люди уехали, а потом они вернулись. И что между этими десятилетиями? Десятки миллионов убитых людей". И с чего это все началось, и что происходило? Две мировые войны, революция, гражданская война, лагеря, голод - ради чего все это было? И все это, в общем-то, к сожалению, наибольшая часть вины лежит на большевиках, на этой партии, которая правила страной. И не надо нам такого социализма. Есть другой социализм - в Швеции, в Австрии. За него я буду голосовать.

Анна Качкаева: Скажите мне, пожалуйста, я отталкиваюсь от ваших слов, вы полагаете, что от тех членов Общественной палаты (мы не случайно их перечислили, и вы даже согласились с тем, что не все вас там устраивают) дождемся ли мы той самой гражданской, общественной мужественной позиции? Потому что Дмитрий нас сейчас спрашивает: "Самый активный член палаты господин Тишков сказал на "Эхе", что гражданское общество это и есть палата. Все остальные - просто население. Во "Временах" он сказал, что нет никакого вымирания населения, а просто маленький демографический кризис. Как вы относитесь к словам этого члена, особенно если считать что у нас около миллиона каждый год умирает?" Так же, как высказывания у Павловского архитектора Глазычева, он тоже член палаты. Он буквально за пару дней до Нальчика тоже сказал, что "у нас нет войны в Чечне, там происходит мирная реконструкция". Вы будете рядом с этими людьми.

Эдуард Сагалаев: Я могу судить только о том, что сам слышал. Я вчера смотрел "Времена" и слышал, как Тишков, например, выступал за амнистию миграционную, за то, чтобы люди, которые нелегально проживают, живут здесь, которые семьями обзавелись, работают, которые в общем приносят пользу, в то же время они искусственно загнаны в нелегальное положение, и их в любой момент могут арестовать, обвинить или превратить в рабов, он выступал за вот эту амнистию. И Караганов об этом же говорил. И я думаю, что человек с какими-то отсталыми, дремучими взглядами вряд ли мог бы присоединиться к такой позиции. И то, что он говорил, было абсолютно разумно.

Анна Качкаева: А вот Алла Павловна еще добавляет: "Я согласна с тем, что вы говорите по поводу Ходорковского и Абрамовича. Но кто, кроме вас, будет об этом говорить, если в Общественную палату вошло столько людей (а их шестеро), которые подписали "письмо пятидесяти"?" Это что такое, это палата "одобрямса" или собственного внутреннего убеждения?

Эдуард Сагалаев: Мне кажется как раз, что в этом есть какая-то логика, потому что есть партии, есть партия СПС или партия "Яблоко", которые будут всегда категорически возражать против того, что посадили Ходорковского, какая-нибудь партия будет это категорически приветствовать. В Общественной палате, наверное, должны быть разные точки зрения.

Анна Качкаева: Когда шесть против, должны быть хоть какие-нибудь, кто за, или правозащитники, например.

Эдуард Сагалаев: Я хочу сказать, что чего мы так заплевали эту Общественную палату еще до того, как она первый раз хотя бы собралась. Давайте подождем и посмотрим, какая будет реакция на такие вопросы, которые будут подняты. То, что есть в законе, и то, что есть в каком-то посыле сверху, ведь понятно же, что она сверху создавалась, она же не образовалась в результате волеизъявления граждан свободного, которые собрались и сказали: "Давайте мы создадим такую организацию". Такую организацию создали люди, которые против незаконной, нелегальной миграции, и человек, который говорил, что "все проблемы в Воронеже связаны с тем, что иностранцы тысячами убивают русских". Понятно, что есть такая тенденция, есть такие взгляды. Поскольку я всей душой за справедливость и за правду, я вспоминаю, как в эти советские времена, о которых грустит Илья Аронович, я жил в городе Самарканде, и как там русские ребята, молодежь на улицах узбекских ребят называли "зверьками". Это было абсолютно нормально говорить: "Это - звери". И что потом могли получить русские от тех, кто на этой земле родился, вырос, жил веками и тысячелетиями? Что могли потом от них получить, когда произошли эти события 1991 года? За все надо платить. За все. И то, что происходят какие-то чудовищные вещи, есть какие-то аргументы за, какие-то аргументы против. И слава Богу, что находятся какие-то люди, которые способны об этом спокойно рассуждать, которые способны подняться над всем этим. И в то же время мне кажется, что должны быть какие-то голоса, которые озвучивают то, что есть реально в обществе, то, что есть в какой-то среде, мотивация, которая побуждает людей говорить не то, что нам нравится.

Мы Общественную палату уже вдоль и поперек заклеймили. В какой-то момент я почувствовал, что мне стыдно оттого, что я согласился.

Анна Качкаева: Вот вы ведь сами говорите про нее как про палатку, потому что что-то вас, Эдуард Михайлович, смущает. Вот эта моральная неавторитетность явно смущает.

Эдуард Сагалаев: Меня все смущает. Вы что думаете, мне не предлагали пойти в Госдуму, войти в состав любой партии из существующих?

Анна Качкаева: Не сомневаюсь.

Эдуард Сагалаев: Меня звали и в "Яблоко", и в СПС, не говоря уже про "Единую Россию". И до этого звали в какой-нибудь "Наш дом - Россия", и до этого звали везде. Когда-то я ходил. Я, например, был делегатом съезда партии от Гостелерадио СССР, один я был, Сагалаев. И я встал на этом съезде, на трибуну вышел, взял слово, вот сидят там Михаил Сергеевич Горбачев в президиуме, я встал и сказал: "У меня есть предложение. Давайте запретим членство в партии людям, которые работают в КГБ, которые служат в армии и работают на телевидении". И меня освистали.

Анна Качкаева: И сейчас ничего не изменилось, по-моему.

Эдуард Сагалаев: Может быть, не знаю.

Анна Качкаева: Борис из Санкт-Петербурга, вы в эфире, здравствуйте.

Слушатель: Существует такое выражение, что всякое сравнение хромает. Это правильно, но иногда сравнение помогает рассуждать. У каждого уважающего себя мужчины есть какой-то набор инструментов, иногда его бывает недостаточно, приходится какой-то инструмент покупать. Но можно себе представить такую ситуацию, когда человек не умеет работать с этими инструментами, очень нетерпелив.

Эдуард Сагалаев: Я чувствую, вы хотите меня как-то обидеть.

Слушатель: Это совершенно не в ваш огород. Человек торопится, не дает себе труда задуматься над планом работы, привести эти инструменты в порядок. У него не получается, он бежит в магазин за другим инструментом, каким-то дорогим.

Анна Качкаева: Борис, а что вы собственно хотите сказать?

Слушатель: Я хочу сказать, что у меня создается впечатление, что вместо того, чтобы заставить существующие институты государственные и законы работать, у нас происходит их умножение. Умножение институтов, направленных на одно и то же.

Анна Качкаева: Понятно, Борис.

Эдуард Сагалаев: На 90% с вами согласен. Ровно на те оставшиеся 10% я и член Общественной палаты. Я не исключаю, что если я увижу, пойму, что эта такая организация, которая создана для того, чтобы в том числе и за ее фасадом происходили какие-то вещи, которые должна эта палата одобрять и как-то конституировать, какие-то вещи, которые не совпадают с моими убеждениями, я буду об этом говорить. И, кстати, вы так отреагировали на разговор мой с Сурковым.

Анна Качкаева: Я просто рада, что, наконец, хоть кто-то из телевизионщиков открыто говорит, что он с ним общается.

Эдуард Сагалаев: Я сказал: "Владислав Юрьевич, а вы понимаете, что я буду говорить все, что я думаю?" Он говорит: "Ну, естественно. Для этого мы вас и зовем".

Анна Качкаева: Прекрасно. Михаил из Тульской области, вы в эфире.

Слушатель: По поводу Общественной палаты, мне кажется, это такой коллективный "лабрадор Конни".

Эдуард Сагалаев: (смеется)

Анна Качкаева: Прекрасно.

Слушатель: Это единственное, что может сделать лабрадор Конни с телевизором.

Эдуард Сагалаев: Лабрадор Конни?

Анна Качкаева: Лабрадор Конни. Ну да, создавать образы, видимость человечности.

Эдуард Сагалаев: Однажды мой знакомый позвонил мне после выпуска новостей наших из Америки и говорит мне: "Слушай, Эдуард, ну, я понимаю, что ваше телевидение лижет задницу вашему президенту. Но зачем оно лижет задницу его лабрадору?". Я ему ответил: "Затем же, зачем американское телевидение делает примерно то же самое с вашим Джорджем Бушем". Вот мы с ним так обменялись.

Анна Качкаева: Когда персонажей не хватает, телевидение кого угодно будет лизать.

Эдуард Сагалаев: Или посмотрите там итальянское телевидение.

Анна Качкаева: А кстати, вы все-таки попытаетесь добиться того, как член Общественной палаты, чтобы Общественное телевидение появилось? Вы какой канал будете превращать в общественный?

Эдуард Сагалаев: Я не знаю, какой канал надо превращать в общественный.

Анна Качкаева: Ну как? Вы же за это ратовали, Эдуард Михайлович.

Эдуард Сагалаев: Понимаете, я всегда говорил о том, что в той ситуации, в которой мы сейчас находимся, наше общество, наша индустрия телевизионная, мы не готовы к Общественному телевидению. Это годами происходило, мы были с Владимиром Владимировичем Познером по разную сторону баррикад, потому что он говорил, что несмотря на то что это невозможно, но надо мечтать. А я говорил: да, может быть, и надо мечтать, но это невозможно. И я стал задумываться за несколько месяцев до того, как возникла эта история с Общественной палатой, и я стал осторожно публично говорить о том, что, возможно, есть как бы смысл заняться Общественным телевидением. Я прочитал законопроект, который написал Михаил Александрович Федотов, и я думаю, что это нужно обсуждать, в том числе в рамках нашей Национальной ассоциации телерадиовещателей, потому что там есть очень разные люди.

Анна Качкаева: Эдуард Михайлович, блестяще! Вы лишний раз подтверждаете, конечно, Общественное телевидение имеет смысл обсуждать в рамках Национальной ассоциации вещателей, а не Общественной палаты.

Эдуард Сагалаев: А потом выносить в Общественную палату.

Анна Качкаева: А зачем? Закон можно вынести в Думу.

Эдуард Сагалаев: Например, одна из огромнейших проблем, которые существуют, это переход на цифру. Может быть, будет новый канал, который будет Общественным телевидением.

Анна Качкаева: Конечно. Ну, и причем здесь Общественная палата?

Эдуард Сагалаев: Не превращать там, допустим, Первый канал или РТР.

Анна Качкаева: Конечно, тем более, что они не порадуются тому, что вы как президент на этом настаиваете.

Эдуард Сагалаев: А для того, чтобы создать еще один новый канал, нужна воля государственная, нужны деньги, и Общественная палата может этот вопрос поставить. В любом случае, у меня такое наблюдение, в какой-то момент мне даже стало интересно, у меня драйв возник, как только эту Общественную палату ни обзывают, как только ее ни размазывают, и я стал задавать себе вопрос: а почему, а что такого, а чем она так мешает, особенно нашему демократическому или псевдодемократическому, как я считаю, крылу? Потому что не хочу сейчас фамилии называть.

Анна Качкаева: Некоторые слушатели вот вас благодарят за то, что вы туда пошли.

Эдуард Сагалаев: Если Общественная палата вот так раздражает, значит, в ней что-то такое интересное есть.

Анна Качкаева: Ну, разве что от противного.

Эдуард Сагалаев: Ну, не может она красной тряпкой быть. Ребята, ну, расслабьтесь. Ну вот, Общественная палатка возникла, ну сел там в ней Калягин, Сагалаев, Рошаль.

Анна Качкаева: Циничный телевизионщик.

Эдуард Сагалаев: Почему циничный? Мы же денег не тратим, зарплату не получаем.

Анна Качкаева: Санкт-Петербург, Юрий Захарович, вы в эфире.

Слушатель: Я хотел бы обратить ваше внимание еще раз на скинхедов. Я считаю, что Общественная палата могла бы заняться вплотную этим вопросом, потому что постоянно везде на телевидении просто констатируют факт их существования. Познер показал такого матерого руководителя скинхедов, который прямо сказал о том, что он постарается взять власть в свои руки в стране. Почему государство не принимает никаких мер просто к ликвидации этого течения?

Эдуард Сагалаев: Спасибо за ваш вопрос, ваше пожелание. Я формулирую очень серьезно, для чего существует эта Общественная палата, вот как мне видится, и в законе написано, и в тех голосах, которые я услышал от авторов этой идеи из Кремля. Общественная палата должна быть той площадкой, которая доносит до власти и оказывает на власть давление в связи с теми проблемами, которые реально существуют в обществе. И скинхеды, и многое другое. Если этот какой-то рычаг давления и рычаг коммуникации между обществом и властью, если это хоть в какой-то мере получится, значит, стоило все это затевать. Если не получится, тоже я не вижу какой-то страшной трагедии.

Анна Качкаева: Да нет, трагедии нет.

Эдуард Сагалаев: Просто я говорил о крушении каких-то иллюзий. Ну, господи, допустим, скажем, да, к сожалению, это не получилось, должны быть какие-то другие механизмы, какие-то другие рычаги. Что касается телевидения, я абсолютно убежден в том, что в том же законе сказано, что у Общественной палаты будет возможность вести в эфире на одном из каналов общефедеральных, по-моему, час в месяц и на радио вести дискуссионные передачи, как я это себе вижу. Вот то, чего не хватает у нас сегодня на телевидении.

Анна Качкаева: Да кто это мешает делать телевидению без Общественной палаты? Я вот все никак не могу понять. Это ведь диалог, коммуникацию власть и телевидение может осуществлять без Общественной палаты. Оно обязано это делать.

Эдуард Сагалаев: Тогда можно говорить, что вообще никакие общественные институты не нужны. Общественная палата - это один из общественных институтов. Есть партии, есть то, есть другое, есть Общественная палата. Она же не панацея от всех бед, зол и опять же не совесть нации. Я, например, на это не претендую. Когда мы с Дондуреем составляли этот список, я туда свою фамилию не вписывал. И из Общественной палаты, может быть, попал туда, один-два человека. Это возможность обсуждать проблемы, которые у нас есть.

Анна Качкаева: Заканчивая этот разговор, Игорь Леонидович вам напоминает: "Вспоминаю о вашем письме перед вручением последнего приза ТЭФИ. Оказалось ли это письмо гласом вопиющего в пустыни? Как бы такой же результат не распространился и на ваши планы в Общественной палате".

Эдуард Сагалаев: Очень хороший вопрос. Спасибо, Игорь Леонидович.

Анна Качкаева: А отвечать будем в следующий раз.

Эдуард Сагалаев: Потому что нас там было 30 человек из 120, и если будет то же самое в Общественной палате, я буду счастлив.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены