Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[05-04-05]
Сегодня в выпуске: Ошибки американской разведки в Ираке; Чем грозит отказ от рыночной экономики на Северном Кавказе; Новости лазерных технологий в медицине; Судьба детей-сирот с диагнозом - умственно-отсталый ребенокВедущая Ирина Лагунина Ирина Лагунина: За болезнью и смертью Папы Римского Иоанна Павла Второго почти незамеченным осталось событие, которое, тем не менее, вызвало оживленные дискуссии с Соединенные Штатах и постепенно начинает привлекать внимание в Европе. Независимая комиссии, созданная по указу президента Буша 6 февраля 2004 года для того, чтобы выяснить, почему довоенная разведывательная информация об Ираке была столь неточной, выступила с отчетом о своей деятельности. Комиссия пришла к выводу, что информация, которой пользовалась разведка до войны в Ираке, была безнадежно неверной. Сопредседатель комиссии, бывший судья, бывший посол США в Югославии, республиканец Лоуренс Силберман: Лоуренс Силберман: Разведывательное сообщество работало, исходя из тех представлений о программах производства оружии массового поражения в Ираке, которые сложились у них от того, что они увидели в 1991 году. И они продолжали исходить из этих своих представлений. Ирина Лагунина: Иными словами, разведка использовала данные даже не инспекций ООН, которые, впрочем, проходили только до 1998 года, а войск коалиции времен освобождения Кувейта в ходе первой Войны в Персидском Заливе. Но что же делала разведка в целом, и ЦРУ и Агентство национальной безопасности, техническая разведка, в частности? Лоуренс Силберман: Они собрали слишком мало доказательств. А то, что им удалось собрать, они накладывали на опыт прошлого поведения Саддама Хусейна. Ирина Лагунина: Действительно, Саддам Хусейн то допускал инспекции, то прерывал их работу. То давал разрешение посетить какой-то объект, то отказывал в посещении. Международные инспекции отнюдь не были уверены в том, что им предоставили всю полноту информации о программах развития оружия массового поражения. Поведение Саддама Хусейна вызывало немало подозрений. Но уверенность разведки в том, что у режима Саддама Хусейна были достаточные арсеналы химического и биологического оружия, и что он стремился обзавестись ядерным оружием, была далеко не единственным аргументом в пользу принятия военного решения. Лоуренс Силберман: Лоуренс Силберман: Разведывательное сообщество было абсолютно убеждено, что существовала явная связь между Саддамом и Аль-Каидой или терроризмом. Лоуренс Силберман, республиканец, сопредседатель независимой комиссии США. Доклад комиссии представил президент Джордж Буш. Но быстро покинул зал прессы, оставив сопредседателей отвечать на вопросы. И одним из первых вопросов был следующий: насколько мнение разведки, ее уверенность в том, что у Саддама Хусейна было оружие массового поражения, были мотивированы тем, что хотела услышать администрация Джорджа Буша. То есть было ли политическое влияние администрации на деятельность того же ЦРУ. Второй сопредседатель комиссии, демократ, бывший сенатор и губернатор штата Виргиния Чарлз Робб: Чарлз Робб: Мы изучили все эпизоды, на которые ссылались в прессе или в документах, чтобы понять: был ли хоть один случай, когда бы сотрудник администрации или кто-то еще попросил бы аналитика или какого-то другого представителя разведывательного сообщества изменить позицию, которую заняла по какому-то вопросу разведка. Мы также пытались разобраться, были ли моменты, когда кто-то в разведке чувствовал на себе давление. Мы не нашли ни одного такого случая. Ирина Лагунина: Сопредседатель-демократ Чарлз Робб. Обратимся к тексту доклада. Эта часть - об отсутствии политического давления на разведку со стороны администрации - в самом конце раздела об Ираке. "На некоторых аналитиков оказали влияние так называемый "здравый смысл" и ощущение, что подвергать вещи сомнению - или даже отказываться находить им подтверждение - не будет встречено с одобрением. Например, офицер национальной разведки по Ближнему Востоку и Южной Азии описал, как "дух времени" или общий климат внимания, которое политики уделяли проблеме оружия массового поражения в Ираке, влиял на атмосферу в среде аналитиков. Этот климат был частично сформирован тем, заявил офицер, что аналитики были все более убеждены, что война с Ираком неизбежна. Но этот "дух времени", убежден офицер, не определял превалирующее мнение аналитиков о том, что у Ирака было химическое и биологическое оружие и что он восстанавливает ядерную программу". Ирина Лагунина: И тем не менее, доклад содержит любопытную историю с иракским агентом. Довоенные утверждения Соединенных Штатов, что Ирак производит биологическое оружие, были основаны почти полностью на показаниях одного перебежчика, которого сотрудники разведки называли "сумасшедшим", а друзья - "прирожденным обманщиком". Перебежчик, его кодовое имя "Кривой мяч" говорил в таких деталях о биологических программах и флоте мобильных лабораторий, которые могли вселить только тревогу. Послевоенные разведданные показали, что он и близко не был в тех местах, которые описывал. Доклад комиссии описывает, что перебежчик - иракской химический инженер, который убежал из Ирака в то время, когда ЦРУ и другие разведывательные ведомства нуждались в срочной информации с места - то есть после 1998 года, после того, как были остановлены инспекции ООН. А теперь обратимся к газете "Лос-Анджелес Таймс", которая провела свое расследование Дела "Кривого мяча" еще в марте 2004 года и на днях напомнила об этой истории: "ЦРУ никогда не имело доступа к "Кривому мячу". Его контролировала разведка Германии, которая передавала собранную информацию в Соединенные Штаты через Агентство военной разведки, отделение Пентагона. С января 2000 по сентябрь 2001 года военная разведка распространила почти 100 докладов "Кривого мяча", которого рассматривали как новый ценный источник информации. /.../ Затем некоторые сотрудники ЦРУ заметили, что память "Кривого мяча" улучшилась в то время, когда он оформлял европейские иммиграционные документы, но ухудшилась, когда он получил вид на жительство. В мае 2000 года сотрудник Министерства обороны, приписанный к ЦРУ, получил возможность встретиться с "Кривым мячом", явно для того, чтобы проверить источник на предмет его физического здоровья, чтобы посмотреть, нет ли на нем следов контактов с биологическим оружием или делали ли ему прививки против биологических агентов. Окончательного заключения получить не удалось. Но сотрудник министерства обороны выразил беспокойство, что "Кривой мяч" во время встречи выглядел так, будто у него было похмелье, и что он может быть алкоголиком. Более того, сотрудник был удивлен, что "Кривой мяч" говорит на прекрасном английском языке, хотя германская разведка уверяла, что он вообще на нем не говорит. В начале 2001 года ЦРУ стало получать сообщения от германской разведки, что "Кривой мяч" вышел из-под контроля, что его не могут найти". Ирина Лагунина: Печальнее всего, что почти вся разведывательная информация о биологическом оружии Ирака основывалась на показаниях именно этого человека. Уже после войны американская разведка нашла людей, которые должны были работать вместе с "Кривым мячом", и его родственников. Ложь была отслежена по минутам. А в 2004 году ЦРУ отыскало и самого перебежчика. Он не смог объяснить, почему давал ложную информацию. Но еще хуже то, что двое аналитиков, которые подвергали сомнению информацию "Кривого мяча" - уже даже после войны - вынуждены были покинуть ЦРУ. Управление аннулировало все донесения "Кривого мяча" в мае 2004 года. Как же доклад независимой комиссии объясняет нежелание ЦРУ признавать ошибки и допускать инакомыслие даже после войны, не говоря уже о довоенном периоде. Тем более, что сама комиссия дает такие цифры: 17 процентов сотрудников ЦРУ, работавших над проблемой оружия массового поражения в Ираке, признались, что работали в атмосфере, при которой у начальства были вполне определенные установки, и трудно было опубликовать противоположную точку зрения. А расследование внутри ЦРУ, проведенное самим управлением, выявило, что на подобную практику жаловались 23 процента аналитиков. Из доклада комиссии: "Нежелание допустить альтернативную точку зрения в формирование общих довоенных оценок иракского оружия массового поражения, тем не менее, было вызвано в большей степени плохой аналитической базой, неспособностью руководства активно поддержать оппозиционные взгляды и естественным бюрократическим стремлением к консенсусу, а не политическим климатом". Ирина Лагунина: Но доклад, на самом деле, не о прошлом, а о будущем. Сопредседатель комиссии Чарлз Робб: Чарлз Робб: Наш доклад, мы надеемся, даст основу для восстановления доверия к разведывательному сообществу, доверия, которое было подорвано неточной информацией, предоставленной разведкой относительно Ирака. Ирина Лагунина: Джордж Буш согласился с выводами комиссии о том, как укреплять разведку, безоговорочно: Джордж Буш: Комиссия представила мне свои рекомендации. Они глубоки и исключительно важны. И я разделяю центральный вывод - американскому разведывательному сообществу нужны фундаментальные перемены, чтобы оно могло успешно противостоять угрозам 21 века. Ирина Лагунина: Проблема в том, что комиссия выявила, что американская разведка сейчас мало изменилась со времен, предшествовавших войне в Ираке. Например, сейчас так же, как в случае с Ираком, скудна информация о ядерных программах Северной Кореи и, возможно, Ирана. И это будет затруднять не только усилия по нераспространению оружия массового поражения, но и отношения с европейскими партнерами. Советник по национальной безопасности бывшего вице-президента Эла Гора Леон Фёрт: Леон Фёрт: По своей политике, по своей политической практике, по определению европейцы абсолютно уверены, что если только мы начнем переговоры, мы сразу же решим все проблемы. Сейчас они получили документ, подтверждающий провал американской разведки, и они будут использовать этот документ, чтобы отгородить себя от любой информации, которую мы будем собирать и представлять им по таким проблемам, как Иран или Северная Корея. Тот порог недоверия, который нам предстоит переступить, сейчас намного выше, чем мог бы быть. Ирина Лагунина: Еще один американский эксперт, Саймон Серфати директор европейской программы в Центре стратегических и международных исследований в Вашингтоне говорит не столько о европейских правительствах, сколько о европейском общественном мнении, которое во многом уже определило отношение к войне в Ираке. Саймон Серфати: Думаю, у всего этого есть долгоиграющий негативный эффект. Если настанет момент, когда на самом деле переговоры с Ираном окажутся бесполезными и администрации Буша придется рассматривать какого-то рода действия против Ирана, администрации будет сложно убедительно сказать: Посмотрите, у них есть оружие массового поражения, и мы должны нанести упредительный удар. Ирина Лагунина: Специалист по вопросам разведки из того же вашингтонского центра Энтони Кордесман, впрочем, уверен, что все правительства знают, насколько сложно собирать разведывательную информацию и насколько сложно ее оценивать. Поэтому правительственные решения редко когда строятся исключительно на разведданных. Более того, как видно из доклада, не только США в случае с Ираком сделали ошибку. Энтони Кордесман: Речь ведь не идет о том, что Соединенные Штаты сделали эти ошибки в одиночку. Есть ведущая европейская страна, один из главных противников войны в Ираке, которая немного может прояснить, как появились эти провалы между разведывательной информацией и политикой европейских стран, как и США. Ирина Лагунина: Идеальной разведки не бывает. Но можно ее улучшать. В числе предложений комиссии Робба-Силбермана - создание такого поста директора национальной разведки с такими широкими полномочиями, чтобы он на самом деле смог объединить информацию ЦРУ, ФБР, министерства обороны и электронного слежения АНС, и чтобы его на самом деле можно было назвать "царем разведки". Стремление к независимости и самостоятельности на Северном Кавказе во многом стало следствием нынешней экономической политики Федерального центра. К такому выводу приходят многие российские политики и эксперты. Фактический отказ от рыночной экономики, по их мнению, угрожает политическим расколом страны. Рассказывает наш корреспондент Олег Кусов. Олег Кусов: Термин "северокавказский сепаратизм" довольно часто звучит в России не только из уст официальных лист. Его используют историки, объясняя извечную тягу горцев к независимости. Политологи, обосновывая кремлёвские инициативы по укреплению вертикали власти. И даже некоторые экономисты, доказывая необходимость регулируемого рынка в стране. Однако есть и другой взгляд на проблему сепаратизма. О России периода Путина говорят, как о стране возрождающегося унитаризма. И, прежде всего, экономического унитаризма, что во многом видно на примере Северного Кавказа. Говорит политолог, заместитель главного редактора журнала "Политический класс" Алан Касаев. Алан Касаев: Нельзя забывать о том, что под политической составляющей вертикали власти есть фундамент - экономические взаимоотношения. И сперва правительства производят с помощью послушного парламента некие экономические изменения, и только потом президент и его администрация накладывают на этот экономический переделанный ландшафт новые политические идеи, выстраивая таким образом вертикаль. Что мы видим в области межбюджетных отношений? Если все 90 годы, за редкими исключениями временными, была четко видна одна линия - как можно больше опросов экономических отдать на откуп местным властям, попытаться запустить экономические механизмы на местах, то сейчас преобладает другая линия. Если 90 годы - это время, когда создавались особые экономические зоны, это регионы с повышенной по отношению к среднему уровню самостоятельностью, число этих регионов постоянно росло и доля в консолидированном бюджете бюджетов субъектов, она далеко превышала 50%. То на сегодняшний день соотношение средств консолидированного бюджета примерно 60 на 40 в пользу федерального бюджета. За счет чего это происходит? Естественно, происходит и за счет вещей, которые мы можем считать объективными. Новая политика по отношению к природным богатствам страны, увеличение акцизов, налогов, сборов национального богатства страны, нефти, газа, других природных ископаемых, но есть и субъективная составляющая. Ясно, четко видна попытка лишить как можно большее число регионов экономической самостоятельности. Подспудно проводится таким образом в жизнь идея о борьбе с экономической основой сепаратизма. Чем менее регионы будут самостоятельны, думают, по всей видимости, творцы такого рода политики, тем больше возможностей управлять ими в интересах единого унитарного государства, тем большие возможности есть у федерального центра влиять на политические решения каждого субъекта федерации. Олег Кусов: Но привести всё это может, по мнению Алана Касаева, к усилению сепаратистских тенденций. Алан Касаев: Тут есть некий тупик. Во-первых, Россия является федеральным государство не столько по бумагам, не столько де-юре, хотя и это важный момент, который нельзя игнорировать, сколько по сути. Собственно говоря, успех создания проекта Россия и успех того, что после распада СССР Россия получила легитимность от своего населения, в том числе от элит своих регионов только лишь потому, что был избран курс на самостоятельность этих регионов в определенных рамках. Сегодня невозможно себе представить никакие сепаратистские настроения ни в одном субъекте федерации. Но они могут появиться благодаря гипертрофированной межбюджетной системе, которая фактически уже выстроена и продолжает ужесточаться в пользу федерального центра. Что я имею в виду? Скажем, бюджет одного из кавказских субъектов федерации Северной Осетии на сегодняшний день составляет примерно семь с половиной миллиардов рублей. Из них больше чем шесть миллиардов составляют федеральные трансферты. Что в этой ситуации может происходить внутри такого субъекта федерации? Это стимулирует рост теневой экономики. Почему? Потому что доходная часть бюджета формируется за счет в том числе акцизов, а акцизы сегодня взимаются из соотношения 80 на 20. То есть 80% акцизов взимается по месту потребления продукции, и 20% взимается по месту ее производства. Это привело к тому, что существует серьезнейшая опасность, и даже уже не опасность, а реальность того, что в кавказских субъектах федерации нет стимула развивать производство чего бы то ни было. И второе: есть прямой стимул для тех, кто все же это производство имеет и пытается его сохранить, платить как можно меньше налогов в любой из бюджетов. Вот в этом, на мой взгляд, есть довольно серьезная опасность. И в еще большей степени это касается Дагестана, фактически всех национальных субъектов на территории Южного федерального округа. И сегодня, если правительство российское этой проблемы не видит, то завтра она встанет во всей своей широте и красоте. Олег Кусов: Федеральный центр, проще говоря, опустошает регионы, возрождая систему дотаций, но в более уродливой форме, чем в советское время. Местная элита обвиняет Федеральный центр в паразитических настроениях. Это лишает смысла развивать легальное производство в республиках и порождает антимосковские настроения. Продолжает Алан Касаев. Алан Касаев: Если деньги уходят в федеральный бюджет, соответственно, потом представители избранных органов власти вынуждены клянчить эти деньги в Москве. Невозможно искусственно формировать полностью дотационную систему федеративных взаимоотношений на экономическом социальном уровне. Что такое эти трансферты? Это практически восстанавливается система перекачки средств, которая действовала во времена Советского Союза. Но восстанавливается она в еще более уродливых, искривленных формах. Мне не представляется, что такая система может функционировать достаточно долго и продуктивно. В любом случае будет какой-то кризис, а возможно, и крах этой системы. Просто пока нет силы политической, которая в своих интересах этой ситуацией могла бы воспользоваться. Но она ведь появится - это вопрос времени. Олег Кусов: Является ли сепаратизм экономическим понятием и кто его культивирует на Северном Кавказе? На эти вопросы пытаются отыскать ответы наши собеседники. Депутат Государственной думы России от Чеченской Республики Ахмар Завгаев считает, что экономическую ситуацию в России может спасти переход к реальному местному самоуправлению, когда люди сами будут решать свои проблемы. Ахмар Завгаев: Создать рабочие места, наполнить внутренний потребительский рынок внутренним валовым продуктом - сегодня эта цель не достигнута. Поэтому та программа, которая была разработана на федеральном, региональном уровне, она не достигла своей цели, то есть неэффективно использовались те средства, которые были направлены из федерального центра. На мой взгляд, первое, что не снизу вверх составлялась программа, а сверху вниз спустилась, и отсутствие прозрачности. Но самое главное я вижу в разрешении всех тех проблем сегодня в развитии малого, среднего бизнеса, в создании рабочих мест - надо переходить на местное самоуправление. Оно противоядие сильное коррупции. Это хорошая движущая сила для мобилизации здоровых сил общества, для мобилизации внутренних резервов каждого субъекта, я имею в виду населенный пункт или поселок, но вместе с тем и хозяйственное эффективное использование тех средств, которые будут направлены. Где тысяча человек проживает, уже можно создавать местное самоуправление. Не надо сейчас откладывать в долгий ящик, надо не то, что Южному федеральному округу, но и все регионы должны переходить на местное самоуправление. Потому что ресурсы людские, научный потенциал - это все в распоряжении местного самоуправления. Олег Кусов: Пагубность дотационной экономики для регионов России сегодня отмечают даже представители левой оппозиции. Вот, что по этому поводу говорит депутат Госдумы России, бывший губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко. Николай Кондратенко: От экономики начинается все. Если экономика не работает, можно любые призывы, любые подачки давать - все это закончится крахом, а экономика не работает. Северный Кавказ надо прежде всего рассматривать как аграрную территорию. Запах прибыли нужен. Когда появится запах прибыли, у гражданина Дагестана, Адыгеи, Кабардино-Балкарии, Краснодарского края, не надо собирать "круглые столы" и звать - занимайтесь производством. Я был свидетелем, когда обрушился рубль, нельзя было не заметить, себестоимость в долларовом исчислении нашей продукции стала значительно ниже, и обозначилась конкурентоспособность. Мы не призывали, а люди засеяли всю землю подряд. Началось движение в животноводстве. Работали рыночные механизмы, а сегодня они уничтожены. Если мы пойдем по пути подачек, там дотации, там. Мы уже пробовали. Дотации - это губительно. Тогда люди тратт силы не на производство и конкуренцию, а тратят как подлезть к чиновнику, чтобы получить эти дотации. Олег Кусов: Сепаратизм на Северном Кавказе, как считают многие эксперты, имеет, прежде всего, экономические корни. Спасти Россию от раскола, согласно этим взглядам, могут только рыночные отношения. Они же могут в корне изменить ситуацию в лучшую сторону на всём Северном Кавказе. Ирина Лагунина: Лазеры давно используются в медицине. Появились даже такие термины как лазерная хирургия и лазерная терапия. Сегодня - рассказ о лазерной диагностике высокого разрешения с помощью полупроводниковых лазеров. Оказывается, анализируя состав воздуха выдыхаемого человеком, очень многое можно сказать, например, о таких известных болезнях, как гастрит и язва желудка. В студии радио "Свобода" доктор физико-математических наук, заведующий лабораторией лазерной диагностики Института общей физики Евгений Степанов. С ним беседуют Александр Костинский и Александр Сергеев. Александр Сергеев: Многие уже привыкли, что при проведении медицинских анализов используются разные высокотехнологические фокусы, точный смысл которых остается за гранью пониманию как самих пациентов, так нередко медиков, которые применяют эти методы. Например, нам говорится, что такой-то анализ выполнен по лазерной технологии, и мы этим удовлетворяемся. Лазерные - это значит круто, это современные технологии. На самом деле хотелось бы знать, что именно стоит за этими словами? Кто действительно гарантирует, что это все работает, и результаты действительно имеют отношение к делу? Иначе мы с тем же успехом можем доверять, например, измерениям ауры или биополей. Но хочется убедиться в том, что это настоящая наука и как это все в самом деле работает. Вот об одном из методов, применяемых в диагностики, например, такой болезни, как язвенная болезнь, мы будем говорить с доктором физико-математических наук Евгением Валерьевичем Степановым, заведующим лабораторией лазерной диагностики Института общей физики Академии наук. Давайте начнем с вопроса о том, что за метод диагностики, о котором мы будем сегодня рассказывать? Евгений Степанов: Наш метод основан на том, что с помощью лазеров можно очень чувствительно регистрировать очень маленькие концентрации молекулярных газов, газов, вполне привычных для каждого из нас. Это такие моноокись углерода, моноокись азота. Как ни удивительно, этот газ выделяется организмом и вырабатывается в организме. СО2, аммиак, метан, этилен. Вообще организмом выделяется около шестисот газообразных соединений, и каждое из них вовлечено в какие-то процессы биохимические, происходящие в организме. Поэтому если научиться очень чувствительно и точно регистрировать концентрации этих молекул в выдыхаемом воздухе, то можно разработать методы, которые позволят собирать информацию о состоянии организма, процессах, которые происходят внутри организма. Александр Сергеев: Я до обсуждения нашей темы вообще не слышал о таких возможностях. Насколько давно известна возможность диагностики по выдыхаемым газам? Евгений Степанов: Надо сказать, что эти методы стали развиваться не так давно, и связано это в основном с тем, что за последние 20 лет наметился очень серьезный прогресс разработки новых методов чувствительных газового анализа. Это и газовая хроматография, спектрометрия и лазерный анализ. Эти методы позволили достичь таких чувствительностей, что можно измерять очень низкие концентрации веществ в атмосферном воздухе, в частности, в выдыхаемом воздухе, тонко разделять эти молекулы, анализировать процессы, которые происходят, динамику этих газов. И в течение последних 20 лет эти методы набирают силу и становятся все более популярными и даже уже находят применение в медицинской практике. Александр Сергеев: Очень низкие концентрации - примерно, чтобы представить себе? Евгений Степанов: Низкие концентрации, это когда речь идет об одной молекуле на миллион или одна молекула на миллиард всех остальных окружающих молекул воздуха. И именно в таких концентрациях живой организм выделяет молекулы. Поэтому если мы хотим исследовать организм, изучать, то нужно работать на уровне таких низких концентраций. Александр Сергеев: Потому что высокие концентрации - это только основные газы. Евгений Степанов: Такие как кислород, СО2, азот. Существенное достоинство методов диагностики, связанных с анализом выдыхаемого воздуха, заключается в том, что это методы без вторжения в организм, не требуют каких-то неприятных процедур, то есть взятия крови или введения каких-то зондов в организм. Александр Сергеев: Вы, например, рассказывали про диагностику язвы желудка. Может быть на этом примере проиллюстрировать? Евгений Степанов: Да, это очень хороший пример. Недавно стало известно, что язва желудка и гастриты являются так называемыми ассоциированными заболеваниями с присутствием инфекции. Такая уникальная бактерия, которая умеет жить в желудке. По последним научным данным связывают язву и гастрит желудка с присутствием этой бактерии, которая, попадая в организм, при недостаточном иммунитете организма начинает развиваться в желудке, колония этой бактерии начинает разрастаться, что приводит к нарушению ткани, морфологии ткани желудка и, в конце концов, к воспалительным процессам и к образованию язвы. Как оказалось, язва и гастрит - это просто инфекционные заболевания. Сейчас предлагаются методы лечения этого заболевания именно с подходом к нему как к инфекционному заболеванию. И один из методов обнаружения этой бактерии связан именно с возможностью анализа выдыхаемого воздуха. Оказывается, что эта бактерия разлагает мочевину. Поэтому если пациент принимает раствор мочевины, мочевина, попадая в желудок, начинает там разлагаться этой бактерией под действием ферментов, в результате такого разложения образуется аммиак и СО2. Если мочевина была мечена стабильным изотопом углерода С13, то в выдыхаемом воздухе образуется СО2, меченый 13 изотопом углерода. Александр Сергеев: Надо остановиться, я думаю, что далеко не всем понятно, что значит мочевина, меченая изотопом углерода С13. Евгений Степанов: Это означает, что все атомы углерода в мочевине искусственным образом заменены на 13 изотоп углерода. Александр Сергеев: Обычный изотоп углерода - это С12. Совсем немного существует в природе С13. Евгений Степанов: Очень важно, что этот изотоп нерадиоактивный. Это не вредно для здоровья. Александр Костинский: Важно, что лазерная спектроскопия позволяет различить. Если первые методы диагностирования молекул были химическими, тем и замечателен этот метод, что изотопы химически нельзя различить друг с другом, их можно различить только физически, в частности, по каким-то их свойствам. Евгений Степанов: Эти изотопы имеют немного отличающиеся спектры, так называемые колебательно-вращательные спектры поглощения. Александр Костинский: И от этого зависит, как она поглощает излучение. Александр Сергеев: Это, кстати, должно быть неожиданно для людей, кто что-то еще помнит из школьного курса физики. В школьном курсе говорится: изотопы чуть-чуть отличаются массой ядра, а все электроны вокруг этого ядра лежат одинаково у всех изотопов. Почему же разные спектры получаются? Евгений Степанов: Здесь можно привести простое сравнение. Если мы возьмем два шарика на пружинке и посмотрим, на какой частоте они будут колебаться, то частота колебаний этих двух шариков относительно друг друга будет зависеть от массы этих шариков. Если масса шарика одинакова, то это будут одни частоты, а если масса шариков разная, то есть аналог того, что углерод 13 и 12, то и частота будет немножко разная. И вот на разнице этой частоты и строится спектральный анализ. Александр Костинский: Главное, что хватает чувствительности этих лазеров. Евгений Степанов: Тот метод, с помощью которого мы пытались развивать эту диагностику, он очень чувствительный и селективный. Основное достоинство его заключается в том, что, используя перестраиваемые лазерами, одновременно получаем очень узкую частоту генерации и возможность для перестройки излучения лазера в том спектральном диапазоне, где лежат полосы поглощения этих молекул. Александр Сергеев: У каждого газа получается свой какой-то спектр? Евгений Степанов: Обычно сравнивают спектр поглощения с отпечатками пальцев. Потому что картины поглощения настолько специфичны для каждой молекулы, что их легко распознать и отличить одну от другой. Это исключительно высокая точность регистрации спектров, и она до последнего времени не была доступна с помощью классических спектральных приборов. Только приход лазеров позволил зарегистрировать такие спектры. Александр Костинский: Получены ли с помощью этих методов новые результаты или старые результаты более удачным способом? Евгений Степанов: Здесь ситуация следующая. Впервые вот эта бактерия была обнаружена в 83 году, если я не ошибаюсь, и тут же был предложен метод обнаружения этой бактерии как раз на основании специфичной ее реакции по разложению мочевины. Один из подходов был связан с применением радиоактивного изотопа углерода 14. Это вредно для здоровья, не так часто можно повторять, ограниченное применение для детей, женщин и так далее. После этого был предложен метод обнаружения этой бактерии, основанный на спектрометрических методах, когда СО2, меченый различными изотопами углерода 12 и 13, разделялся с помощью спектрометрии. Но приборы на основе спектрометрии достаточно дороги, поэтому для каждой клиники покупка и эксплуатация такого прибора - это вещь достаточно сложная. У врачей есть необходимость иметь диагностический прибор у постели больного, когда можно в течение нескольких минут каждому конкретному больному в палате провести диагностику и сразу же получить результат. Так вот, в этом случае этим жестким критериям удовлетворяет лазерная технология. Потому что приборы, которые решают ту же задачу, с той же точностью, чувствительностью, но основанные на использовании лазерного спектрального анализа, они могут быть существенно проще, дешевле и меньше. Александр Костинский: Надо понимать, что лазер, люди привыкли, что лазер - это что-то большое, эти лазеры несколько сантиметров в размере. То есть это очень маленькие лазеры. Евгений Степанов: Это полупроводниковые лазеры. Это то, с чем мы встречаемся каждый день в СД-проигрывателях, а компьютерах. А наши лазеры специально настроены на решение задач спектрального анализа. Александр Сергеев: То есть для того, чтобы решить, казалось бы, простую медицинскую задачу, на самом деле используется целый ряд сложных технологий. Александр Костинский: Как я понимаю, лазерная спектроскопия дает сумасшедшую селективность и чувствительность? Евгений Степанов: Именно сочетание селективности и чувствительности и позволяет нам, во-первых, распознать разные изотопические модификации СО2 и уверенно детектировать поглощение и концентрацию этих газов одновременно в выдыхаемом воздухе и заметить очень маленькие изменения изотопического отношения. Александр Костинский: Можно ли надеяться, что эти методы придут в обычную поликлинику? Евгений Степанов: Мы, конечно, надеемся, как разработчики, именно на то, что такие системы смогут применяться в медицине. И как раз это очень актуально для России. Потому что дорогие спектрометры, о которых мы говорили раньше, они доступны далеко не каждой клинике, даже в Москве. Такие лазерные системы могут быть установлены практически в каждой клинике, и они могут быть полезны при диагностике. Тем более, что такой подход, основанный на изотопическом анализе, он может быть применен не только для обнаружения язвы желудка, но и для диагностики других заболеваний. Ирина Лагунина: Детям-сиротам в России нередко, даже можно сказать, как правило, ставят диагноз умственная отсталость. Так они попадают в учреждениях для детей с нарушениями психического развития, а затем - в психоневрологические интернаты. О том, какое будущее ждет этих детей и подростков рассказывает Татьяна Вольтская. Татьяна Вольтская: Специнтернат для детей с отставанием в развитии - это прямая дорога в психоневрологический интернат. В детском доме таких детей практически не учат, то есть учат по специальной программе, но образованием это назвать нельзя. Уже поэтому путь к нормальной жизни практически закрыт. Диагноз приговаривает детей к растительному существованию. А если кто-то пытается прорасти сквозь асфальт, всячески препятствуют росту. Вере Русиновой уже 26. Эта маленькая, хрупкая девушка родилась в тюрьме, выросла в детдоме для умственно отсталых детей, а теперь ей удалось стать прекрасной швеей. Но в интернате не желают признавать за ней право на человеческую жизнь. Вера Русинова: Родилась я маленькая - 800 грамм. Я оказалось в детском доме № 2, дожила там до 15 лет. Конечно, детство тяжелое было, обижали, всегда упрекали, что вы живете за наш счет, мы налоги платим, от никакой пользы, мы нахлебники. Татьяна Вольтская: Как вас учили? Вера Русинова: В школу мы не ходили. Считать, писать умеем - и слава богу. Всегда только труд. Трудились, трудились. Если что-то напакостил, дети есть дети, плохо поведем, убежим, нас наказывали. Заставляли полы натирать до 12 ночи, ставили раком. Санитарка лежит, а мы наказаны были. Или без еды оставляли. Наказана - будешь без еды и без сладкого, одну тарелку супа ешь, чтобы не померла. Иногда не ешь, будешь за двоих есть. В тебя не лезет, тебя заставляют. Всякое было. Били до 12 лет, пока мы не стали сдачи давать. Говорили: "сли скажете, вам еще дадим". Попадало здорово. Татьяна Вольтская: Особенно жестокие были воспитатели? Вера Русинова: Были. Ее судили два раза, потом она перешла в интернат № 1, ее там судили за жестокое отношение к детям. Татьяна Вольтская: А в чем оно выражалось? Вера Русинова: Она топила, била шваброй по голове. Татьяна Вольтская: Топила где? Вера Русинова: В ванной. Плохо поведешь, она ведет в ванную, под душ поставит, капелька сверху капает на череп, ты стоишь, попробуй шевельнуться. Татьяна Вольтская: А если шевельнешься? Вера Русинова: Получишь. Татьяна Вольтская: И с тобой такое же было? Вера Русинова: Такое же было. Нас там равняли всех под одну гребенку, не смотрят, виноват, не виноват. Иногда спишь, в группе 25 человек, один пошелохнулся, засмеялся, санитарка без разбору всех подряд. Тоже била. Как нам говорили: один за всех, все за одного. Татьяна Вольтская: Вам объясняли, почему в школу не ходили? У вас диагноз был, спецпрограмма? Вера Русинова: У нас было 8 классов вспомогательной школы. Нам хотели преподавать 9-й, а директор сказала, что больно умные, им больше не надо, пускай работают, за малышами ухаживают. Татьяна Вольтская: То есть вас лишили еще одного года? Вера Русинова: Им нужен был труд физический. Ремонт делали. Татьяна Вольтская: Как-то награждали вас за это, платили? Вера Русинова: Нет, за спасибо и все. Иногда даже и спасибо не говорили. Мы делали собственными руками ремонт - экономия. Ремонт делали в детдоме, я вышла на улицу подышать, директор увидела: "Почему не красишь лестницу?". "Воздухом подышать". "Иди и крась, завтра комиссия". И так 15 лет. По идее мы должны жить в этом детском доме с 3 до 18, меня там оставили еще на два года, чтобы я смотрела за малышами. А потом сказала, что не буду здесь пожизненно, с директором поругалась, и она меня отправила в интернат взрослый: "Качай свои права в "десятке". Там год пробыла я. Там мастер попалась, которая меня пропихнула в училище. Заведующая не хотела, говорит, что реабилитацию я не прошла три года, чтобы я там сидела и всех обшивала. Они так хотели, а ничего не получилось. Проучилась на портного два года, на четвертый разряд сдала. Потом пошла на закройщика, еще два года отучилась на четвертый разряд. А сейчас я осталась на повышение квалификации портного и закройщика, чтобы потом найти более денежную работу. Татьяна Вольтская: Ты же живешь в психоневрологическом интернате. Не препятствуют тебе учиться, работать? Вера Русинова: Когда я пошла на закройщика повторно, мне сказали: "Ты скоро доцентом станешь. Сколько можно учиться?". Потом они узнали, что я подрабатываю в училище уборщицей, и говорят: "Училась, чтобы шваброй махать". Татьяна Вольтская: Ты хочешь оттуда выйти и обзавестись жильем? Вера Русинова: Чтобы попался хороший человек в жизни, семью с ним устроить. Как нормальный человек - у меня это цель. Татьяна Вольтская: И что стоит между тобой и этой целью? Вера Русинова: Не дают мне разрешения встать на очередь. Мы писали из училища письмо, просили нашего директора лицея, чтобы он прислал письмо в наш интернат, чтобы мне как-то они помогли. Социальные педагоги, Наталья Васильевна такая, я с ней переругалась в пух и прах, она мне стала диктовать свои закон, что я должна год отработать, комиссию пройти при интернате, диспансере. Я прошла. В итоге заключение: ты можешь проживать в городских условиях, но не имеешь права проживать в коммунальных условиях. Получается так, что они мне коммуналку не хотят давать, а квартиру, наверное, тоже не хотят, чтобы получила. Татьяна Вольтская: Венера выросла без родителей, но ей повезло - нашелся человек, который принял участие в ее судьбе. Это мастер группы закройщиков производственно-реабилитационного лицея Ирина Сафина. Ирина Сафина: Она не видела, не знала, что такое семья, общение какое может быть в семье. Меня поразило то, что она очень многие продукты не ест. Она потом рассказала почему. Венера: У нас в детдоме все бегом. 20 человек в группе. Санитарочка и воспитательница на 20 человек. Дали макароны с сыром, так они туда и молока бухнули, чтобы кружки не собирать. И говорят: "Ешь. Если есть не будешь, мы тебе запихаем", или миску на голову одевали. И также картошка с селедкой. Сижу, ем. Тоже туда набухали молока - ешь. Сижу, плачу. "Ешь. Если не съешь, мы в тебя запихаем". Запихают в рот и ходишь до обеда, пока не выплюнешь. Из группы никуда не убежать. Ходишь с набитым ртом как глухонемая. Поэтому много продуктов я не ем. Ирина Сафина: Меня свой дочери 16 лет, я даю им здание, ухожу из дому, они у меня пекут, жарят, парят. Иногда стою рядом, рассказываю. То есть понемножку приучаю к тому, что можно жить самостоятельно и самостоятельно самим готовить. Она рыбу не ела, все удивлялись. Сейчас приходит и говорит: "Ее, оказывается, кушать можно". Сейчас она потихонечку питается нормально. Я прежде, чем заниматься, помогать ей, спросила у мужа своего, ребят, которые с ней учились: вы можете что-то сказать о том, что у человека отставание в развитии? Даже чужие, посторонние люди, мои знакомые, они на меня смотрят: "Ты серьезно или шутишь?". "Серьезно". "Не может быть этого". Я, например, считаю, что она просто социально запущенный человек, которого не учили ни как готовить, ни что-то делать, ни манерам общениям. Она постепенно учится как культурно можно ответить, что-то сказать. С заказчиками общается вполне нормально. Татьяна Вольтская: В училище все удивлялись, почему Венера живет в интернате для умственно отсталых? Ирина Сафина: У человека никаких отклонений, никаких замечаний, никаких претензий к ней не было. Учится отлично. Четверка одна по рисованию, но не всем дано рисовать, а все остальные оценки у нее пятерки. Больше всего меня поразило в ней, что она никогда не подойдет, не спросит, как это сделать, до всего потихонечку доходит сама. И эта основная причина, по которой мы взяли за нее и решили помочь. Она ни от кого ничего не ждет абсолютно и хочет всего добиться сама. Я сказала в интернате, что я приеду, чтобы ей дали разрешение и на работу, и на учебу. Ей дали разрешение на то, что она может работать уборщицей. И были очень удивлены, что у нее в аттестате стоят пятерки и четверки. "Она у вас отлично учится?". Да, отлично. Вот она на данный момент работает и учится. Там, конечно, очень маленькая зарплата, но для того, чтобы встать на очередь, ей пришлось идти работать. Шить-кроить, когда приходят проверяющие, я показываю изделия. Когда увидели, сказали: "Она не может такого сделать". Я говорю: "Это она сделала". На мою фразу, что это она сделала, даже никто не обращал внимания. У человека считается отставание в развитии, но я этого в данном случае сказать не могу. Я с человеком общаюсь третий год, хочется быть неравнодушной к судьбе ее. Татьяна Вольтская: Как вы оцениваете эту ситуацию, что человек в общем вполне нормальный заперт в этом психоневрологическом интернате? Ирина Сафина: Если они требуют, чтобы она у нас год отработала, мы к этому придем. И если ее не поставят на очередь, будем добиваться. Права же есть, в конце концов, у человека. Венера: Я пошла после комиссии узнать у своего врача, какой мне поставили диагноз. Он говорит: "Ты все равно с детства дура и ничего не получишь". Получается, что дура, живи пожизненно в интернате. Ирина Сафина: Фраза заведующей не понравилась: "Если у тебя есть мастер, который за тебя беспокоится, вот пусть она тебе и выбивает квартиру". На основании чего я должна выбивать, если это по закону положено? Их работа - помочь ей в этом. Они ей, наоборот, отказывают. Татьяна Вольтская: Венера - способная девушка, она хочет жить как все, но диагноз, поставленный в детстве, погребает ее в интернате. Говорит Владимир Панферов, психолог. Владимир Панферов: Мне как представителю этой профессии хотелось бы дать оценку самого факта существования такого диагноза как умственная отсталость и задержка физического развития. Я считаю, что в принципе недопустимо существование таких диагнозов. Необходимо направить усилия на то, чтобы прекратить подобные действия со стороны медико-психолого-педагогических комиссий. Мне стыдно за моих коллег, которые ставят подобные диагнозы. Нужно прекратить деятельность подобных комиссий, что-то реально действительно изменить в этом обществе. Татьяна Вольтская: Каково будущее тех, кто подобно Венере, вырос в учреждениях для умственно отсталых? Рассказывает наш австрийский корреспондент Елена Харитонова. Елена Харитонова: Инвалидов - глухих, слепых, слабоумных - в Австрии стараются включать в обычную нормальную жизнь. Как-то я видела по телевизору документальный фильм о кафе-кондитерской в небольшом поселке. Все пирожные и торты там пекут, а потом подают вместе с кофе и чаем посетителям не обычные кондитеры и официанты, а молодые люди, страдающие разными формами слабоумия. Жители поселка, в основном это крестьяне, сначала не хотели ходить в такое кафе, а теперь его полюбили. Пусть и не очень расторопные, его юные работники понравились им своей необыкновенной старательностью и простодушием. Конечно, работают в этом кафе не только молодые инвалиды, но и педагоги-психологи. Государству такие начинания обходятся недешево, но иначе не получится. На различные программы по содержанию, обучению и интеграции инвалидов из австрийского бюджета пойдет в этом году около ста миллионов евро, что для страны с населением восемь миллионно человек достаточно много. Главная идея здесь в том, что жизнь инвалидов должна проходить в обществе здоровых людей. Их надо как можно меньше выделять и отделять. Поэтому сейчас ищут новые способы обучения инвалидов-детей, а взрослых по возможности стараются трудоустраивать в обычные учреждения. В Австрии каждое предприятие по закону обязано нанимать на работу несколько процентов инвалидов, хотя на практике это не всегда выходит. Психологи говорят, что привычка работать вместе с инвалидами должна формироваться в детстве. А для этого в обычные школы кроме здоровых детей надо принимать и определенный процент слепых, глухих, олигофренов. Такая интеграция очень важна и для тех, и для других. Все это, конечно, сложно, но перспективы у юных инвалидов здесь достаточно хорошие. Как сказали мне в Министерстве социального обеспечения, сейчас один из главных приоритетов - рассеивать предубеждения и находить возможности для трудоустройства детей с ограниченными возможностями - так здесь называют инвалидов. Татьяна Вольтская: В России, к сожалению, до этого еще далеко. Для начала не запирать бы в интернатах хотя бы тех, кто здоров, хорошо учится и успешно работает. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|