Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[07-12-05]
Чем не устраивают Россию наблюдатели ОБСЕ; Верховный Суд США рассматривает вопрос об абортах; Испания отпраздновала 30-летие смены режима Франко; Права ребенка - на уровне международном и на самом делеВедущая Ирина Лагунина Чем не устраивают Россию наблюдатели ОБСЕ Сергей Лавров: Что касается стержневой сферы, а именно, сферы, вокруг которой идут наиболее острые разговоры, - наблюдение за выборами, то абсолютно необходимо ввести в этой сфере ясные, транспарентные принципы, методологию формирования миссий, назначения их руководителей. Ирина Лагунина: Министр иностранных дел России Сергей Лавров. Спор о том, насколько ясны, точны и беспристрастны правила, по которым работают наблюдатели ОБСЕ на выборах в различных странах, и насколько одинаковы их стандарты для западного мира и для государств, образовавшихся из распада Советского Союза, развернулся на проходившей в столице Словении Любляне встрече министров иностранных дел государств-членов Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Россия была настолько недовольна работой наблюдателей в Беларуси, Грузии и Украине, что даже временно заморозила в этом году бюджет ОБСЕ. Особые претензии вызвало расположенное в Варшаве Бюро по демократическим институтам и правам человека этой организации. После этой встречи в Варшаве будет произведена оценка деятельности наблюдателей, специалисты посмотрят, как можно улучшить их работу, что изменить. Сразу замечу, что этот компромисс удовлетворил российскую сторону. Правда, дипломаты в кулуарах встречи говорили, что в этом решении - своего рода мина для конфронтации на следующий год. Что же могло вызвать столь явное неприятие Москвы в деятельности наблюдателей? Мы беседуем с исполнительным директором Международной Хельсинской Федерации - правозащитной организации, образованной на основе Хельсинкского акта ОБСЕ и тесно работающей с ОБСЕ - Аароном Роудсом. Аарон Роудс: Факт состоит в том, что наблюдатели ОБСЕ работают по очень четким правилам. И что особенно удручает в этих обвинениях в адрес системы наблюдательных миссий ОБСЕ, это то, что обвинения никогда не подкреплены никакими хоть минимальными фактами и доказательствами, конкретными примерами - где или как были применены двойные стандарты. Так что проверить обоснованность этих обвинений невозможно. Поэтому возникает ощущение, что единственная причина, по которой делаются эти обвинения, состоит в том, что российской стороне не нравятся результаты мониторинга за выборами. Им не нравится результат, и поэтому они нападают на процесс. Ирина Лагунина: Прерву разговор с Аароном Роудсом. Вероятно, действительно, сначала надо выяснить, какие же правила установлены для наблюдателей ОБСЕ на выборах? Ведь мониторинг начал проводиться не вчера. Эта практика существует с момента основания Бюро в 1990 году и постоянно расширяется. Представитель Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ Урдур Гуннарсдоттир. Урдур Гуннарсдоттир: Правила, которыми мы руководствуемся, очень просты, и мы никогда их не меняем. Мы применяем одни и те же стандарты, когда направляем наблюдателей в Россию, в Грузию, в Украину, в Соединенные Штаты, Великобританию, Болгарию. Я просто перечислила несколько стран, где мы работали в последние два года. У нас есть вполне определенная методология. Мы начинаем работать за два, иногда за три месяца до выборов - изучаем, как проходит предвыборная кампания, как работают средства информации, все те институты, которые влияют на ход кампании. А когда подходит день голосования, мы направляем большое количество наблюдателей для того, чтобы они следили за самим процессом волеизъявления. Количество наблюдателей не всегда одинаково, но решение об их числе принимается в каждом конкретном случае после того, как мы направляем в страну нашу группу, которая проводит анализ, насколько сложными будут выборы, насколько серьезные проблемы могут возникнуть, что говорят люди в самой стране - что говорят политики, пресса, представители гражданского общества. Но правила везде одинаковы. И основное из них состоит в том, что мы не определяем, были ли выборы честными и справедливыми, или нет. Мы наблюдаем и описываем то, что мы видели. И мы не включаем те данные, которые мы не можем подтвердить на сто процентов. А объявлять, были ли выборы честными и легитимными не входит в нашу задачу. Мы только говорим о том, что видели. И это - не двойные стандарты. Это очень четкие и простые стандарты. Ирина Лагунина: Давайте возьмем пример последних выборов в Казахстане. Вот заявления наблюдателей ОБСЕ. Координатор миссии ОБСЕ Брюс Джордж: Несмотря на некоторое улучшение в работе предвыборной комиссии до дня голосования, президентские выборы 4 декабря в Казахстане не отвечали целому ряду требований ОБСЕ и международным стандартам демократического волеизъявления. Одри Гловер, глава миссии бюро по демократическим институтам и правам человека: К большому сожалению, власти Казахстана не смогли обеспечить атмосферу демократических выборов - атмосферу, в которой кандидаты могли бы пользоваться равными правами и возможностями в ходе предвыборной кампании с тем, чтобы избиратели могли сделать выбор на основе собственных знаний. Ирина Лагунина: А вот заявление главы миссии наблюдателей СНГ Владимира Рушайло: Владимир Рушайло: Государственные избирательные органы, организующие подготовку и выборы в Республике Казахстан, обеспечили реализацию и защиту избирательных прав граждан Казахстана при проведении президентских выборов. Международные наблюдатели от Содружества независимых государств считают, что выборы президента Республики Казахстан, состоявшиеся 4 декабря 2005 года, проведены в соответствии с нормами действующего в стране избирательного законодательства, признают прошедшие президентские выборы свободными, открытыми и легитимными. Ирина Лагунина: Почему такие разные заключения делают разные группы наблюдателей и как это сказывается на вашей работе, на доверии к вам, на ваших возможностях развивать и поддерживать демократические институты? Урдур Гуннарсдоттир: Трудно сказать, почему такие разные заключения. Мы несколько раз просили наблюдателей от СНГ объяснить нам, какой методологией они пользуются. Но мы по-прежнему знаем о ней очень мало. Так что я не могу объяснить, почему они приходят к тому или иному выводу. Могу только сказать, что наши принципы и методы вполне определенны и ясны, и мы ими не поступаемся. Но мы извлекаем из этого уроки. Например, в ходе двух последних миссий - очень больших по масштабу - в Азербайджане и в Казахстане в составе наших групп было очень много россиян. До 10 процентов от общего числа наблюдателей. Надо сказать, что мы были очень рады этому обстоятельству. Это не только повышает ценность нашей работы и наших выводов, это расширяет национальный состав наших наблюдателей. А мы хотим, чтобы он был максимально широк. В тех двух миссиях, которые я упомянула, были представители 40 государств-членов ОБСЕ из 55. Мы были очень довольны этим обстоятельством, и особенно участием россиян в нашей команде. Ирина Лагунина: И все их наблюдения совпадали? Урдур Гуннарсдоттир: В Казахстане, чтобы дать вам пример, работали более 400 наблюдателей. И конечно, кто-то видел хороший день выборов, когда ничего не происходит, а кто-то видит хаос и проблемы. Мы собираем эти наблюдения воедино. Но это - нормальный процесс. Государство не является единым монолитом. Но когда работают так много наблюдателей, картина того, что происходит в целом по стране, получается весьма точной. Ирина Лагунина: Эти люди, которых вы направляете в качестве наблюдателей, должны, вероятно, проходить какую-то подготовку. Урдур Гуннарсдоттир: Мы их готовим. Мы посвящаем тренировке целый день, когда они приезжают на место. Подготовка включает и знание международных норм, и местного законодательства и закона о выборах. Потому что мы находимся в стране по приглашению этой страны и должны соблюдать ее законы. Более того, любые выборы должны отвечать не только международным стандартам, но и местному закону. Мы за этим тоже следим. А что касается российских наблюдателей в миссии ОБСЕ, то поскольку Россия высказала повышенный интерес в мониторинге выборов в Казахстане, то мы предложили российской стороне (а она на это согласилась) провести подготовку наблюдателей в Москве, что и произошло чуть более месяца назад. Ирина Лагунина: Представитель Бюро по демократическим институтам и правам человека Урдур Гуннарсдоттир. Вернусь к разговору с исполнительным директором Международной Хельсинкской Федерации Аароном Роудсом. На встрече в Любляне не было принято финального документа. Это происходит уже третий раз подряд. Некоторые дипломаты на встрече даже высказали опасения, что тем самым роль ОБСЕ как основного гаранта прав человека в Европе может быть подорвана. Аарон Роудс: Не думаю, что это так важно - есть ли финальный документ или его нет. Но вот отсутствие консенсуса между странами-участницами организации по такому серьезному вопросу, как наблюдение за правами человека и выборами, - это серьезная проблема. Сложно, но необходимо убедить все государства-члены ОБСЕ, что это - нечто, что идет на благо людей в их странах, это хорошо для граждан этих стран, и это хорошо для стабильности режимов в регионе. Если они согласятся на столь тщательную проверку их деятельности, то их авторитет и доверие к ним только возрастет. Режимы, которые приходят к власти благодаря подтасовкам на выборах, нестабильны. Ирина Лагунина: Аарон Роудс, исполнительный директор Международной Хельсинкской Федерации. Верховный Суд США рассматривает дело о праве на аборт. Ирина Лагунина: Верховный Суд США рассматривает дело о праве на аборт. В данном случае речь идет об обязанности врача ставить в известность о предстоящей операции родителей несовершеннолетней пациентки. Врачи утверждают, что им, может быть, просто некогда искать родителей - они должны спасать жизнь матери. А правозащитники считают, что право на аборт не должно ограничиваться независимо от возраста женщины. В США этой тяжбе придается огромное значение - оно может стать первым шагом к запрету на аборты. Рассказывает Владимир Абаринов. Владимир Абаринов: Соединенные Штаты - страна, основанная религиозными диссидентами, исповедовавшими более строгую веру, чем их соотечественники. Сегодня их называют христианскими фундаменталистами. С принятием Конституции восторжествовал принцип свободы совести, однако еще долгое время вопрос о принадлежности гражданина к той или иной христианской конфессии или непринадлежность ни к какой играл исключительно важную роль. Так, например, вплоть до начала XX века атеист не мог занимать государственную должность, если для вступления в нее требовалось принести присягу - его клятва на Библии считалась недействительной. Моральные проблемы решались исходя из христианского вероучения. К числу таких проблем принадлежит и вопрос об искусственном прерывании беременности. Начиная со второй половины XIX века, аборты были запрещены во всех штатах. Во второй половине 60-х годов, в эпоху подъема движения за гражданские права, начинается ослабление запретов: по медицинским показаниям, в случае, если беременность наступила в результате изнасилования, а в четырех штатах аборты были разрешены без каких-либо ограничений. Наконец, в 1973 году Верховный Суд США принял решение по делу "Роу против Вэйда", в котором признал неконституционными законодательные запреты на искусственное прерывание беременности. Но в Конституции ничего не сказано про аборты. Каким же образом судьи пришли к своему выводу? Они сделали это в результате расширительного толкования Четвертой поправки, которая гарантирует неприкосновенность личности, и Девятой, которая гласит, что "перечисление в Конституции определенных прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав, сохраняемых народом". Иными словами, разрешено все, что не запрещено. Казалось бы, контроль за репродуктивной функцией своего собственного организма - неотъемлемое право женщины. Однако сейчас в американском обществе господствуют консервативные убеждения - реакция на моральную деградацию и падение нравов последних десятилетий прошлого века. Христиане-фундаменталисты верят, что эмбрион становится человеческим существом уже в момент зачатия, а это значит, что и зародыш имеет право как минимум на жизнь. Эта концепция частично нашла подтверждение в законах некоторых штатов. Так, например, убийство беременной женщины считается двойным убийством. А кое-где женщине на сносях запрещено садиться за руль автомобиля - ведь детям полагается ездить только на заднем сиденье. Однако в обоих случаях речь идет о поздних сроках беременности. Относительно момента, когда эмбрион становится человеком, существуют различные мнения. Наиболее бескомпромиссный противник абортов, Римско-католическая церковь, не всегда придерживалась своей нынешней доктрины. В средние века человечество имело смутное представление о процессе оплодотворения. В науке господствовала точка зрения Аристотеля, который полагал, что плод оживает тогда, когда начинает двигаться. Не имея ни малейшего представления о физиологии беременности, Аристотель начинал отсчет на 40-й день после зачатия, если плод был мужского пола, и на 80-й - если женского. В 1588 году католическая церковь пришла к убеждению, что появление на свет нового человеческого существа происходит в момент зачатия, и Папа Сикст V объявил контрацепцию и искусственное прерывание беременности смертными грехами. Однако спустя всего лишь три года Григорий XIV вернулся к Аристотелевой доктрине сорока дней. И только в 1869 году Пий IX запретил католикам аборты на любой стадии беременности, объяснив пастве, что зародыш обладает душой с момента зачатия. Несмотря на неоднократные попытки добиться отмены решения по делу "Рой против Вэйда", оно устояло. Верховный Суд просто отказывался рассматривать дела об абортах, поскольку считал вопрос исчерпанным. И вот впервые за много лет Суд согласился принять к рассмотрению такое дело. Одной из сторон в нем выступает генеральный прокурор штата Нью-Гэмпшир Келли Эйотт, другой - клиники этого штата, практикующие аборты. Закон штата Нью-Гэмпшир требует от врача, к которому обратилась с просьбой об аборте несовершеннолетняя девушка, поставить в известность ее родителей. Но что делать, если операция требуется срочно, а родители недостижимы? Послушаем прения сторон. Свою позицию излагает Келли Эйотт. Келли Эйотт: Апелляционный суд отменил действие закона штата Нью-Гэмпшир об уведомлении родителей в связи с тем, что его применение возможно в случаях, число которых, - и даже ответчики не могут это оспаривать, - весьма незначительно. Приняв это решение, суд сделал невозможным применение закона в подавляющем большинстве других ситуаций, когда его конституционность сомнению не подвергается. Таким образом, должностные лица штата лишены возможности применять и исполнять закон в конституционных рамках. Закон штата Нью-Гэмпшир может применяться в случаях, когда имеется угроза здоровью несовершеннолетней, в чрезвычайных обстоятельствах, требующих немедленного аборта. Для тех редких ситуаций, когда аборт необходимо делать немедленно, а пациентка не хочет ставить в известность родителей, предусмотрена процедура, предписывающая судам штата действовать незамедлительно и без задержки, в интересах несовершеннолетней. Владимир Абаринов: Генерального прокурора прерывает судья Стивен Брейер. Стивен Брейер: Давайте представим себе такую ситуацию. 15-летняя девочка приходит в два часа ночи в субботу в приемный покой, и врач обследует ее. Она беременна, у нее очень высокое кровяное давление и прочее, и доктор думает: "Немедленный аборт, без вариантов. Если не сделаю, вряд ли она умрет, но детей у нее больше не будет". Что просходит далее? Консультироваться не с кем, звонить некуда - ночь, суббота, везде включены автоответчики. "Позвонить вашим родителям?" "Нет, они не знают, что я беременна". И что дальше? Келли Эйотт: В этих обстоятельствах, судья Брейер, врач может сделать немедленный аборт. Стивен Брейер: В законе этого не сказано. Он не хочет рисковать, не хочет, чтобы его привлекли к судебной ответственности, не хочет потерять свою лицензию. Пусть даже у него под рукой случился адвокат. Что этот адвокат ему скажет? Где статья закона, на которую можно опереться? В законе отсутствует исключение по медицинским показаниям. Келли Эйотт: Ваша честь, адвокат разъяснит ему, что в данных обстоятельствах тактикой защиты будет концепция меньшего зла, поскольку он вынужден действовать срочно... Стивен Брейер: Из чего это следует? Все, что вы говорите, звучит красиво, но откуда известно, что именно это гласит закон? Я хочу сказать, что найдется много людей, которые с абсолютной искренностью будут утверждать, что это отнюдь не меньшее зло. Они скажут, что право эмбриона на жизнь важнее, чем возможное бесплодие матери. Люди искренне будут занимать прямо противоположные позиции в этом споре. Каким же образом мы узнаем, что концепция меньшего зла имеет отношение к данной конкретной женщине, какие медицинские показания допускают исключение из закона? Келли Эйотт: Судья Брейер, в данном случае на чашах весов будут оказание срочной помощи несовершеннолетней и необходимость уведомить ее родителей. Речь идет не о том, имеет ли несовершеннолетняя право на аборт. В подобных обстоятельствах бесспорно имеет. В данном случае о правах эмбриона речь не идет. Поэтому нет необходимости противопоставлять права эмбриона правам матери. Владимир Абаринов: В диалог вступает судья Рут Гинзберг. Рут Гинзберг: На самом деле здесь проблема для врача, именно он находится в опасности. По-вашему, адвокат ему скажет: "не беспокойся, у тебя есть защита"... как вы ее называете, зла? Стивен Брейер: Наименьшего зла. Рут Гинзберг: Наименьшего зла защита. Я думаю, адвокат, которому небезразличен его клиент, скажет: "Нам, конечно, хотелось бы применить такую тактику, но для нее нет оснований. Мы не можем пойти на такое дело в надежде, что генеральный прокурор своей властью освободит нас от ответственности". Владимир Абаринов: Председатель Верховного Суда Джон Робертс. Джон Робертс: Иными словами, все та же дискуссия врачей, что такое чрезвычайные обстоятельства, и какова срочность операции, и создает ли это проблему, и можно ли было успеть обратиться в суд, и так далее. Владимир Абаринов: Позицию врачей, практикующих аборты, излагает Дженнифер Далвен - юрист Американского союза за гражданские права. Вопросы ей задает судья Энтони Кеннеди. Дженнифер Далвен: Печальная реальность состоит в том, что некоторые беременные девочки-подростки оказываются в состоянии, когда им необходим немедленный аборт. Как разъясняли крупнейшие медицинские авторитеты страны, задержка помощи, даже краткая, способна повлечь катастрофические последствия и нанести непоправимый вред печени, почкам, привести к параличу и бездетности. Энтони Кеннеди: Допустим, меня интересует, допускает ли ваша дефиниция понятия "немедленный" телефонный звонок судье? Дженнифер Далвен: Ваша честь, несколько соображений. Первое: имеются неопровержимые свидетельства того, что в некоторых случаях критически важна каждая минута. Каждая минута подвергает женщину риску бесплодия или поражения внутренних органов. Энтони Кеннеди: Ну, в больнице ведь должны быть медсестры и сиделки, которые могут дозвониться до судьи. Дженнифер Далвен: Да, ваша честь. Но, как отметил судья Брейер, это может произойти и в субботу, а никаких особых оговорок для несовершеннолетних в законе нет... Владимир Абаринов: Судья Антонин Скалиа переносит акцент на вопрос об ответственности врача. Антонин Скалиа: А почему доктор, который небрежно относится к своим обязанностям, который понятия не имеет, что он творит - почему такой врач должен быть защищен законом? Дженнифер Далвен: Ваша честь, я уверена, что ваш вопрос концентрирует внимание именно на том, почему суд должен признать этот закон недействительным... Антонин Скалиа: Приведите какой-нибудь дополнительный довод. Одной вашей уверенности маловато. Дженнифер Далвен: Ваша честь, мы уверены, что это противоречит Конституции, потому что врач может отправиться за решетку за оказание помощи, которая, как он уверен, была необходима для спасения внутренних органов пациентки, спасения ее способности к деторождению... Мы особенно убеждены в этом, что это неуместно в такой противоречивой сфере, как аборты. Антонин Скалиа: Я уверен, что здесь уместны аналогии с другими медицинскими случаями. Если врач проявляет вопиющую халатность, это уголовное преступление. Уверен, что в большинстве штатов. Дженнифер Далвен: Думаю, как правило, это подпадает под статью о профессиональной некомпетентности врача и не влечет уголовной ответственности. Но, как бы то ни было, этот вопрос решается судом. Этот суд 30 лет говорил о том, что здоровье женщины нельзя подвергать угрозе. Закон должен предусматривать исключения по медицинским показаниям. Нью-Гэмпшир такие исключения в свой закон не вписал. А если этот суд изменит свои прежние решения, это откроет зеленый свет легислатурам всей страны, которые начнут принимать запретительные законы, и женщины и их врачи должны будут защищать свои права в судах по одиночке... Владимир Абаринов: У здания Верховного Суда окончания прений сторон дожидались как сторонники, так и противники закона о предварительном уведомлении родителей. Говорит представитель общественной организации Совет по проблемам семьи Кэти Кивер Руз. Кэти Кивер Руз: Мы находимся здесь для того, чтобы напомнить: это дело о правах родителей и об их ответственности, а не о праве на аборт. У меня есть дочь 12 лет, которая получила от меня письменное разрешение на прокалывание ушей, я подписываю бумагу каждый раз, когда она едет с классом на экскурсию. Мы не можем допустить, чтобы в нашем обществе мы узнавали задним числом о серьезнейшей хирургической операции, за которую они несут ответственность. Родители имеют право знать, что происходит с их детьми. Владимир Абаринов: Член верхней палаты законодательного собрания штата Нью-Гэмпшир Тери Норелли. Тери Норелли: Чего мы не хотим, это чтобы правительство решало, когда и как врач должен лечить своего пациента в чрезвычайных обстоятельствах. Нам говорят, что таких случаев очень немного. Я хочу спросить тех, кто это говорит: чьим ребенком вы готовы пожертвовать? Чья дочь станет тем самым гипотетическим случаем? Моя, их или ваша? Владимир Абаринов: Наблюдатели считают, что суд, скорее всего, вынесет компромиссное решение. Однако на этом борьба за ограничение права на аборт не закончится. Испанский переход: страна отпраздновала 30-летие смены режима Франко. Ирина Лагунина: Через 30 лет после смерти диктатора Франко и перехода к демократическим формам правления, в Испании остро встал вопрос о проведении целой серии реформ, чтобы покончить с остатками тоталитаризма. Почему для этого испанцам пришлось ждать три десятилетия? Ответ - в заметках нашего корреспондента в Мадриде Виктора Черецкого. Виктор Черецкий: После смерти диктатора 20 ноября 1975 года в Испании не произошло революции. Демонтаж тоталитарного режима, просуществовавшего почти 40 лет, проводился не по инициативе оппозиционеров-демократов, а сверху, по воле самих деятелей режима. Разумеется, не всех, а лишь представителей наиболее либерального крыла франкистов, тех, кто понимал, что сохранение режима в его первозданном виде обрекает Испанию на застой и изоляцию в демократической Европе. Впрочем, часть правящей верхушки ничего не хотела менять. В те времена в Испании их называли обитателями "бункера", то есть изолированного от реальной жизни микромира, в котором ортодоксальные франкисты с ностальгией вспоминали былые времена - когда вся Европа находилась под пятой фашизма. Слово "бункер" подобрали для испанских ретроградов противники режима, намекая на место пребывания другого фашистского диктатора, а именно Гитлера, в последние недели второй мировой войны. Профессор истории Мадридского университета Хавьер Прадера: Хавьер Прадера: Когда Франко сделался дряхлым и больным стариком, в его окружении появились люди, которые полагали, что остаться у власти они смогут, лишь проведя в той или иной мере демократизацию режима. Им противостояли франкистские ортодоксы. Разногласия между этими двумя группами были чисто тактические: как следует поступить, чтобы продолжать править страной. Каких-либо принципиальных политических расхождений между ними не было. Виктор Черецкий: Помимо либералов-франкистов и обитателей "бункера" в Испании в середине 70-ых годов, естественно, были и демократы, люди, сохранившие свои убеждения, несмотря на почти сорокалетний идеологический гнет. Но от власти они были довольно далеки, да, к тому же, довольно разобщены между собой. Поколение республиканцев 30-ых годов было частично истреблено, частично находилось в изгнании. В самой стране за демократические преобразования выступали немногочисленные активисты действующих в подполье левых партий, критически настроенная к режиму либеральная интеллигенция, и контролируемые коммунистами, тоже подпольные, профсоюзы. Так что, в силу исторических обстоятельств, единственной силой, которая могла начать преобразования, были франкистские либералы. Тем более что новый глава государства - король Хуан Карлос, назначенный Франко своим преемником, водил дружбу именно с ними, а не с обитателями "бункера". По мнению большинства исследователей, реформаторы-франкисты прекрасно понимали, что одним им с преобразованиями и созданием нового имиджа Испании не справиться. Чтобы добиться признания в демократическим мире, следовало привлечь к процессу перемен тех, кто был устранен фашистами от политической жизни страны. С ними предстояло заключить что-то вроде "исторического компромисса". Бывший франкистский министр-реформатор Мануэль Фрага Иррибарне считает, что компромисс нужен был для сохранения гражданского мира в стране: Мануэль Фрага Иррибарне: В те времена каждый из нас сохранял свои убеждения. Но мы не стремились к дальнейшему противостоянию. Наоборот, мы хотели примирения во имя будущего Испании. Мы хотели покончить с практикой гражданских войн, которые раздирали нашу страну в последние столетия. Мы хотели навсегда покончить с этой драмой. Виктор Черецкий: Часть демократов тогда и слышать не хотела о каких-либо компромиссах, даже временных, с франкистами, не желала получать свободу из рук тех, кто душил ее в течение десятилетий. Но другие политические лидеры все же решили, что перед страной открываются определенные перспективы и что во имя будущего следует пойти на так называемое "национальное примирение". К последним относится, к примеру, Сантьяго Каррильо. В конце семидесятых он был лидером Компартии Испании. Его привлекли к разработке Конституции. Сантьяго Каррильо: Каждый из нас сделал все от него зависящее, чтобы в Испании не повторилось вооруженное противостояние. Большую роль при переходе к демократии сыграл король. Он унаследовал от Франко всю полноту власти, однако, решил вернуть эту власть народу. Так что его роль в процессе демократизации была решающей. Виктор Черецкий: Компромиссные реформы, принятые с оглядкой на тоталитарное прошлое, по мнению многих наблюдателей, были единственно возможными в те времена. Но как выяснилось впоследствии, они вовсе не похоронили прошлое. Подлинного "национального примирения" так и не получилось. Оставалось много нерешенных проблем. Компромиссы не устраивали противников франкизма. Раны прошлого продолжали кровоточить. Долго ли могло продолжаться подобное сидение на двух стульях - франкистском и демократическом? Оказалось, что довольно долго - тридцать лет. Сегодня необходимость завершения процесса демократизации страны стала очевидной большинству испанцев. Этим и решило заняться правительство Социалистической рабочей партии, которое пришло к власти в прошлом году, сменив правительство консерваторов. Премьер-министр Хосе Луис Родригес Сапатеро: Хосе Луис Родригес Сапатеро: Нам говорили, чтобы мы смелее действовали, покуда находились в оппозиции. Теперь у нас появилась возможность реализовать наши замыслы. Мы выполним требования граждан страны - сделаем нашу жизнь более справедливой. И на этот раз мы будем действовать без оглядки на прошлое! Виктор Черецкий: О каком наследии прошлого идет речь? К примеру, в период реформ второй половины 70-ых годов не был до конца решен один из самых больных вопросов Испании - национальный. Ведь в стране проживают меньшинства, которые испокон веков стремились к обретению широких автономных прав. В процессе реформ 70-ых они получили автономию. Однако теперь меньшинства хотели бы расширить свои права. Фактически речь идет о переходе к федеральному устройству государства. Особенно сильна тяга к обретению большей самостоятельности в Каталонии и Стране басков, наиболее промышленно развитых регионах Испании. Глава регионального правительства Страны басков Хуан Хосе Ибаррече: Хуан Хосе Ибаррече: История нашего народа насчитывает семь тысяч лет. Это один из самых древних народов Европы, который говорит на своем собственном древнем языке. Сегодня мы хотим большей самостоятельности в решении нашего будущего. Виктор Черецкий: Любопытно, что идею федерализации поддерживают и другие регионы Испании, не являющиеся "национальными", к примеру, Андалузия. Испанское правительство в лице социалистической рабочей партии тоже поддерживает эту идею. Что касается консервативной оппозиции, которую многие считают наследницей франкизма, то она не желает пересматривать компромиссы конца 70-ых. В стремлении регионалов обрести больше прав оппозиционеры склонны видеть попытку развалить государство. Лидер оппозиции председатель Народной партии Мариано Рахой заявил на днях митинге в Мадриде: Мариано Рахой: Наше государство не должно разделиться на "участки". Есть только одна нация - испанская, к которой принадлежат все испанцы. Кое-кто пытается навязать нам реформы и добиться того, чего не смогли добиться в 70-ые годы. Они хотят нарушить исторические компромиссы! Мы этого не допустим! Виктор Черецкий: Вторая важная и безотлагательная реформа касается системы образования. Во времена франкизма одним из столпов испанской государственности являлась католическая церковь. Со временем ее влияние в обществе упало. Однако церковь продолжает играть заметную роль в системе образования. Ей, к примеру, принадлежат две тысячи средних школ, причем, содержатся эти школы в основном за счет государственных дотаций, но порядки в них устанавливает церковь. Церкви принадлежат и частные учебные заведения. Закон божий как факультативная дисциплина существует и в государственных школах. Даже самые незначительные попытки ограничить влияние церкви в учебных заведениях вызывают яростное сопротивление и самой церкви, и всей консервативной оппозиции. Задача реформы, которую намерено провести испанское правительство, - создание современной светской школы, аналогичной существующим в других европейских странах. Лола Обейо, председатель ассоциации родителей учащихся государственных школ: Лола Обейо: Испанская церковь боится, что утратит привилегии, которыми пользовалась до сих пор, поэтому она и рассуждает об утрате духовности о гонениях на Закон божий. Задача реформы - дать молодежи качественное современное образование. Виктор Черецкий: Консерваторы утверждают, что уменьшение роли Закона божьего может пагубно сказаться на морали молодежи. Между тем, ни для кого в Испании не секрет, что морали испанской молодежи уже ничего не грозит - увлекаться табаком, алкоголем и наркотиками здесь начинают, по статистике, в 11 лет. Ну а по части знаний испанская молодежь находится, как показало недавнее исследование, проведенное Евросоюзом, на последнем месте среди стран-членов этой организации. Треть молодых людей бросают школу, не получив обязательного среднего образования. Кроме того, местная молодежь - единственная в Евросоюзе, которая считает, что ее жизненное предназначение - развлекаться, а не работать. Ну а если работать, то из всех профессий молодые испанцы предпочитают карьеру бармена или официанта. Специалисты полагают, что плачевное состояние, в котором находится испанская молодежь, во многом объясняется устаревшей системой образования, которая вызывает у молодых людей лишь отвращение к учебе. Заместитель председателя правительства Мария Тереса Фернандес де ла Вега: Мария Тереса Фернандес де ла Вега: Правительство считает необходимым повысить качество образования. При этом никто не пытается посягнуть на свободу родителей выбрать ту или иную школу - частную или государственную, преподавать детям религию или нет. Виктор Черецкий: Не решенным остается в Испании и вопрос о тоталитарном прошлом страны. Официально ни франкистский режим, ни его деятели никогда не были осуждены. Это тема "табу". "Забыть" прошлое было решено в ходе реформ конца семидесятых. А посему фашизм здесь до сих пор считается вполне приемлемой идеологией, столь же достойной, как, к примеру, идеология социал-демократов, христианских демократов и так далее. Молодым поколениям испанцев никто никогда толком не объяснял, что такое фашизм. Сегодняшние школьники понятия не имеют о трагической истории своей страны. Вот что отвечают 12-летние ученики одной из мадридских школ на вопрос о том, кем был Франко: Голоса детей: Франко был человеком, который открыл Францию, поэтому и монета называлась "франк"... Нет, нет... Франко был певцом... Нет же, это был француз, очень важный человек, которого любили многие люди... Виктор Черецкий: Между тем, диктатор, палач, ближайший союзник Гитлера и Муссолини, покоится до сих пор в высеченной в скале усыпальнице, по своим размерам сравнимой разве, что с египетскими пирамидами. Служители его погребального храма - монахи францисканцы - ежедневно совершают в его честь торжественное богослужение в присутствии сотен сторонников диктатора. А тем временем, 50 тысяч испанских демократов, жертв фашистского произвола, числятся пропавшими без вести - их безымянные могилы разбросаны по всей Испании. У испанского государства есть деньги на содержание монумента фашизму, но до сих пор не нашлось средств, чтобы провести раскопки и выяснить имена тех, кто был расстрелян без суда и следствия за свои демократические убеждения. Жертвы тоталитарного режима до сих пор не реабилитированы и формально числятся в преступниках. То, что упорно до сих пор "не замечал" официальный Мадрид, приводит в ужас европейцев. Питер Бурхард, мадридский корреспондент газеты "Зюд Дойче Цайтунг": Питер Бурхард: Наследие франкизма, которое испанцы почему-то не замечают, для нас очевидно. Когда я вижу почитание усыпальницы Франко в так называемой Долине павших, меня просто в дрожь бросает. Это подлинный алтарь фашизма. У меня как немца подобный анахронизм в голове не укладывается. Это ужасно! Такого нет нигде в мире. И все это имеет место в стране, которая является членом Евросоюза, оплота демократии и прогресса в мире. Все это происходит в 2005 году! Виктор Черецкий: Другая сфера деятельности, остро нуждающаяся в реформе - это испанское правосудие. И дело даже не в том, что оно неповоротливо и нерасторопно - дела иногда затягиваются на десятки лет. Значительно хуже для испанской демократии то, что в местных судах - засилье франкистских ретроградов. И если по законам демократии правительство не вмешивается в дела судей, то судьи-консерваторы активно вмешиваются в дела правительства. К примеру, они бесконечно опротестовывают, по своей собственной инициативе, решения кабинета министров и даже законодателей в Конституционном суде, затягивая принятие необходимых Испании реформ. Права ребенка на уровне международном и на самом деле. Ирина Лагунина: О правах ребенка в последние десятилетия говорят политики, религиозные деятели, педагоги, юристы... Заговорили о правах ребенка и сами дети - благодаря все более широкому правовому просвещению, причем знания о правах человека и, в частности, о правах детей и подростков, все чаще преподаются в школах. Существенное место защите прав детей отводится и в законодательстве разных стран, в международных конвенциях. Но - естественно - уровень защиты прав ребенка везде разный. Над темой работал Владимир Ведрашко. Владимир Ведрашко: В последние несколько десятилетий американская судебная система стремится сделать правосудие более доступным для детей и учитывать их специфические нужды. Так, ребенок имеет полное право выступать свидетелем в суде. Для этого ему дают специального детского адвоката. И даже мебель для него в зале суда подбирают по росту. В России проблемами ювенальной юстиции занимается довольно ограниченный круг специалистов, при этом развитию правосудия способствуют и помощь иностранных юристов, и финансирование из зарубежных фондов российских образовательных программ и семинаров, и все более широкое распространение в России института уполномоченных по правам ребенка -- детских омбудсманов. Омбудсман - в русском языке слово сравнительно новое, его происхождение - шведское, но в некоторых российских регионах его произносят - как бы - на английский манер: омбудсмен. Давайте послушаем репортаж корреспондента Радио Свобода Анны Липиной из Пскова, города, в котором многие старшеклассники стали участниками проекта под названием "Школа омбудсмена". Анна Липина: Авторы идеи - специалисты некоммерческой организации " Псковский городской центр правового образования и воспитания молодежи". По их мнению, большая часть населения России о своих правах и способах их защиты в лучшем случае имеет поверхностные представления, в худшем - о них ничего не знает. Псковский регион здесь не исключение. Чтобы повысить уровень правосознания населения, и в первую очередь молодежи - решили изучить опыт деятельности омбудсмена - уполномоченного по правам человека. Так родилась идея провести в Пскове "Школу омбудсмена". Финансовая поддержка в форме гранта пришла от швейцарской программы содействия укреплению гражданского общества и поощрению прав человека в России. Сначала школьникам предложили написать эссе на правозащитную тему и прислать на конкурс. Победителей конкурса пригласили на очный тур "Школы омбудсмена". Говорит руководитель проекта Андрей Хришкевич. Андрей Хришкевич: Приехали действительно заинтересованные, с практическими вопросами, то есть переживают за данный вопрос и активно работают. Анна Липина: Главная цель проекта - повышение уровня правовой культуры молодежи. В школу попали 26 старшеклассников. Программа занятий - фактически сессия, была насыщена информационными и интерактивными формами работы. Ребята проводили опросы на улицах Пскова, выясняли, что люди знают о своих правах и кто такой омбудсмен. Говорит старшеклассница из Новосокольнического района Мэри Увизеймана. Мэри Увизеймана: Омбудсмен - это посредник между человеком и государством в плане защиты прав человека. Анна Липина: Любопытно, что старший брат Мэри - Фрэнсис в 2003 году был признан одним из лучших правозащитников среди российских школьников. Он стал победителем конкурса для старшеклассников "Права человека в современном мире", который проводился под эгидой ООН. А вот еще одно мнение будущей правозащитницы - участницы " Школы омбудсмена" Ани Кокошкиной Аня Кокошкина: Мне очень понравились дебаты, которые мы устраивали в процессе этого проекта и дискуссии. Но особенно мне интересны были интерактивные лекции, пресс-конференция, которую мы проводили. Очень много узнали, очень интересно, познакомились со многими интересными людьми. Анна Липина: Слушатели школы встретились с уполномоченным по правам человека Московской области, с псковскими правозащитниками, представителями законодательной и исполнительной власти области. Еще предстоят встречи с представителями правоохранительных органов, прокуратуры и суда. Примечательно, что школьники успели поработать и над собственным проектом Закона "Об уполномоченном по правам человека в Псковской области". Ведь эта должность, хорошо известная на федеральном уровне - на региональном представлена слабо. Омбудсмены действуют в 33 регионах страны, Псковский в их число не входит. Между тем, анализ опросов, которые провели псковские школьники, показал, что 72% опрошенных не знают, кто такой омбудсмен, 52% заявили, что им безразлично - будет ли у псковичей свой омбудсмен, 14% считают, что он вообще не нужен и 22% прохожих заявили, что такой человек необходим. По мнению псковского правозащитника Венедикта Достовалова, уполномоченный по правам человека в регионе необходим, но надо, чтобы он был независим от власти. Венедикт Достовалов: Вообще-то такой институт любому региону полезен, в первую очередь как поддерживающий его имидж, как земли, где на права человека обращается должное внимание. А с другой стороны, омбудсмен - это уже чиновник, это уже человек, несамостоятельный, зависимый. Как правило, уполномочен он при губернаторе, значит он никогда, прежде чем сказать что-либо против главного властного лица, он оглянется, будет с оглядкой эти вещи высказывать, касающиеся нарушений прав человека, чего у нас, к сожалению, очень много. Для меня это неприемлемо. Омбудсмен должен быть защитником, заступником, и ни в коем случае не покладистым для власти. Анна Липина: Возможно, кто-то из участников молодежной "Школы омбудсмена" в будущем и станет омбудсменом. А пока школьники учатся азам правозащитной деятельности. Между тем, по мнению правозащитников - именно положение с правами детей у нас плачевное. Венедикт Достовалов: Судя по тому, что до сих пор детское пособие, выплачиваемое матерям, сохраняется на уровне 70 рублей - говорить о более серьезном отношении к правам детей не приходится. Вот президентом объявлен пакет национальных приоритетов, по образованию, медицине, сельскому хозяйству и жилью Я бы сделал национальным проектом - проект, направленный на детей потому, что сегодня ребенок, будущий гражданин явно в этом нуждается. Государству безразлично рождение ребенка, а семье - это неподъемно, материально непосильно. А сколько сирот у нас? По сиротству Россия занимает первое место в мире, по уровню детей - социальных сирот. Сколько детей оставляется в роддомах, сколько влачит жалкое существование по приютам, а сколько беспризорных. Если Россия по сиротству занимает такое место, значит, общество наше больно и больно в отношении к ребенку, к его правам. Анна Липина: Как считают специалисты некоммерческой организации " Псковский городской центр правового образования и воспитания молодежи", поэтому у "Школы омбудсмена" - большое будущее и широкое поле для деятельности по воспитанию будущих правозащитников. Владимир Ведрашко: Если в России культура прав человека только начинает распространяться, причем ее распространению мешают и укоренившиеся традиции тоталитаризма, и коррупции, и слабая законодательная база, то, например, в Америке много обстоит иначе - там и законы, и традиции другие. Но тоже далеко не рай на земле. Только в 2002 году домашнее насилие и издевательство привели в Америке к смерти 1400 детей. Тему продолжит корреспондент Радио Свобода в Вашингтоне Аллан Давыдов. Аллан Давыдов: Права ребенка в Соединенных Штатах являются сферой тщательного законодательного регулирования. В стране приняты законы о нарушениях прав ребенка и о недостаточном уходе за ним, об усыновлении, опеке и об издевательстве над детьми. Издевательство может носить физический, моральный, сексуальный или иной характер. В американских законах описаны все категории лиц или структур, которые могут нарушать права детей. Это могут быть родители и опекуны, школа и полиция, детская колония или работодатель. Наконец, это может быть само правительство страны. Законы о правах ребенка существует как на федеральном уровне, так и на уровне каждого отдельного штата. Иногда законы дублируют друг друга, но вы не найдете в них лазеек или пробелов, позволяющих давать толкования не в пользу ребенка. Большинство слушателей, видимо в той или иной степени знакомы, с педагогической методикой, предложенной несколько десятилетий назад американским доктором Бенджамином Споком. В соответствии с нею, ребенок, как бы мал они ни был - это не получеловек, а полноправная личность, такая же, как и окружающие его взрослые. Не берусь утверждать, что данную идею поддерживают абсолютно все американские родители. Но то, что ею проникнуто общественное мнение и она находится под защитой американской Конституции и работающих законов - вне всякого сомнения. Офисы по соблюдению прав детей в обязательном порядке существуют при администрации каждого штата или округа, а также в каждой школе. Любой американский первоклассник знает, что кто бы ни поднял на него руку, кто бы ни оскорбил, пусть даже родители - закон будет на его стороне. Это прописано в школьном кодексе обязанностей и прав ученика. Соответствующие ситуации моделируются и обыгрываются на специальных уроках. Плакаты в школьных коридорах гласят: если тебя бьют или унижают, даже в твоей семье, позвони по такому-то телефону - это телефон Службе защиты детей. Критики из России могут счесть что такой подход способствует превращению американских детей в армию Павликов Морозовых. Ничего подобного. Для ребенка, пусть даже и американского, папа с мамой все равно остаются самыми родными людьми. Доносы детей на родителей не стали массовым явлением в США. Однако часто бывает, когда сигналы о неподобающем обращении родителей с детьми подают в полицию или в ту же Службу защиты соседи или просто незнакомые люди. Они сигнализируют потому, что считают это своим гражданским долгом. А также потому, что Соединенные Штаты как страна не являются исключением в сфере домашнего насилия, издевательства над детьми или недостаточного ухода за ними. По сведениям специализирующегося в этой сфере национального бюро при Минздраве, в 2002 году указанные причины повлекли смерть около 1400 детей. Права американских детей и подростков учитываются в первую очередь в различных семейных коллизиях. Это могут быть такие ситуации как установление опеки или развод родителей, при котором ребенок имеет право на общение с обоими из родителей. Начиная с 14 летнего возраста, подросток сам имеет право обратиться в суд для отмены зависимости от родителей. Причиной может быть женитьба или замужество, поступление на военную службу - по достижении 17 лет - либо просто желание жить самостоятельно. Но в последнем случае молодой человек должен доказать суду, что у него есть источник достаточных средств к существованию, чтобы отделиться от родителей. В последние несколько десятилетий американская судебная система стремится сделать правосудие более доступным для детей и учитывать их специфические нужды. Так, ребенок имеет полное право выступать свидетелем в суде. Для этого ему дают специального детского адвоката. И даже мебель для него в зале суда подбирают по росту. Доктрина воспитания по доктору Споку и хорошо налаженная систем отслеживания нарушений прав детей огромным образом повлияли на расширение в американской семье и школе рамок свободы для детей и подростков. Иногда эта свобода переходит грань разумного. Порой школьному учителю приходится едва сдерживать себя, чтобы не дать подзатыльник классному оболтусу или не дать ему подобающую характеристику в крепких выражениях. Однако если педагог так поступит - он может быть дисквалифицирован, поскольку ученик сочтет его действия оскорбительными - и закон будет на стороне ученика. В Америке принято считать, что работа педагога в том и состоит, чтобы обходить острые углы в работе с трудными подростками и создавать им максимум душевного комфорта. Насколько это объективно отвечает интересам ребенка - может выглядеть спорным. Но, как утверждают американские психологи, подавляющее большинство молодых людей, взрослея и набираясь жизненного опыта, уравновешивают индивидуальные права и свободы с обязанностями по отношению к окружающим. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
