Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Время и Мир
[20-10-05]

Можно ли снизить еще больше налог на добавленную стоимость в России? Перспективы и тактика белорусской оппозиции; Положение национальных меньшинств в Сербии. Почему недовольна Венгрия; "Испанский переход". Вторая часть цикла о 30-летии смены режима Франко.

Ведущая Ирина Лагунина

Ирина Лагунина: Снизят ли в России налог на добавленную стоимость? Он уже ниже, чем в большинстве стран Европы. Тем не менее, премьер-министр России считает дальнейшее снижение НДС одним из важнейших условий ускорения роста экономики для выполнения главной из "поставленных" перед правительством задач: удвоить ВВП России к 2010-му году. Тему продолжит Сергей Сенинский...

Сергей Сенинский: Налог на добавленную стоимость появился в России в 1992 году. Его нынешняя ставка - 18% - не выше, чем в большинстве стран Центральной и Восточной Европы, даже ниже. Значительно ниже она, чем во многих странах Западной Европы, за исключением Германии, Испании и Люксембурга.

В этом контексте - предложение снизить ставку налога еще больше происходит, скорее, из стремления решить проблему самой ставки, или те, которые связаны с практикой этого налога в России? Речь идет не только о "лжеэкспорте", но и о затянутой процедуре возмещения НДС вполне законному бизнесу. Наш первый собеседник - в Москве - главный экономист инвестиционной компании "Ренессанс-Капитал" Владимир Пантюшин:

Владимир Пантюшин: Я думаю, что проблема здесь достаточно многосторонняя. Изменение ставки не должно быть единственным решением, вопрос все-таки больше касается внутренних вопросов. То есть использование этих механизмов для повышения роста. И здесь, я думаю, что задел все-таки имеется, и понижение будет иметь реальный эффект на экономику.

Сергей Сенинский: Старший экономист финансовой корпорации "Уралсиб" Владимир Тихомиров:

Владимир Тихомиров: Вся проблема нашего налогового законодательства кроется не в том, какие у нас ставки налогов, а в исполнении законодательства, как со стороны налогоплательщиков, так и со стороны органов контролирующих. То есть называемый вопрос об администрировании. Он включает в себя и собираемость, он включает в себя и четкое определение прав и обязанностей налоговых служб. Теоретически снижение налогов должно стимулировать экономическую деятельность. С другой стороны, учитывая специфику России, я боюсь, что снижение этой ставки будет мало содействовать росту экономической активности в России, а может в силу снижения налоговых сборов спровоцировать еще больший произвол налоговых служб и ухудшить инвестиционный и бизнес-климат в России.

Сергей Сенинский: Два года назад бывший премьер-министр Эстонии Март Лаар был удостоен специальной премии брюссельского исследовательского центра "Новая Европа" - за то, что в бытность его премьер-министром Эстония в 1994 году - первой из стран Европы - реализовала на практике идею унификации некоторых налогов, точнее - их ставок. За 11 прошедших лет этому примеру последовали - в той или иной степени - еще восемь стран континента. В том числе - Россия, которая в 2001-ом году ввела единую ставку подоходного налога.

В Эстонии налога, который назывался бы НДС, не существует. Его функции выполняет так называемый "налог с оборота". Из Таллинна - Ильдар Низаметдинов:

Ильдар Низаметдинов: Стандартная ставка этого налога - 18%, но есть и исключения - например, лекарства, книги, гостиничные услуги и часть билетов на театральные представления и концерты облагаются 5%-м налогом. Перечень таких исключений неуклонно сокращается. Например, продаваемая населению тепловая энергия с будущего года будет облагаться налогом по ставке не 5%, как до сих пор, а 18%.

Время от времени оппозиционные политические партии предлагают снизить налог с оборота тех или иных товаров и услуг, но до сих пор такие идеи поддержки не находили. Так, в прошлом году правящая коалиция отвергла предложение ввести льготную ставку налога для продуктов питания, как это сделано во многих европейских странах. А в Великобритании, на Кипре и Мальте продукты питания вообще не облагаются НДС.

Тем не менее, в Эстонии по этому пути не пошли, министр финансов назвал это предложение популистским и безответственным, а представители правящих партий уверяли, что снижение ставки налога вовсе не гарантирует снижения цен на продукты, и что в выигрыше окажутся в итоге именно торговцы.

Вообще эстонские политики считают, что налогами следует облагать именно потребление, а не доходы. В русле этой идеологии в стране происходит постепенное снижение подоходного налога и повышение необлагаемого этим налогом минимального дохода.

Что же касается налога с оборота, то некоторые политики, наоборот, не возражают против его дальнейшего повышения. Так, в 2000 году, когда правительство столкнулось с угрозой бюджетного дефицита, всерьёз заговорили о повышении ставки налога с оборота до 19-ти или даже 20-ти процентов. Тогда сумели обойтись без этого, но, поскольку в Эстонии категорически не желают решать бюджетные проблемы за счёт заимствований, не исключено, что в будущем опять вспомнят о возможности повысить ставку налога с оборота...

Сергей Сенинский: Двойные ставки НДС - одна - общая, другая льготная, для определенных категорий повседневных товаров - существуют во многих странах Европы. А в Испании, например, их даже три: 16%, 7 и "суперльготная" - 4% - для хлеба, молочных продуктов, фруктов и овощей. Профессор Мадридского университета Франсиско Мартинес Алькала:

Франсиско Мартинес Алькала: В Испании есть планы унификации подоходного налога... Что касается НДС, то - нет. Нецелесообразно снижать базовую ставку и одновременно повышать льготную. Это приведет к повышению цен на основные товары и услуги и ухудшит положение наименее обеспеченных слоев населения.

Сергей Сенинский: В Германии - одной из трех стран Западной Европы, где НДС - ниже, чем в России, общий вектор реформирования налоговой системы - примерно той же направленности. Из Берлина - сотрудник Института немецкой экономики Штефен Бах:

Штефен Бах: В Германии, как и в других странах Запада, прослеживается тенденция снижения прямых налогов, таких как подоходный налог на граждан или налог на прибыль компаний и предприятий. Одновременно увеличиваются косвенные налоги - прежде всего, на добавленную стоимость.

Кстати, по европейским меркам, НДС в Германии - 16% - не так уж и высок... Например, в Швеции, Дании и Норвегии он составляет 25%. В странах Восточной Европы он также может превышать 20%...

Сергей Сенинский: Вообще налог на добавленную стоимость - относительно недавнее изобретение. Ему - всего полвека. Придумал НДС в 1954 году сотрудник налогового ведомства Франции Морис Лорэ. А спустя 15-20 лет он стал одним из главных налогов в странах европейского Общего рынка...

В России, если вспомнить недавнюю историю, предыдущие снижения ставки НДС не сильно отражались на темпах экономического роста. Вновь обращаемся к экономистам в Москве. На ваш взгляд, снижение ставки НДС до 13%, или 14-15%, - если оно вообще состоится - само по себе, процентов роста добавит ли? Владимир Пантюшин, главный экономист инвестиционной компании "Ренессанс-Капитал":

Владимир Пантюшин: Я не думаю, что можно утверждать, что снижение ставок НДС не имело никакого эффекта на экономику. Даже если посмотреть на изменения объемов выплат, связанных с понижением ставки НДС, то уже эффект имеется. В принципе даже вне контекста повышения роста экономического, а просто создания правового государства, с прописанными исполняемыми правилами игры - это все-таки является необходимым. Тем не менее, я считаю, что все-таки и на рост эффект имелся.

Сергей Сенинский: Наш третий собеседник в Москве - главный экономист инвестиционной компании "Тройка-Диалог" Евгений Гавриленков:

Евгений Гавриленков: Ставка налогов, того или иного общего налогообложения - это один из параметров. Важно еще и качество государства, качество экономической политики, качество институтов, где государство выполняет свои функции исправно. Там бизнес готов платить, не уклоняясь от налогов, получая взамен качественные услуги. Там, где государство предоставляет некачественные услуги, высок масштаб уклонения от налогов, бегство капитала и, как следствие, низкие темпы экономического роста. Там, где государство некачественное и низкий уровень налоговых изъятий - это некая компенсация, там экономика может расти более быстрыми темпами. Поэтому говорить о том, что снижение до 13%, что экономика при этом начнет расти более быстрыми темпами и сразу же, я думаю, преждевременно.

Сергей Сенинский: В отличие от Европы или России, в Соединенных Штатах налога на добавленную стоимость не существует вовсе. Вместо него действует налог с продаж. Кстати, еще совсем недавно в России, помните, эти два налога сосуществовали. Из Вашингтона - руководитель отдела изучения проблем налогообложения исследовательского института CATO Крис Эдвардс, к которому обратился наш корреспондент Владимир Дубинский:

Крис Эдвардс: Еще лет 40 лет назад налога на добавленную стоимость просто в мире не существовало. Его придумали в Европе и решили ввести в 60-ые годы, когда только формировался европейский общий рынок.

В Соединенных Штатах налоги с продаж практически полностью находятся в ведение властей штатов. Федеральное правительство взимает лишь налог с продажи бензина...

Сергей Сенинский: Из 10-ти стран Центральной и Восточной Европы, вступивших в 2004-ом году в Европейский союз, одна из самых высоких ставок НДС - 22% - в Польше. Выше только в Венгрии - 25%. Во всех остальных - ниже.

По мнению польских экспертов, проблема - в самой ставке налога, или в неких проблемах, связанных с особенностью администрирования НДС - в частности, возвращением этого налога экспортерам? Наш корреспондент в Варшаве Алексей Дзикавицкий обратился к советнику парламента Польши и Всемирного банка Рафалу Антчаку:

Рафал Антчак: Высокий НДС - это проблема, и это начинают понимать во многих странах. Высокая ставка этого налога является причиной высокого налогообложения потребления, и тогда предприниматели, продавцы уходят в "серый" сектор. Ведь разница в 22% окончательной цены товара ощутима для каждого. Например, Австралия в прошлом году ввела 10%-й НДС.

В мире все больше стран склоняются к тому, что основа удачных реформ - низкая и единая ставка НДС.

Что касается, например, возврата НДС экспортерам, то такой проблемы в Польше не существует: система - налажена. Конечно, экспортеры хотят, чтобы НДС возвращался им как можно быстрее, но это - не экономический вопрос, каковым является уровень ставки НДС, а технический - правительство в состоянии быстро его решить...

Сергей Сенинский: А в самих Соединенных Штатах обсуждается ли сценарий полной отмены налога с продаж - в пользу налога на добавленную стоимость? Как в Европе... Крис Эдвардс, сотрудник института CATO, Вашингтон:

Крис Эдвардс: Буквально на этой президент Буш провел совещание рабочей группы, рассматривающий разные проекты налоговой реформы. И одно и предложений, выдвинутых на этой встрече, как раз и заключалось в том, чтобы ввести в США НДС - подобно тому, как это делается в Европе. Но большинство участников рабочей группы его отклонили: по их мнению, одного федерального подоходного налога - достаточно.

Эти специалисты - и я с ними согласен - полагают, что введение в США налога на добавленную стоимость привело бы к расширению государственной бюрократии. Из всех стран - участниц Организации экономического сотрудничества и развития США - единственное государство, в котором не существует НДС. В этом отношении мы - уникальны, и пусть так и будет!.. На мой взгляд, эта уникальность идет только на пользу американской экономике...

Сергей Сенинский: Вновь - к планам изменения НДС в России. Рассуждать о снижении ставки налога, приносящего треть всех поступлений в бюджет, на фоне нынешнего притока "нефтедолларов" - нетрудно. Но сколь совместимы планы снижения НДС и одновременного увеличения государственных расходов - для ближайшего будущего, когда цены на нефть, допустим, упадут? Есть ли основания полагать, что снижение ставки будет компенсировано увеличением "собираемости" налога? Владимир Тихомиров, финансовая корпорация "Уралсиб":

Владимир Тихомиров: Действительно, НДС, в отличие от налогов, связанных с экспортом нефти, он не зависит от внешней конъюнктуры - это налог, который довольно-таки стабильный. Поэтому в случае хорошей конъюнктуры, естественно, снижение НДС в принципе может быть компенсировано за счет дополнительных поступлений, прежде всего от нефтяной промышленности. Если ситуация изменится, а никто не может гарантировать, что она останется всегда благоприятной для России, тогда мы моментально поставим исполнение бюджета в затруднительное положение. Нам придется обращаться к резервам накопленным, к Стабилизационному фонду для того, чтобы сбалансировать бюджет или наращивать внешний долг России. Это не самый лучший выход. И именно на этой основе предложения о снижении ставки НДС активно пытается блокировать прежде всего Министерство финансов, впрочем, и Министерство экономики.

Сергей Сенинский: Владимир Пантюшин, инвестиционная компания "Ренессанс-Капитал":

Владимир Пантюшин: Я думаю, что собираемость налога точно повысится. Конечно, в зависимости от того, каков будет размер этого снижения. И в разговорах со многими бизнесменами как средних, так и мелких, так и крупных компаний, я практически везде слышал однозначное мнение: снижение ставки приведет к выходу значимого размера бизнеса из серого и черного ведения к белому. Поэтому в этом отношении очевидно, что собираемость повысится.

Сергей Сенинский: Евгений Гавриленков, инвестиционная компания "Тройка-Диалог":

Евгений Гавриленков: Я думаю, что если мы обсуждаем 13% уровень снижения налога на добавленную стоимость, то это вряд ли будет компенсировано расширением налоговой базы, собираемостью. По всем прогнозам динамика экспорта нефтепродуктов и газа, в частности, она будет тормозиться. И это будет обуславливать все меньший приток валюты в страну и, соответственно, доходов в федеральный бюджет, в то время как экономика сама по себе будет продолжать расширяться. Поэтому это достаточно рискованное решение - столь резкое снижение процентной ставки. Уже сейчас мы имеем ситуацию, когда более чем на 50% доходы федерального бюджета зависят от нефтегазовой отрасли в той или иной степени. И это очень серьезная зависимость.

Сергей Сенинский: Спасибо всем нашим собеседникам - в Москве, Таллинне, Варшаве, Берлине, Мадриде и Вашингтоне...

Перспективы и тактика белорусской оппозиции.

Ирина Лагунина: "Я хотел бы, чтобы революция в Беларуси походила на бархатную революцию в Чехии", - сказал лидер белорусской оппозиции Александр Милинкевич на прошедшем недавно в Праге "Форуме 2000" - собрании международных интеллектуальных и политических лидеров. Президентские выборы в этой стране состоятся менее чем через год. О перспективах и тактике белорусской оппозиции - Людмила Алексеева.

Людмила Алексеева: В Москву ненадолго приехали лидеры оппозиционных политических партий Белоруссии. Мне удалось побеседовать с одним из них - Анатолием Лебедьбко. Он председатель Объединенной Гражданской партии Белоруссии. В чем отличие белорусской политической оппозиции от российской? Белорусы сумели объединиться и выдвинули единого кандидата на предстоящие президентские выборы. Вот обо всем этом я и говорила с Анатолием Лебедько.

Анатолий Лебедько: Мы одна из старейших партий и появились в результате объединения, слияния двух демократических структур. Я делаю на этом акцент, потому что все мы знаем, как тяжело объединяются демократы. Нам удалось, и это прецедент в политической жизни Белоруссии, когда две структуры объединились в одну и многие поступились своими амбициями. И у нас, наверное, есть психологическое преимущество. Потому что над нами не довлеют кулуарные интриги, расколы. Мы, конечно, являемся одним из основных оппонентов Лукашенко. И известны громкие дела: похищение и убийство Виктора Гончара, Юрия Захаренко - это все члены Объединенной Гражданской партии. Нам помог объединиться Лукашенко, его жесткий режим. Мы посмотрели друг на друга и сказали: на самом деле все наши споры, все наши дискуссии происходит в замкнутом пространстве - это все бессмысленно.

Людмила Алексеева: Наверное, каждая из этих партий очень невелика. Потому что в условиях Белоруссии трудно иметь большую оппозицию.

Анатолий Лебедько: Да, действительно, это очень сложно, когда одним из направлений внутренней политики, одним из приоритетов является ликвидация политических оппонентов. Они в первую очередь сосредоточены на политических партиях.

Людмила Алексеева: Что же все-таки является общей целью, которая подвигла вас на такое трудное дело, как объединение столь разных людей?

Анатолий Лебедько: Цель одна - Беларусь должна быть демократическим государством. Вернуться к европейским демократическим ценностям - это для нас самое главное. В Белоруссии не действует принцип разделения властей, нет верховенства закона, у людей нет права выбора. И только вернув все это, мы можем сказать, что Беларусь не только географически находится в центре Европы, но и в системе ценностных координат - это самое важное. Наша цель - создать конфликт двух образов Белоруссии. Одна, которая ассоциируется с Лукашенко, а другая с теми людьми, которые готовы возвращать Беларусь к демократии. Если мы создаем такой конфликт в головах людей - это будет хорошим достижением и политических субъектов, и общественных организаций.

Людмила Алексеева: А свои источники информации у вас есть?

Анатолий Лебедько: Практически нет. Осталось несколько газет, но они ходят каждый день под угрозой ликвидации, экономической ликвидации, политической ликвидации.

Людмила Алексеева: Каковы тиражи этих газет, о которых вы сказали?

Анатолий Лебедько: Несопоставимые с тем, что имеет Лукашенко. К примеру, суммарный тираж всей независимой общественно-политической прессы недельной - это 350-360 тысяч. Одна лукашенковская газета "Советская Белоруссия" имеет суммарный недельный тираж порядка четырех миллионов. Поэтому сейчас набирает силу самиздат. Это не всегда может быть красиво, не всегда лощено, но мы стараемся откликаться очень быстро на проблемы. И если забастовал рынок, мы делаем очень быстро своими возможностями, на своей технике информационную продукцию и идем к ним и раздаем из рук в руки.

Людмила Алексеева: В советское время самиздат печатался на пишущих машинках под копирку. А сейчас это что такое? Какие у вас технические возможности?

Анатолий Лебедько: Начиная от ксерокса, обращаемся через электронную почту, передаем сделанный материал, можно сделать несколько ксерокопий и раздать. В Белоруссии очень большой интерес к Интернету. 20% людей заявили по последнему опросу, что они имеют возможность доступа к Интернету. Я думаю, это как раз попытка найти информацию, не найдя ее в белорусских телеканалах, в белорусском радио. Это стимулирует людей находить информацию в "паутине".

Людмила Алексеева: Пытаются власти как-нибудь этот ресурс подавить?

Анатолий Лебедько: Пытаются. Нас вызывают в прокуратуру. Но учитывая, что этот вопрос юридически не решен, все пока ограничивается беседами с прокурорами.

Людмила Алексеева: Вы говорите, 20% пользуется Интернетом. Но 20% - это недостаточно для успеха на выборах. Видимо, надо еще что-то делать?

Анатолий Лебедько: Наиболее доступный механизм работы с людьми - это от двери к двери. Когда были выборы в палату представителей, я сам лично и сотни моих коллег, мы просто ходили, каждый вечер проходили по сто квартир. И это то, что наиболее доступно. И мы можем готовиться именно через такую тяжелую, сложную работу.

Людмила Алексеева: Вы ходили от двери к двери, обходили людей просто по квартирам. Открывали вам двери? Как с вами разговаривали те, кто открывали?

Анатолий Лебедько: Это было общение, которое мне приносило иногда гораздо больше позитивных эмоций, чем общение с со своими единомышленниками. Это правда. Во-первых, для людей то, что к ним приходят домой, приходят люди, которые говорят другим языком, чем они слышат на радио и телевидении - это уже было интересно, как минимум. Я баллотировался в Минске, и по данным "экзит-пула" получил в первом туре 65% голосов. До этого я дважды выиграл парламентские кампании до Лукашенко, хотя там тоже были не демократические выборы. Поэтому такой опыт общения есть. Примерно из ста квартир две-три квартиры открывали, видели меня и говорили: "О, Лебедько! Все понятно. Ставленник всевозможных спецслужб, европейских, американских, мы все знаем". Но 95-97 квартир, люди готовы были разговаривать об их проблемах, об их нуждах, о том, какой может быть и должна быть Беларусь.

Людмила Алексеева: Предвыборная ситуация в Белоруссии весьма отличается от российской тем, что вам удалось выдвинуть единого кандидата от всей оппозиции. Как вы это организовали?

Анатолий Лебедько: Мы все сказали, что механизм определения единого депутата - это конгресс демократических сил. В 2001 году единый кандидат у нас тоже был. Во-первых, он появился слишком поздно, буквально за две недели до голосования, а во-вторых, он вышел из кулуар. Кулуары не способствуют ощущению соучастия в процессе у людей. Нам не позволили выйти на всех граждан республики Беларусь, но мы мобилизовали в эту деятельность активистов политических партий, общественных организаций. У нас во всех регионах прошли собрания по выдвижению делегатов на конгресс. Они проводились в тяжелых условиях, людей сажали в тюрьмы, людей преследовали. Но, тем не менее, мы сделали эту тяжелую работу. И Конгресс демократических сил на сегодняшний день на самом деле - это высший представительный орган, который представляет интересы не только демократов, но и всех сторонников перемен.

Людмила Алексеева: Вы уверены, что кандидат, выдвинутый на Конгрессе демократических сил, действительно будет поддерживаться всеми входящими в коалицию партиями и организациями? Вы не перессоритесь?

Анатолий Лебедько: Я думаю, что это получится. За плечами у нас большой опыт совместной работы. Мы все работали как печник, который бросает уголь в топку. Паровоз бежит, и прыгать с этого паровоза - это опасно. Дергать стоп-кран тоже опасно.

Положение этнических меньшинств в Сербии

Ирина Лагунина: Недавно Европейский парламент принял резолюцию, в которой высказана глубокая озабоченность состоянием прав национальных меньшинств и межэтническими отношениями в автономном крае Воеводина, на севере Сербии. Европа требует от Сербии восстановить реальную автономию Воеводины, которая существовала до 1989 года, и предлагает направить в край постоянных европейских наблюдателей. О ситуации в Воеводине рассказывает наш белградский корреспондент Айя Куге.

Айя Куге: До распада социалистической Югославии в Воеводине существовала полная межэтническая гармония. Эта главная сельскохозяйственная область в составе Сербии имела широкую автономию, которая была существенно ограничена только с приходом к власти Слободана Милошевича. С началом войны в бывшей Югославии в 1992 году положение национальных меньшинств начало ухудшатся. Многие люди, не принадлежащие к коренному народу, то есть к сербам, вынуждены были уехать под давлением националистов. В Воеводину прибыли десятки тысячи сербских беженцев из Хорватии, Боснии, Косово. Но и после демократических перемен, пять лет назад, надежды национальных меньшинств на существенное улучшение своего положения не оправдались. Сербские национал-экстремисты не скрывают, что другие народы в Сербии лишь нежелательные гости. И на стенах домов этих "нежелательных гостей" зачастую появляются надписи "убирайтесь с сербской земли!", разбиваются окна их церквей, разрушаются памятники на их кладбищах. Случаются драки и физические нападения на цыган, румын, мусульман, венгров.

Премьер-министр автономного края Воеводина Боян Пайтич, однако, не считает, что ситуация может улучшиться, если в крае будут размещены европейские наблюдатели. Наоборот, он, как и остальные сербские политики, уверен, что серьезность проблемы преувеличена.

Боян Пайтич: Если проанализировать инциденты, видно, что в 70% случаев их совершили несовершеннолетние под действием алкоголя, поздней ночью. Поэтому резолюция европейского парламента вряд ли описывает настоящую картину Воеводины. Инциденты у нас - это исключение, а не правило. Конечно, каждый случай межнационального противостояния представляет опасность, и надо это осуждать. В принципе, мы, действительно, являемся обществом, которое должно лечиться именно от межнациональной нетерпимости, потому что эта проблема стоит у нас серьезно. Это особо относится к молодым поколениям. Но у нас есть внутренние механизмы, позволяющие исправить ситуацию. Я настаиваю на том, что надо разработать стратегию по вопросам национальных меньшинств.

Айя Куге: Воеводину всегда называли "Малой Европой". Тридцать четыре процента её двухмиллионного населения - национальные меньшинства, более двадцати разных народов. По мнению главы белградского Хельсинского комитета по правам человека Сони Бисерко, Сербии нечего возмущаться тем, что вопрос о положении национальных меньшинств в Воеводине поднят на международном уровне.

Соня Бисерко: Проблемы национальных меньшинств у нас появились не вчера. Это - последствие политики Слободана Милошевича, которая и после перемен до конца не разрушена. Этнические меньшинства активно участвовали в этих переменах и поэтому ожидали, что их положение существенно улучшится. Однако после последних выборов 2003 года националистическое движение стало намного более радикальным, снова появился ультранационализм. Согласно некоторым сообщениям полиции, в Воеводине произошло 400 инцидентов, позже это число было сведено к 80-90. Но проблема не только как таковые столкновения на национальной почве. Речь идёт о глубоком недоверии между национальными меньшинствами и сербским большинством, недоверие, которое длиться более 15 лет. В этот период велась политика исключения меньшинств из политической и экономической жизни. Инциденты являются показателем общей ситуации, а их число стало уменьшаться после того, как проблема приняла международный характер: Венгрия, как достаточно сильная страна Евросоюза, подняла вопрос положения своих соплеменников в Воеводине. Европа включила этот вопрос в повестку дня, не для того, чтобы поставить Сербию в неприятное положение, а потому, что у нее на руках были факты - сообщения разных организаций, в том числе, и собственных наблюдателей, побывавших на месте. Это не шаг против Сербии, это способ помочь ей решить проблемы.

Айя Куге: Вопрос о нарушения прав национальных меньшинств в Воеводине рассматривался в Европейском парламенте, как заметила Соня Бисерко, по инициативе венгерских депутатов. Сербские власти считают, что венгры подняли эту проблему исключительно по своим внутриполитическим причинам. В Венгрии приближаются выборы, и оппозиционные партии обвиняют правящих социалистов в том, что те не заботятся о положении венгров в других государствах. А три венгерские партии в Воеводине также соревнуются, кто будет главным защитником национального венгерского корпуса в Сербии.

В Сербии существует министерство по правам человека и национальным меньшинствам. Его возглавляет Расим Ляич. Он не отрицает, что есть межэтнические столкновения и проблемы, но не считает ситуацию серьёзной.

Расим Ляич: Нельзя утверждать, что все эти нападки совершаются исключительно из-за националистических настроений. Было 88 инцидентов. Однако лишь 13 из них квалифицированы как разжигание национальной и религиозной ненависти. Все инциденты против венгров расследованы. Правда, органы правосудия медлительные, но это относительно ко всем национальностям - судебные разбирательства тянутся долго. Венгерские представители оспаривают то, что не каждый инцидент квалифицируется как разжигание национальной ненависти. Иногда это считается просто дракой или нарушением общественного порядка. Но эти упрёки - в адрес органов правосудия...

Айя Куге: Сербские политики уверенны, что утверждения Венгрии и Евросоюза о том, что Сербия не старается сохранить многоэтнический характер Воеводины, не соответствует реальным фактам, что эти факты надуты и на основе них делаются ошибочные выводы.

Директор Хельсинского комитета Соня Бисерко думает иначе.

Соня Бисерко: Мы здесь привыкли, что мерой серьёзности конфликта является война или кровавое насилие, где непременно должны быть убитые. Однако серьёзным является каждый инцидент межэтнического характера. Сейчас Сербия как государство, даже несмотря на то, что она не согласна с оценками Европы, должна открыто исследовать проблему. До сих пор у правительства не было действенной политики в отношении нацменьшинств.

Айя Куге: Законы, обеспечивающие коллективные и индивидуальные права национальных меньшинств в Сербии, считаются одними из самых демократических в Европе. В Воеводине, наряду с сербским, государственными, то есть официальными, признаны ещё пять языков других народов. Люди, принадлежащие к этим национальным общинам - венгры, румыны, русины, словаки, хорваты и все те, кто в компактном районе проживания составляют 15% от общего населения, могут пользоваться своими языками в муниципалитета, выступать на родном языке перед судом. Около восьмидесяти процентов детей национальных меньшинств получают образование на своем языке - от детских садов до университетов. В Воеводине, где пятнадцать процентов населения венгры, около восьмидесяти основных и тридцати венгерских школ. Государство финансирует 17 газет на языках национальностей. Национальные меньшинства имеют свои Национальные Советы, которые заботятся об образовании, сохранении языков и национальных культур, о развитии собственных средств массовой информации. Но чтобы лучше понять проблемы, я поговорила с журналистом из Воеводины, Михалем Рамачем, который сам принадлежит к русинскому национальному меньшинству.

Михаль Рамач: Если посмотреть бегло и поверхностно, атмосфера мало отличается от той, двадцать лет назад, когда в Воеводине не было никаких межнациональных трений. Однако, чувствуются недоверие, национальная изоляция и одновременно самоизоляция меньшинств - как в плане культуры, так и политически. Это ясно проявляется в газетах, на радио и в телевизионных программах. Газеты национальных меньшинств занимаются почти только своими, а сербские средства информации - своими национальными вопросами. В них крайне редко упоминаются, например, книги, которые выходят на словацком, русинском, румынском языках, и наоборот. В газетах на венгерском, румынском трудно найти какую-либо информацию о культуре сербского народа. Существует какая-то самодостаточность. Это, вероятно, порождается тем, что с начала девяностых годов шёл процесс создания этнически чистых территорий в Хорватии, Боснии, а потом и в Косово. В Воеводине ощущается страх, что этот процесс, не обязательно этнически чистых государств, но хотя бы городов или территориально компактно изолированных национальных общин, будет продолжаться. Есть и дополнительная причина, вызывающая беспокойство: экономический кризис, который нацменьшинства чувствуют болезненнее. Они видят, что сербы легче находят работу. А представители государственных органов не упускают возможность заявить, что национальные меньшинства в Сербии имеют вся права по самым высоким европейским и мировым стандартам, порой даже подчёркивая: "МЫ ДАЛИ меньшинствам вся права". У граждан сербской национальности, которые чувствуют, что они не имеют вся права, это вызывает возмущение: мы им дали всё, а сами не имеем ничего.

Айя Куге: В Воеводине за последнее десятилетие дистанция между разными национальностями увеличилась. Молодёжь даже порой идёт в отдельные кафе - сербы в свои, венгры - в свои...

Михаль Рамач: В этнически чистых деревнях, особенно словацких, русинских, венгерских, население спокойно пользуется своим языком. Однако в городах, в административном центре края Новы Сад, очень хорошо видно, что граждане, принадлежащие к нацменьшинствам, в магазине, в городском автобусе, даже между собой говорят по-сербски, а если на своём языке - то тихо. Чувствуется этот страх: лучше не будем бросать вызов большинству, сербам, не будем слишком акцентировать, что мы другие. А что тогда остаётся меньшинствам? Покорность - только она никому не мешает. Видна эта атмосфера и в телепрограммах национальных меньшинств - 90% из них фольклор, потому что это никого не раздражает. Серьёзные проблемы там не обсуждаются, а если и упоминаются, то в форме общих политических фраз, которые, по сути, мало чего значат.

Инциденты провоцируют отдельные люди, или

небольшие организованные группы, с молчаливого благословения государства. Власти помалкивают не потому, что им этого хочется, а потому, что не знают, что предпринять, чтобы не портить отношения с большинством.

"Испанский переход". Вторая часть цикла о 30-летии смены франкистского режима.

Ирина Лагунина: В этом году исполняется 30 лет с начала "перехода" от диктатуры к демократии в Испании. Этот период, охвативший вторую половину 70-х годов, был призван покончить с наследием последней авторитарной диктатуры в Западной Европе - франкизмом. Что представлял собой режим генералиссимуса Франсиско Франко? Ответ - в заметках нашего корреспондента в Мадриде Виктора Черецкого.

Виктор Черецкий: "Каудиль"-вождь Франко правил Испанией 36 лет: с 1939-го по 75-ый год. К власти он пришел в результате военного мятежа против республиканского правительства Испании и трехлетней гражданской войны, победу в которой одержал благодаря военной помощи Гитлера и Муссолини. На первый взгляд франкистский режим весьма напоминал режимы своих германо-итальянских спонсоров: репрессии против демократов, милитаризм, фашистская символика и риторика, однопартийная система и так далее.

Однако уже с самого начала были и существенные отличия. Франко оказался значительно дальновидней своих союзников: он наотрез отказался участвовать во второй мировой войне, терпимо отнесся к евреям, а позднее умело применил в Испании политику "кнута и пряника", что и позволило ему сохранить свой режим на многие годы.

Кстати, сам режим с годами менялся. Срабатывал инстинкт самосохранения, ведь ортодоксальная фашистская диктатура вряд ли смогла бы выжить в окружении демократических стран Западной Европы. Своих доморощенных активистов из "испанской фаланги", партии нацистского типа, Франко недолюбливал и даже призирал как плебеев, хотя и пользовался их услугами. В конце концов, многих фалангистов он посадил, а правящую партию переименовал в Национальное движение.

Сесар Видаль, историк и писатель, автор нескольких монографий о режиме генерала Франко:

Сесар Видель: Франко, в первую очередь, был типично испанским консерватором. Он не столько был заинтересован в создании однопартийного тоталитарного государства, сколько в деполитизации общества с целью его стабилизации. Рассказывают, что генерал однажды заявил своим министрам, что ему претит политика и что он старается в нее не вмешиваться. Режим Франко защищал так называемые "традиционные испанские ценности", основанные в основном на католицизме, а также способствовал экономическому развитию страны в попытках создать средний класс. Его завещанием было восстановление наиболее традиционной для Испании формы правления - монархии.

Виктор Черецкий: Тем не менее, первые годы франкизма были, если так можно выразиться, весьма характерными для любой свирепой диктатуры. Это были годы репрессий, нищеты и голода. Те из демократов, кто не успел или не захотел уехать из страны, арестовывались, подвергались пыткам. Тысячи людей были расстреляны без суда и следствия. Другие получили длительные сроки и были отправлены в трудовые лагеря. Всего за годы войны и последующих репрессий погибло более миллиона испанцев. 50 тысяч человек до сих пор считаются пропавшими без вести. Иммигрировала практически вся творческая интеллигенция. В стране царствовал дух доносительства. Повсюду действовали фалангистские комитеты, которые выявляли потенциальных "врагов" режима и строчили на них доносы.

Аделина Роспиде, член ассоциации жертв франкистской диктатуры. Ее отец-социалист был арестован и умер в тюрьме:

Аделина Роспиде: Франко не терпел какой-либо политической оппозиции. Он маниакально ненавидел масонов, считая их либералами, и коммунистов. Здесь репрессии не знали границ. 40-ые годы сопровождались постоянными чистками, показательными процессами, приговорами. Ненависть к масонам у Франко была продиктована личными мотивами. Еще в молодости он пытался вступить в ложу, в которой состояли многие его коллеги военные. Но Франко не приняли, возможно, за зверства, которыми он отличался во время колониальной войны в Марокко. Так что масонов он возненавидел и преследовал всю жизнь, как и всех, кто проявлял свободолюбивый дух.

Виктор Черецкий: Во внешней политике, несмотря на всю свою осторожность, Франко, по признанию его биографов, все же совершил одну непоправимую ошибку - послал в годы второй мировой войны добровольцев - так называемую "Голубую дивизию" на Восток. Голубой считался цветом испанских фашистов, как коричневый - немецких. И эта ошибка довольно дорого обошлась Испании. Дивизию разгромили на Волховском и Ленинградском фронтах. В 43-ем году остатки "голубых" бежали в Испанию.

Кроме того, когда уже после войны Франко обратился с просьбой вернуть испанский золотой запас, эвакуированный в СССР в 1936 году - в начале гражданской войны, Москва предъявили ему встречное требование - заплатить репарации за ущерб, нанесенный Новгородской и другим областям, где воевала "Голубая дивизия". Размер ущерба в несколько раз превышал золотой запас. Так что испанское золото осталось в Советском Союзе.

Что касается восстановления традиционных, то есть средневековых, устоев Испании, то здесь франкизм явно "преуспел". Примером может служить положение, в котором оказались испанские женщины.

Аделина Роспиде:

Аделина Роспиде: Замужняя женщина, к примеру, не имела никаких прав. Она не могла даже распоряжаться имуществом, которое получала от родителей. Ее полным господином был муж. Женщина не имела права получить заграничный паспорт без согласия мужа, работать по найму и даже иметь свой собственный счет в банке. Женщина, работающая в торговле, не могла подписывать финансовые документы, даже если магазин перешел ей по наследству. Уделом женщины был дом и церковь. Разводы и аборты были строжайше запрещены.

Виктор Черецкий: Впрочем, уже в пятидесятые годы диктатор вынужден был смягчить законодательство. В стране стал развиваться иностранный туризм. Иностранцев, приезжающих в Испанию на летний отдых, диктатор решил не пугать средневековым бытом. Женщины получили кое-какие права. Однако разводы были разрешены только после смерти диктатора.

Одновременно испанская, как и всякая другая диктатура, очень заботилась об идеологическом воспитании молодежи. Рассказывает бывший член так называемой "детской фаланги", ныне пенсионер Хуан Антонио Миранда:

Хуан Антонио Миранда: Организация испанской молодежи - "детская фаланга" ставила своей задачей воспитание последователей франкистского режима. Участие в ней не было обязательным, однако, многие записывались в фалангу, поскольку это давало возможность, к примеру, бесплатно приобщаться к спорту, заниматься в кружках по интересам или проводить лето в оздоровительном лагере. Других детских организаций в стране не было: только фаланга.

Виктор Черецкий: Ячейки "детской фаланги" имелись во всех школах. Дети-фалангисты всячески поощрялись властями как "передовой отряд" испанской молодежи. Считалось, что само членство в организации уже являлось залогом благонадежности, а посему зачет по обществоведению ставился автоматически.

А между тем, чтобы пользоваться льготами юного фалангиста - например, стадионом и шахматным клубом - надо было доказывать свою лояльность режиму участием в уличных шествиях - маршировать в форме под барабанный бой - или давать концерты для ветеранов. Идеологическая обработка велась постоянно. В первую очередь, детям внушалось, что они - будущие защитники родины, "великой и неделимой" Испании, которая окружена "врагами". О "врагах" говорили постоянно.

Хуан Антонио Миранда: Главными врагами были Великобритания, которая, якобы, похитила у нас Гибралтар, и, разумеется, мировой коммунизм во главе с Россией. Предел глупости наступил, когда национальным героем был объявлен футболист Марселино, забившей сборной России гол на первенстве Европы.

Виктор Черецкий: Правда, все это были "враги" внешние, ну а внутренними, кроме всё тех же масонов и коммунистов, были региональные националисты - каталонцы и баски, которые якобы стремились расколоть единство Испании. Чтобы предупредить крамолу, Франко запретил этим народностям, ранее имевшим широкую автономию, даже разговаривать на родном языке и, тем более, печатать на нем книги или газеты. Любые проявления национальной самобытности всячески подавлялись.

Ману Арамбуру, профсоюзный активист из города Сан-Себастьян, Страна басков:

Ману Арамбуру: Людей вывозили из тюрьмы по ночам и расстреливали. Трупы зарывали в братских могилах. Так здесь погибло примерно полторы тысячи басков. Тысячи провели годы за решеткой. Все баски для Франко были предателями. Франкисты дошли до того, что уничтожили на кладбищах все надгробия с надписями на баскском языке. Преследования продолжались до самой смерти Франко.

Виктор Черецкий: Естественно, на одних репрессиях, средневековых порядках и промывании мозгов молодежи режим долго удержаться не мог. Тем более что после гражданской войны страна лежала в руинах, а на карточки рабочим выдавали только плохо пропеченный хлеб и несвежие сардины. Чтобы поправить ситуацию, диктатура приняла решение разрешить испанцам ездить на заработки за границу - во Францию, Швейцарию, Германию, Великобританию, Голландию и другие страны. До миллиона граждан выехали в пятидесятые годы за рубеж.

Разрешив свободный выезд, Франко убил сразу даже не двух, а трех зайцев: выпустил из страны всех недовольных - потенциальных бунтовщиков, покончил с безработицей и обеспечил приток иностранной валюты. Ведь иммигранты, в основном, мужчины, стали присылать в Испанию заработанные деньги на содержание своих родных и близких.

Одновременно Франко взял под государственный контроль все основные отрасли экономики и стал вкладывать немалые средства в туристскую отрасль, которая со временем начала приносить невиданные доходы.

Историк и писатель Сесар Видаль:

Сесар Видаль: Я полагаю, что положительной стороной режима Франко было внимание, которое он уделял экономическому развитию, особенно в 60-ые годы, когда в Испании произошла подлинная индустриальная революция. Затем, на основе экономического подъема ему удалось создать так называемый "средний класс", дающий стабильность обществу и препятствующий возможности революций. И третье, что удалось Франко, это подготовить безболезненный переход от своей диктатуры к монархии. Хотя он, видимо, не думал о переходе к демократической форме правления - к монархии конституционной, которая, в конце концов, была установлена в Испании. Так что нынешний монарх - это его ставленник.

Виктор Черецкий: Франко строил заводы и гостиницы, дороги и мосты, водохранилища и каналы. И не только это. В годы его правления началось массовое строительство недорогого жилья для рабочих, больниц, профсоюзных пансионатов. У трудящихся не было никаких политических прав, а официальные, так называемые "вертикальные профсоюзы", занимались разве что распределением льготных путевок. Но зато экономических и социальных прав было сколько угодно. Режим заигрывал с народом. Быстрый рост благосостояния, по признаниям деятелей режима, прекрасно отвлекал людей от политики - от отсутствия партий, демократических свобод, от цензуры в искусстве и литературе. Теперь многие ветераны- антифранкисты, полушутя, полувсерьез говорят: "Когда мы боролись с Франко, нам жилось лучше!", имея в виду постоянные социально-экономические кризисы, которые стала испытывать постфранкистская либерализованная Испания.

Аделина Роспиде, активистка ассоциации жертв франкизма:

Аделина Роспиде: Франко сделал для рабочих больше, чем все последние демократические правительства вместе взятые. Лучшие больницы, которые существуют сегодня в Испании, были построены Франко для системы социального страхования. Люди получали новые квартиры бесплатно или же за небольшие, чисто условные деньги. При министре труда Хироне судьям было дано указание решать трудовые споры по преимуществу в пользу трудящихся. И при всем этом, в политике никаких изменений не было: все та же железная рука диктатуры.

Виктор Черецкий: Впрочем, последнее, довольно спорно. Действительно, еще буквально за несколько месяцев до своей кончины Франко продолжал в публичных выступлениях проклинать масонов, коммунистов и анархистов, которые якобы наводнили весь мир и ведут этот мир к гибели. Но на самом деле режим уже давно был не таким, как раньше. Послабления чувствовались во всем: на предприятиях негласно хозяйничали, руководимые коммунистами, профсоюзы "Рабочие комиссии", чиновники рассказывали анекдоты о маразме престарелого "каудильо", министры называли себя либералами и открыто говорили о скорых преобразованиях, в магазинах продавалась марксистская литература, и несколько сот оставшихся политзаключенных пыткам уже не подвергались - в тюрьме по выходным им разрешалось пить вино, а будни они заполняли философскими дискуссиями и игрой в волейбол. Как грибы после дождя появлялись газеты и журналы, обличающие режим, и цензура с ними уже не справлялась.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены